Смекни!
smekni.com

Особенности французского менталитета (стр. 1 из 3)

Саратовский Государственный Университет

Особенности французского менталитета

Выполнил: студент 429 французской группы
Федотов Е. С.

Саратов 1999


La douce France — «сладкая Франция» так она назы­вается еще в «Песне о Роланде», средневековом эпосе — сладкая страна, женщина, возлюбленная и супруга.

Геополитическая ситуация — Запад континента Евразии, где он лицом к Атлантическому океану. Однако французы — не нация моряков, в отличие от англичан, их соседа на севере, соперника по владению Новым светом. Правда, в Канаде и в южных штатах США: Луизиане, Виргинии, Каролине, Новом Орлеане есть следы присутствия Франции; но не случайно французы отказались, сдали эти территории. Франция — в высшей степени самоцентрированное, центростремительное государство и занимается преимущественно сама собой. В своей столице — Париже французы развили дифференцированное пространство разнообразных интересов, так что не только обитатели провинций влекутся в Париж, словно некоей центростремительной силой, но этот город претендовал и претендует быть идеологической и культурной столицей мира.

Если же бывали периоды экспансии в истории Франции, как в эпоху наполеоновских войн, то это происходило в силу внутреннего воспламенения Французской революцией, когда в стране заработал вулкан и принялся извергать свою лаву на окружающие страны. Ведь не от магнетического притяжения вторгались в эти страны французы, но от собственного избытка энергии: распираемы, а не влекомы. Не могло быть (и не было) никакого жизненного интереса у Франции к белоснежной России, чтобы зашвырнуть и туда свои легионы. Но только избыток и прилив воспламененной крови в организме страны и народа имел нужду в том, чтобы успокоиться и охладиться. Так что не как практически полезная акция истории, но, скорее, как незаинтересованная и эстетическая затеялась война 1812 года между Францией и Россией.

Кровопускание как универсальное медицинское сред­ство не случайно было очень распространено именно во Франции — вспомним «Мнимого больного» Мольера и проч. И о Декарте традиция повествует: когда он простудился и смертельно заболел в Швеции, а местный врач приступил к нему с предложением пустить кровь, философ из после­дних сил приподнялся на одре и воскликнул патриотиче­ски: «Не смейте проливать французскую кровь!» — подоб­но какому-нибудь шевалье иль мушкетеру.

Во французской истории и ментальности наблюдаемо особо интимное отношение к этому субстанциональному элементу — крови. Это первоэлемент не Бытия, но Жиз­ни — витальной (а не абстрактной) субстанции. И «вита­лизм» как философско-научное течение и якобы объясне­ние многих феноменов наиболее развился во Франции XIX века. Однако еще римский историк Тацит повествовал о жрецах древней Галлии, друидах, которые учиняли риту­альные кровавые жертвоприношения под священным ду­бом. И симптоматично, что женщина могла быть жрицей у галлов. Этот обычай нам донесен также оперой Беллини «Норма»: ее героиня — жрица друидов. Ни в одной стране национальный гимн не столько кро­вожаден, как «Марсельеза»:

Contre nous de la tyrranie д’йtendart sanglatant est levй («Против нас поднят кровавый штандарт тирании»). А вра­ги намереваются egorger nos fils et nos compagnes («пере­резать горло нашим сыновьям и подругам»). И патриоты вос­клицают в энтузиазме отмщения: Qu’un sang impur abbreuve nos sillons («Пусть нечистая кровь обагрит наши бороз­ды!»).

Страна сакральной жажды — вот Франция. Здесь живет Пантагрюэль — герой эпоса Франсуа Рабле. А имя его означает по-гречески — «Всежаждущий». Его отец, Гаргантюа получил свое имя от возгласа удивления родите­ли своему только что рожденному дитяти: «Какая большая у тебя глотка!». Персонажи этой книги затеяли путешествие к Оракулу Божественной Бутылки за вопросом о смысле жизни и что в ней делать. И ответ Оракула был: «Пей!» Анатоль Франс озаглавил свой роман из эпохи Французской «Боги жаждут». И действительно: тогда друидоподобные кровавые жертвоприношения осуществлялись не таинственно и героически, но публично-демократически, как национальные фестивали, на Гревской площади. И был изобретен даже ненасытный механический Рот — машина доктора Гильотена — для этой цели.

Но что есть кровь, если ее перевести на язык стихии? Очевидно это вода. Но вода, смешанная с огнем. Другая ипостась огненной воды — вино и семя. Недаром вино — кровь христова и причащение в католичестве вином и хлебом. И Франция всемирно известна и почитаема как законодатель в этих областях и отношениях: вино и Эрос.

Оба варианта «огненной воды» (кровь и семя) совмещены во Франции маркизом де Садом («садизм») и Синей Бородой, легендарным аристократом средневековья, который любил и убивал своих жен в собственном замке. Вино, с другой стороны, выступает как метафора Знания — духовное вино, духовная жажда. И у раблезианских гигантов не только неимоверные глотки и животы, но они — обладатели просвещенных умов, их черепа наполнены энциклопедическими знаниями.

