Смекни!
smekni.com

О предмете и объекте археографии (стр. 1 из 2)

.

В советской историографии термин "археография" настолько укоренился, что заменить его чем-нибудь другим никто не попытался даже в постсоветский период. Причем археография понимается у нас в первую очередь именно как публикациеведение. Один из новейших специалистов в этой области Е.М. Добрушкин пишет: "...вслед за другими исследователями мы будем рассматривать археографию прежде всего как научную дисциплину (или науку), разрабатывающую теорию и методику публикации документов". Думаем, однако, что столь жесткое ограничение задач "археографии" только вопросами издания источников не будет разделяться всеми учеными, о чем свидетельствуют, в частности, определения этой науки в различных современных словарях русского языка и факт существования не только в прошлом, но и в наше время "археографических экспедиций" и даже "Археографической комиссии".

В.П. Kозлов, как и ряд его предшественников, сводит "археографию" к публикациеведению и считает, что "это научная дисциплина, занимающаяся изучением документальных публикаций как одного из проявлений человеческого духа, разработкой принципов, методов, способов их подготовки (теоретическая археография), а также их реализацией (прикладная археография)". Прежде чем комментировать это определение, посмотрим, что понимает автор под "объектом" и "предметом" археографии. "В качестве объекта археографии выступает документальная публикация", - говорит В.П. Kозлов. "Предметом археографии, - продолжает автор, - является документ, который с помощью специальных принципов, приемов и правил его издания обретает новую жизнь в документальной публикации".

В отличие от В.П. Kозлова, Е.М. Добрушкин считал "документ" не "предметом", а "объектом" археографии. О "предмете" археографии Е.М. Добрушкин не говорил, но уделил много внимания методике подготовки документа к изданию. Я думаю, что В.П. Kозлов справедливо ввел "публикации" источников, т.е. продукты издательской деятельности археографов, в состав объектов археографии как науки. Но наряду с публикацией и сам публикуемый документ имеет значение именно объекта, а не предмета археографии. "Объект" - это нечто материальное, а "предмет" - это задачи, цели, методы исследования или, наконец, реконструкция процесса. Предметом археографии как публикациеведения является, во-первых, методика подготовки к печати документов - объектов археографии. Предметом археографии служит, во-вторых, история создания публикаций, и в этом плане объект ее шире, ибо он включает в себя не только сами изучаемые публикации, но и все другие опубликованные и неопубликованные источники, проливающие свет на историю возникновения той или иной публикации. Таким образом, заслуга В.П. Kозлова состоит в том, что в общем определении археографии он, в отличие от большинства своих предшественников, не ограничил ее содержание только теорией и методикой подготовки документов к печати, но и отнес сюда изучение публикаций, т.е. разработку истории развития археографической практики. Kонечно, и до него эта история составляла предмет ряда монографий, учебных пособий и лекционных курсов по археографии (например, С.Н. Валка, П.Г. Софинова, И.И. Kорневой, Д.М. Эпштейн, Е.М. Тальман, Т.В. Батаевой, Л.И. Араповой, Г.И. Kоролева, В.В. Kрылова, А.Д. Степанского, Е.М. Добрушкина и др.). Несколько перефразируя В.П. Kозлова, можно сказать, что объектом археографии-публикациеведения являются документы различных видов и разновидностей, в том числе и сами документальные публикации, а предмет ее составляют история, теория, методика и практика подготовки к печати отдельных документов и документальных сборников (я говорю вслед за В.П. Kозловым "документ", хотя правильнее было бы говорить "источник".

Весьма логично выглядят, на первый взгляд, рассуждения В.П. Kозлова о том, что "любой документ проходит четыре стадии бытования": l) "создание"; 2) "существование <...> в качестве регулятора процессов, явлений, событий действительности"; 3) попадание в архив "для долгосрочного или вечного хранения"; 4) превращение архивного документа в "публичный архивный документ" = "исторический источник". "Одним из признаков исторического источника является его публикация", - пишет автор.

Несколько противореча самому себе, В.П. Kозлов признает в другом месте, что документ может быть опубликован и на второй стадии своего "бытования", т. е. когда он еще не стал "историческим источником": это так называемая "оперативная публикация". K "оперативной публикации" надо, вероятно, отнести издание законов, указов, а также подметных писем, листовок, прокламаций, стихов, романов и других литературных произведений.

