В качестве вступления следует сказать, что субкультура митьков привлекала мое внимание сравнительно давно. Вначале это было лишь восторженным любопытством, вызванным случайным прочтением отрывков из митьковской классики, затем простое любопытство уступило место почти что научному интересу. Надо заметить, что интерес этот не ограничивался перечитыванием и разучиванием разнообразных произведений митьковской классики как-то: «Папуас из Гондураса», «Максим и Федор», «Митьки», «Золото на ветру» и др., а также распространением митьковских идей среди близких друзей и родственников. Мною ставился ряд смелых экспериментов, целью которых было подтверждение либо опровержение разнообразных митьковских теорий. Результатами их были, в зависимости от степени их смелости и оригинальности, главным образом, различные формы плохого самочувствия и четкое и не совсем лестное общественное мнение в мой адрес. Однако по прошествии некоторого времени было замечен и еще один: некоторое разочарование в митьковских идеях, вследствие плохой их совместимости с современным мне обществом и лично моим образом жизни. Не на шутку взволнованный этим явлением, так как до того момента митьковские идей казались мне универсальными, я решил разобраться в его причинах. Пришлось взглянуть на митьковскую субкультуру глазами исследователя, а не последователя. Я беседовал с людьми, близкими митьковской культуре (с самими митьками поговорить, к сожалению, не удалось), с творческими людьми вообще, и на основе услышанного выработал собственный взгляд на проблему митьков в современном обществе.
За последние 15 лет общество претерпело кардинальные изменения во многих, если не во всех, областях. Естественно, вместе с обществом изменились и митьки, во многом утратив свою роль в обществе. Тому, как и из-за чего изменилось движение митьков, чем они являются на сегодняшний день, что ждет их в будущем, и посвящена данная работа.
Прежде чем описывать свою точку зрения на место митьков в современном обществе, я считаю нужным кратко выразить свой взгляд на их поведение и мировоззрение, чтобы иметь возможность ссылаться на это при дальнейшем исследовании проблемы.
При изучении субкультуры митьков и их места в современном обществе, «митькование» для меня представляло интерес, прежде всего, как некая философско-житейская концепция и связанная с нею игровая модель поведения. Под словом «игровая» следует понимать тот факт, что «митькование» само по себе является лишь игрой. Можно возразить, что любая модель поведения, ограниченная или не ограниченная рамками субкультур, в той или иной мере является игрой. Глупо было бы с этим не соглашаться, но позволю себе заметить, что митьки, в отличие от других, им подобных, субкультур, прекрасно осознают игровую суть их поведения и сами не воспринимают ее серьезно, чего нельзя сказать о представителях таких субкультур, как «панки», «хиппи» и т. д.
Да, конечно, в многочисленных интервью представители митьков обожают разглагольствовать о «митьковской духовности», употребляя при этом различные «умные» слова (чем, кстати, грешат и гораздо более серьезные представители общества). Так, по свидетельству очевидцев, В. Шинкарев в пятиминутном интервью умудрился употребить слово «ментальность» больше пяти раз, при этом по совершенно разным поводам. Но подобное поведение, с его показным, нарочито смешным, умничаньем, также является частью так называемой «игры в митька». Правила этой игры были сформулированы В. Шинкаревым в его книге «Митьки», и все, кто в шутку или всерьез считает себя митьком, должны этих правил придерживаться.
Из вышесказанного следует вывод, что, изучая митьковскую философию, нужно всегда помнить о внутренней ее несерьезности и условности, хотя правила «игры в митька» утверждают обратное.
При рассказе о концепции движения митьков, практически любой начинающий исследователь рано или поздно скатился бы к пересказу книги В. Шинкарева «Митьки» и к изложению заключенных там идей. Чтобы избежать подобной ошибки, я позволю себе пропустить изложение основных тезисов митьковской философии, полагаясь на знание читателем митьковской литературы и общих черт эпохи «махрового застоя», когда, собственно и зародилось данная субкультура.
Итак, прежде всего, следует отметить, что субкультура митьков была одной из форм пассивного социального протеста. Следует оговориться, что митьки никогда не являлись диссидентами, жертвами режима, ярыми борцами за свободу печати, слова, политзаключенных или чего-либо еще. В то время борьба с режимом, как форма эпатажа, в определенных кругах была вещью чрезвычайно модной, а поскольку митьки изначально являлись всего лишь группой независимых художников, резонно предположить, что митькование изначально было некой данью моде.
Участи в движении поначалу было делом не только веселым, но и удобным: у члена движения появлялось исключительное оправдание для его ничегонеделания и огульного пьянства. Вообще, пьянство, как известно, было широко распространено, особенно среди малоимущих слоев населения и творческой интеллигенции. Надо заметить, что именно с подачи творческой части населения алкоголизм принял вид социального протеста, и образ бедного художника, ставшего хроническим алкоголиком под давлением бюрократии и запретов, стал почти что героическим. Что касается ничегонеделания и стремления к халяве, то они по определению всегда были свойственны русской душе. Возникновение же субкультуры митьков, с её подчеркнутым добродушием, неприкрытой ленью, пьянством, пацифизмом и лозунгами типа «Митьки никого не хотят победить», «Митьки всегда будут в г……, в проигрыше, и этим они завоюют мир», дало выход всем этим качествам.