Француз­ский дух сконцентрировался на Кровь, Эрос, Женщину. В Римской империи земля нынешней Франции называ­лась Галлия, слово созвучное с gallina — курица. И посло­вичный символ здесь — «Галльский петух», этот фанфа­рон-задира, пастух стада кур в своем дворе, подобно наибольшему Петуху — Королю Франции, пасу­щему гарем своих любовниц (мадам де Помпадур, де Монтеспан, де Лавальер, де Ментенон...).

Петух — птица, связанная с огнем («пус­тить петуха» — учинить пожар) и с солнцем: крик петуха означает конец ночи, приход утра, восход солнца. И са­мый славный король Франции — Людовик XIV — был про­зван «Король-солнце». И это не просто метафора, но имеет прямое отношение к структуре социума во Франции и даже к его администрации. Она устроена наподобие солнечной системы с планетами-провинциями (Нормандия, Гасконь, Шампань, Прованс...), вращающимися вокруг столицы — Парижа, или Версаля (от глагола verser = крутиться, отсюда — Versaille, центр вращения в обществе, в «свете» лучей Короля-солнца). И эта централизация совершилась во Франции уже в XV веке, в отличие от других стран Европы: Англии, Германии, Италии, в которых единение про­изошло гораздо позже.

Между прочим, в «Трех мушкетерах» Дюма Д'Артаньян — это типичный «галльский петух», легко возбуди­мый, драчливый, женолюб. Он огонь, легко воспламеня­ющийся южанин, гасконец. Популярность этой книги обязана, в частности, тому, что ее четыре главных персо­нажа четко распределены по четырем темпе­раментам. Д'Артаньян — сангвиник («кро­вяной»), если буквально перевести с латинского и не случайно он наиболее ярко выражает галльскую душу. Аналоги­чен ему потом Жюльен Сорель у Стендаля. Атос — холерик по темпераменту; Арамис сентиментален, меланхолик; Портос массивен, флегматик. И все они — как планеты, вращающиеся вокруг солнца короля и луны королевы центростремительным тяготением чести; соци­ум во Франции важнее личности: страсти общественно-политические сильнее интеллектуально-духовных идей и убеждений.

Вращение — самый всеобщий тип движения во Французском социуме и психике, и это — в со­гласии с первоэлементом крови в организме, в суб­станции страны: кровообращение предполагает центр — сердце, средоточие и узкий круг — двор, где людям подобает бегать-обращаться в Версаль и вращаться там в разговорах, быть ловки­ми.

Рене Декарт предложил такое видение Вселенной, согласно которому она состоит из множества вихрей, вра­щающихся вокруг своих звезд-солнц как центров. Каждый вихрь вращается между соседними, и среди них развивается соперничество: одолеть друг друга и пленить звезду соседа — подобно тому, как рыцари состязаются на турнирах (от tourner — вращаться) в присут­ствии прекрасной дамы, которая созерцает дуэль своих возлюб­ленных.

В Декартовом вихре, на центрифуге его вращения, со­вершается сепарация, образование разного типа частиц-элементов-индивидуумов — личностей а заодно их рас­пределение и классификация. Самые большие, грубые, неуклюжие, неотесанные по­лучают свое естественное место на периферии вихря — социума. Декарт назвал их «частицами третьего элемента», который практически совпадает со стихией земли. Самые малые, тонкие, мобильные, ловкие, гибкие и остроумные частицы естественно собираются вокруг центра, образуя солнце и двор. А между периферией и центром вращаются оставшиеся частицы, которые образуют «небо» каж­дого вихря.

Три элемента Декартовой физики абсолютно подобны трем сословиям французского общества: третье сословие — буржуазия, второе — духовенство и первое — дворянство. И разница в занятиях между ними соответственная. Третье сословие за­нимается материей, веществом (грубые частицы «тре­тьего элемента»). Второе сословие, духовенство, занимает­ся спиритуальными, нематериальными субстанциями, соотнесенными со стихиями воды (Лю­бовь — сострадание, милосердие) и воздуха (Дух, Сло­во...). Первое же сословие, аристократия, призвано быть воинством, рыцарством, проливая и жертвуя кровь — «огненную воду».

Между прочим, у Декарта «первый элемент» представ­ляется жидким (не сухим), родом тонкой огненной жид­кости, проникающей повсюду, в том числе и между час­тицами третьего и второго элементов. У Декарта — панический страх пустоты и в этом Декартово, француз­ское видение Бытия сходно с эллинским, Платоновым и неоплатоническим, да и гностическим, по которому бы­тие — полнота.

Бытие видится и Жаном-Полем Сартром как непрерыв­ный континуум, где вязнет дух — таков атрибут Бы­тия в его философии. Сартр — атеист в традиции француз­ского либертена, вольнодумца. Но и у Тейяра де Шардена, католического мыслителя, в трактате «Божественная Среда» основная интуиция такова: человек плавает в Боге как в Океане, в непрерывности Бытия. Бог всепроникающ извне и изнутри, божественные энергия и ми­лость окружают и пропитывают нас, как огненно-жидкая суб­станция «первого элемента» в небесном океане Де­карта. И вот материя у Сартра, дух у Тейяра видятся в одном образе, который как бы врожден французскому сознанию.