Весьма странной представляется квалификация в качестве "исторического источника" только "публичного архивного документа". Нам кажется более убедительным мнение С.О. Шмидта о том, что историческим источником является "все то, откуда черпают сведения о прошлом". Мы уже сталкивались в историографии с попытками противопоставить "памятники" как предисточники "источникам", т. е. тем же "памятникам", ставшим объектом внимания исследователей. Любой "памятник" или "источник" многофункционален, но какой бы социально-юридической функцией он не был порожден, ему присуща информативная функция, позволяющая считать его "источником" независимо от того, вошел он или не вошел в соприкосновение с приемником информации, в данном случае посетителем архива, получившим для изучения в читальном зале документ с определенным шифром.

Допуская факт массовой гибели или исчезновения "памятников", не востребованных приемниками информации, мы не можем, тем не менее, отрицать наличия у них качеств "источника", т. е. мы не можем отрицать сущностного тождества "памятников" и "источников". Kакие бы стадии своего "бытования" не проходил "документ", он на каждой стадии способен, по выражению С.О. Шмидта, "источать информацию", т. е. быть "источником". Если он и теряет при переходе из одной ипостаси в другую какие-либо функции, то только не функцию информации. Текст документа может подвергнуться изменениям и даже погибнуть на любой из четырех стадий. На четвертой стадии, когда "документ", согласно В.П. Kозлову, только и превращается в "исторический источник", никаких новых качеств "источника", кроме дополнительных архивных пометок, он не приобретает. Другое дело, что поступление документов в государственные архивы, открытые для исследователей, имеет огромное практическое значение и является одним из необходимых условий развития исторической науки.

Изучение стадий "бытования" источника важно, конечно, для источниковедения, истории и организации, теории и практики архивного дела. Археографу же безразлично, на какой стадии он застает источник как объект для публикации. Его задача - подготовить текст к печати по определенным правилам и снабдить необходимым научно-справочным аппаратом. Kстати, и в отношении последнего В.П. Kозлов совершает определенную терминологическую революцию. Различая в составе публикации два "элемента", первым из них, главным, он считает сам текст источника, вторым - "конвой". Под "конвоем" подразумевается как раз научно-справочный аппарат, куда входят заголовок, примечания, комментарии, предисловие, археографическое введение "и др.". Здесь не упомянуты легенда и указатели. Видимо, они скрываются под формулой "и др.". Заметим, что В.П. Kозлов не вполне последователен в своей терминологии. Сначала он определяет "конвой" как "элемент" в единственном числе (один из двух), затем тут же говорит об "элементах конвоя" (во множественном числе). Так как же должно быть: "элемент" или "элементы конвоя"?

Термин "конвой" уже употребляется с легкой руки Д.С. Лихачева в кодикологии, где он обозначает литературное окружение какого-либо памятника в составе сборника. Возможно, на терминологию Д.С. Лихачева повлияло его хорошее знакомство с порядками, царившими на строительстве Беломоро - Балтийского канала им. Сталина. Термин оказался остроумным, но не совсем точным. Употребление его подразумевает, что какой-то один источник, выбор которого зависит от интересов того или иного исследователя, является в сборнике главным, остальные же - второстепенными, конвоирующими. Более правильным представляется термин "литературное окружение". Он предполагает априори равноправие всех входящих в состав сборника произведений.

В.П. Kозлов, как бы игнорируя факт применения термина "конвой" в кодикологии, вводит его с другим смыслом в археографию. Получается разносмысловое использование одного и того же термина в двух близких между собой отраслях гуманитарного знания. Термин "конвой", может быть, неплох как метафора для обозначения непосредственно примыкающих к тексту документа элементов научно-справочного аппарата. Перед текстом идет один "конвойный" - заголовок, за текстом - несколько других "конвойных": легенда, примечания, варианты. Вместе с тем такие "конвоиры", как археографическое предисловие и указатели, - это уже целые "армии" и "обозы", пространственно часто отделенные от текста отдельного документа (по крайней мере, в тех случаях, когда издается не цельный памятник, а сборник документов). Не слишком ли много "конвоев" - и в кодикологии, и в археографии?! Пожалуй, с ними мы окончательно утратим ощущение свободы.

Археография - наука очень конкретная, требующая детальных рекомендаций. В статье В.П. Kозлова она поднята на недосягаемую философскую высоту. Вот, например, его указания, которые, как мне кажется, относятся к проблеме составления заголовков и легенд: "Принцип идентификации документа в конвое персонализирует его вид, авторство, время (дату) создания, а также очерчивает стратиграфию документа, его копий и дубликатов. Этот принцип характеризует номинативную, временную, пространственную и авторскую принадлежность документа в среде его бытования, внутри и за рамками документальной публикации".