Помимо самих адыгов, адыгским языком владеют армяне (черкесо-гаи г.Армавира и а. Бжеду-хабль), греки (урым), татары (тэтэрхэр) и таты (къурщ джутхэр), живущие постоянно в Адыгее, Черкесии и Кабарде. Ближайшими "родственниками" адыгов являются абхазы (абхъаз), с которыми они составляют одну из абхазо-адыгских групп аборигенных кавказских языков. С древнейших времен они живут бок о бок с адыгским племенем шапсугов-хакучинцев. По убеждению самих абхазов и адыгов, они происходят от одного народа-основы.
Эту мысль облек в образную и удачную форму Ш. Инал-Ипа: "Абхазо-адыгская группа происходит из единого языка-основы, хотя этого языка-предка, давшего им начало, давно уже нет в живых: он исчез, как зерно, из которого выросло ветвистое дерево". Ему вторит абхазский историк Г. Дзидзария: "Адыги и абхазы имеют общий корень происхождения".
Близкое общение с русским народом вызвало у адыгов потребность в изучении русского языка. Еще в 1867 г. адыгский просветитель Кази Атажукин писал: "Адыги и теперь сильно ощущают необходимость знания русского языка, а будучи грамотными, они найдут средства к удовлетворению этой потребности". В самом начале XX в. В. Васильев также обращал внимание, что "... у черкесов велико стремление к русскому языку и русскому образованию". Он особо отметил, что "почти нет такого взрослого темиргоевца, который не говорил бы, хотя и плохо, по-русски". Весьма образно подчеркнул эту мысль просветитель адыгского народа С. Сиюхов (1912): "В практической жизни черкесы в сильной степени нуждаются в знании русского языка и грамоты, нуждаются до боли, до крика". Однако, когда русский язык власти попытались насаждать насильно, "из-под палки", - народ сразу почувствовал это. Как отмечает И. Куценко, в начале XX в. среди народов потребовалось введение "русского официального письмоводства". Но вводилось-то оно не "нейтрально", для облегчения дружеского межнационального общения, а было ненавистной для горцев стороной насильственного, полицейского насаждения господства и потому вызывало резко отрицательное отношение.
3.2. Развитие письменности
Наряду с арабской у горцев в XIX веке развивалась собственная письменность. Около 1821 года составил адыгскую (черкесскую) азбуку шапсуг Эфенди Магомет Шапсугов. В конце 30-х годов XIX века Гра-щилевский создал черкесский алфавит, по которому обучал русскому и черкесскому языкам военнослужащих — черкесов Кавказского горского полуэскадрона.
Основной вклад в разработку письменности черкесского и кабардинского языков внесли адыгские просветители Хан-Гирей (1808—1842), Ш. Б. Ногмов (1794-1844) и Д. С. Кодзоков (1818-1893). В 30-х годах XIX века Хан-Гирей составил черкесскую азбуку, при помощи которой записывал адыгские предания, песни и сказания. Рассказы его публиковал в 1836— 1837 годах А. С. Пушкин в журнале «Современник». Оставленные Хан-Гиреем «Записки о Черкессии» являются ценнейшим источником по истории, культуре и этнографии народов Западного Кавказа.
Ш. Б. Ногмов обучался в медресе аула Эндери в Кумыкии, однако не стал муллой, а поступил на русскую военную службу в Кавказский горский полуэскадрон. Изучив русский язык, он в 1830 году уехал для продолжения образования в Петербург. Здесь он познакомился с крупным ученым-востоковедом Ф. Шармуа, заведовавшим кафедрой персидского языка в Петербургском университете. Возвратившись в 1833 году на Кавказ, в Тифлис, Ногмов приступает к работе над главным трудом своей жизни — «Начальные правила кабардинской грамматики». Помощниками и советчиками его в этом деле являлись академик А. М. Шегрен и кабардинский просветитель и общественный деятель Д. С. Кодзоков. В 1840 году работа была завершена. В предисловии к грамматике Ш. Б. Ногмов писал: «Я сделал, сколько мог, и старался сделать сколь возможно лучше. Молю Провидение и единого Бога, чтобы явился мне последователь в любви к народному языку... но последователь более искусный и сведущий...» Заслуга разработки осетинского алфавита на основе грузинского письма принадлежит учителю Тифлисской духовной семинарии И. Г. Ялгузидзе (р. 1775), выходцу из Южной Осетии. Полученное Ялгузидзе образование, знание языков (осетинского, грузинского и русского), популярность в народе давали ему возможность выступать в роли посредника между российскими и грузинскими властями, с одной стороны, и осетинскими обществами — с другой. В 1821 году в Тифлисе был издан первый осетинский букварь, по которому обучали грамоте осетинских детей на родном языке при церквях и монастырях.