Более подробный и нестандартный анализ философии и генезиса митьковской субкультуры можно найти в статье Е. Баринова «Митьки: часть 13», являющейся приложением к полному изданию «Митьков». Автор статьи подвергает митьков жесткой, порой несправедливой критике, однако, поскольку его взгляд на движение в корне отличается от взгляда, принятого среди самих митьков, данная работа представляет большой интерес для пытающегося быть объективным исследователя.
Да, во времена застоя митьки были, может, и не национальными героями, но уж, по крайней мере, живым воплощением русского национального характера. Они с удовольствием маялись дурью, писали картины, пили всякую гадость, и были в своем роде уникальны тем, что никого не хотели победить. В своей нише в обществе они преуспели как никто: митьковская лень стала назидательным понятием, их живопись поражала обывателей могучим примитивизмом и нехитрым отношением к жизни, о митьковских «оттяжках» складывались легенды. Как уже говорилось ранее, их поведение было видом пассивной борьбы с социалистическим строем, хотя я допускаю, что сами они об этом не задумывались.
Но все изменяется: в стране изменился политический строй, грянули реформы, настали, вроде как, демократия и капитализм. При новых правилах игры, когда выживают сильнейшие, добродушие и лень вкупе с алкоголизмом вышли из моды. У общества, в т. ч., у творческой его части появились новые герои: активные, эгоистичные, непьющие. А что же митьки? И они не остались прежними.
В году примерно 1991м в движении наступил глубокий кризис: из-за утраты идеалами митьков былой популярности, они вдруг почувствовали себя ненужными. Окружающие стали слишком заняты борьбой за существование, чтобы интересоваться делами митьков. Оказалось, что для успешного функционирования субкультур, имеющих в своей основе некий протест, необходим, в первую очередь, объект протеста. В случае с митьками эту роль исполняло советское государство, а после его разрушения бороться стало не с кем.
И неважно, что борьба не являлась декларированной целью митьков, просто успешное существование подобной субкультуры было возможно только при тоталитаризме и его неизбежных атрибутах – цензуре, всяческих запретах, невозможности открыто выражать свое мнение. Не мною замечено, что именно при строгом государственном режиме происходит расцвет литературы, живописи и др., т. е. искусств, в которых для выражения идей зачастую используется аллегорическая форма подачи материала, требующая от творца особого ума и изворотливости.
В обществе же, ныне условно называемом «свободным», для успешного развития субкультура не должна цепляться за один лишь протест. Необходимо заниматься «раскруткой», рекламой своих идей и ценностей, заботиться об их актуальности, постоянно напоминать ленивому обывателю о своем существовании.
Митьки, поставленные перед нелегким выбором: отказаться от самодостаточности и заняться саморекламой или сразу кануть в историю, без колебаний выбрали первое. Но переход от бездействия к хоть какой-то активности был мучителен. Трудно было отказаться от былых привычек, в особенности – от алкоголизма. Но митьки пошли на это, пошли наперекор одному из важнейших тезисов «игры в митька» – бросили пить.
Я не берусь комментировать этот шаг, скажу только, что его надо признать правильным ввиду его неизбежности. В иллюстрации этого шага приведу цитату из интервью с Евгением Зубковом, врачом – психиатром, сотрудником американского Международного института проблем алкоголизма, ныне проживающим в США, но часто появляющимся на родных берегах Невы в связи с деятельностью института и реабилитационного центра «Дом на горе».
«Митьки близки мне и по духу и вообще… Когда я первый раз вернулся из Америки после длительного отсутствия и увидел, что с ними происходит, то пришел в ужас. Митя (Шагин) и Вова (Шинкарев), скажем так, в неинтересном виде спешили куда-то с сеткой портвейна. Тогда алкоголизм был одной из идеологических опор митькизма. Я посмотрел на них и предложил полечиться в Америке. Митя неожиданно согласился подумать. Шинкарев буркнул что-то невнятное и ушел. Думали они три дня, потом встретились с американской группой. Увидели веселых довольных людей и решили рискнуть. Когда они приехали, в Америке все происходящее воспринимали как игру. Кругом «братки», можно поменять «Беломор» на «Мальборо», Шагин ел все, что давали ему и соседям, в общем по-митьковски веселились. А я очень боялся возвращения. Если в Штатах в соответствующей обстановке это одно, то Россия — совершенно иное. После возвращения произошло неожиданное: митьки создали здесь группу, сейчас одну из самых эффективных. Она пять лет функционирует, и уже пять лет ни Шагин, ни Шинкарев не пьют».