Составление первой научной грамматики осетинского языка связано с именем упоминавшегося выше академика А. М. Шегрена. В 1844 году в издании Академии наук вышел его труд «Осетинская грамматика с кратким словарем осетино-русским и российско-осетинским». Осетинский алфавит на русской основе, составленный Шегреном, сыграл большую роль в развитии осетинской письменности и не потерял своего научного значения до сих пор.
В Дагестане в первой половине XIX века получила развитие письменность на местных языках, основанная на арабской графике, — так называемая ад-жамская система письма.
Около четверти века трудился на поприще кавказского языкознания П. Услар. На Кавказе им были завершены фундаментальные труды по аварскому, даргинскому, лакскому, лезгинскому, табасаранскому и чеченскому языкам. В создании чеченского букваря на основе русского алфавита (кириллицы) и первой чеченской грамматики Услару помогал чеченский этнограф У. Лаудаев.
П. Услар писал: «Уже много веков тому назад горцы сознали необходимость письменности для скрепления разного рода гражданских договоров. Но письменность в горах одна лишь арабская, нотариусами — одни лишь знатоки арабского языка. Без таковых ученых горцы обойтись не могут. Для наших административных распоряжений в горах необходима письменность; русская чужда горцам, туземной не существует: существует одна лишь арабская».
Полагая, что «арабский язык объединяет собою все враждебные нам элементы в Дагестане», Услар предлагал открытие новых школ с обучением на русском языке: « Тогда только можно надеяться на постоянное осуществление наших намерений и русский язык может вступать в соперничество с арабским».
Вместе с тем П. Услар советовал: «Выучите сначала ученика-горца грамоте на родном языке, и от него перейдете к русской... Русский язык, сближение с русской жизнью, хотя бы даже только умственно, бесконечно важны для будущности Кавказа».
Многие звуки горской речи не находят аналогов в других языках, и для обозначения их в алфавит, как в кириллицу, так и в латиницу, приходилось добавлять специальные знаки.
Вместе с тем в ряде кавказских языков нет некоторых букв, имеющихся в европейских алфавитах. В таких случаях при заимствованиях отсутствующие буквы заменяются близкими по звучанию. К примеру, в некоторых языках нет буквы «ф», в ряде случаев перед сдвоенными согласными добавляется «у» или «и» у абхазов аптека уже «ааптека», магазин — «амагазин»... Чеченцы и аварцы скажут не «шкаф», а «ишкап». Галоши могут превратиться в «калущал». Иногда сдвоенные согласные разбиваются гласными: «краска» может звучать как «караска». Схожая ситуация и во многих других кавказских языках.
3.3. У истоков адыгской словесности
Своеобразным и тернистым был путь, пройденный адыгской письменностью. У истоков ее стояли наиболее прогрессивные и выдающиеся личности выдвинутые самой эпохой. В их ряду почетное место занимает адыгский просветитель Умар Хапхалович Берсей. Его жизнь выступает наглядным примером беззаветного служения своему народу У. Берсей родился в 1807 г. в Абадзехии — краю западных адыгов. В раннем детстве судьба уготовила ему трагическую участь — в 1815 г. восьмилетним он попал в рабство и оказался в Турции. Его хозяин обратил внимание на способности мальчика и дал ему хорошее домашнее образование. В этот период У. Берсей достаточно глубоко изучил турецкий и арабский языки. Достигнув совершеннолетия, он был отправлен в 1825 г. во Францию для продолжения образования. Учеба и жизнь в одной из наиболее развитых европейских стран безусловно оставили неизгладимый след в судьбе Берсея. Наряду с широким гуманитарным образованием он впитал здесь передовые идеи своего времени. После завершения учебы (во Франции он пробыл три года) Берсей имел возможность вернуться в Турцию, где такой широкообразованный молодой человек мог в то время сделать блестящую карьеру. Однако он избирает иной путь. Заветная мечта о возвращении на родину не покидала его все эти годы, и теперь возможность ее осуществления имела под собой более или менее реальную основу. Французские периодические издания публиковали в тот период большое количество материалов о международной ситуации, сложившейся вокруг Кавказа, о положении адыгских народов, которые вели борьбу против надвигавшегося колониализма. Поэтому У. Берсей хорошо представлял себе ту действительную картину, которую он застанет, вернувшись в свою отчизну. В распоряжении исследователей нет документов, которые бы раскрыли подробности и обстоятельства жизни У. Берсея с того момента, как он покинул Францию и до его приезда на Кавказ, т. е. почти за десятилетний период. Однако можно предположить, какие невероятные трудности и преграды пришлось преодолеть ему для осуществления своей цели.