Присоединение Хакасии к России произошло в начале XVIII века. Это историческое событие имело положительные и отрицательные стороны. Прогрессивным было избавление хакасского народа от разорительных войн со стороны монгольских и джунгарских феодалов. Хакасы были спасены от физического истребления, в то время как некоторые этнические группы исчезли с лица земли, например, камасинцы, маторы, котты. С другой стороны, царизм принес дополнительное угнетение: с этого времени народ находился под двойным гнетом – царского самодержавия и местных баев.
До самой революции 1917 года Южная Сибирь представляла собой отсталую окраину России как в экономическом, так и в культурном развитии. Хакасский народ считали «неисторическим», не имеющим своей письменности и культуры, а местных жителей называли то «инородцами», то минусинскими, то качинскими «татарами». Жизнь их была мучительной: «Совсем теперь гиблый край становится, инородцы мрут, и все потому, что их обирают, и ни от кого защиты им нет»48. Хакасия была далекой сибирской окраиной русского государства. Господствовал феодальный уклад, который тесно переплетался с пережитками патриархальных отношений. Вплоть до 60-х годов XIX века в Хакасии «было 30 церквей, 3000 кабаков и ни одного учреждения культуры»49. Коренные народы подвергались насильственной христианизации. Только за один день 15.07.1876 года 3003 «поганых язычника» были насильственно загнаны в реку Аскиз и обращены в «овец стада Христова»50. даже еще в XIX веке чиновничество и духовенство считали, что хакасов нужно воспитывать в духе христианско-монархической идеологии и проводить русификаторскую политику царизма. «Конечной целью образования всех инородце, - писал министр просвещения Д.А. Толстой, - живущих в пределах нашего Отечества, бесспорно, должно быть обрусение и их слияние с русским народом»51. Позже была узаконена особыми правилами система мероприятий русского педагога-миссионера Н.И. Ильинского по распространению среди нерусских народов религиозного просвещения, целью которого было «обрусение инородцев и совершенное слияние из с русским народом по вере и языку»52.
И все же присоединение Хакасии к России сыграло огромную роль: положительно то, что в составе России хакасы обрели возможность преодолеть вековую раздробленность и сплотиться в единую народность, получившую право на дальнейшее историческое развитие.
События XVII века дали самый большой импульс развитию национальной культуры, потому как началось активное взаимодействие с русскими поселенцами. Они, естественно, принесли с собой свои обычаи, обряды, песни. В результате непосредственного общения, тесного взаимодействия появились новые заимствованные слова, например, даже в хакасских старинных свадебных песнях хакасское слово «худогай» заменялось русским «сват» и тому подобное.
С начала XVIII века по Сибири и Минусинскому краю путешествуют передовые ученые-исследователи Д.Г. Мессершмидт, Г.Ф. Миллер, П.С. Паллас и другие.
«В 1716 году в Данциге по просьбе Петра Первого ему был представлен Даниил Готлиб Мессершмидт, как «отлично ученый муж своего времени». Его и уговорил самодержец Всея Руси совершить до того неслыханное – первое ученое путешествие по Сибири. Врач и естествоиспытатель Мессершмидт был тут же в Данциге принят на русскую службу и, согласно договору, должен был отправиться в Сибирь «для изыскания всяких раритетов и аптекарских вещей». Программа состояла из пяти пунктов. Ученый брался собрать сведения по географии страны, ее «натуральной истории», медицине и болезням, изучать сибирские народы и их языки, заниматься памятниками и древностями и, наконец, вообще всем достопримечательным»53. В августе-сентябре 1721 года Мессершмидт, руководитель первой в истории научной экспедиции в Хакасии, обнаружил в бассейне реки Уйбат каменную стеллу со следами Енисейской (древнехакасской) письменности. Состоялась, как подчеркивают тюркологи всего мира, встреча двух цивилизаций – европейской и древнетюркской.
Вернувшись в Санкт-Петербург, он сдал в незадолго перед тем созданную Российскую академию наук 23 тома своих трудов. Его труды являются первыми в русской и европейской науке материалами по изучению Сибири. Именно Мессершмидт оказался первооткрывателем памятников той древнетюркской письменности, которую называют рунической. В 1739 году участник следующей академической экспедиции – Г.Ф. Миллер, продолжил дело Мессершмидта по изучению памятников древней Хакасии.
В 1737 году в Минусинский край приезжает ученый, член Российской Академии наук Иоганн Гмелин. В 1752 году в Геттингене выйдет его трехтомник «Путешествие по Сибири» с описанием быта качинцев, сагайцев и других племен. Гмелин в своих работах особо подчеркивал большую любовь этих народов к музыке и песням. «Когда я вернулся из моего манского путешествия (к реке Мане) в Красноярск, мой татарский переводчик... познакомил меня еще с некоторыми песнями татарских народов и пел их мне. Между ними оказались две, которые я в отличие от прочих мог понять и нотами нарисовать. О них же и сам переводчик сказал, что эти народы их особенно любят и целыми часами петь и под них танцевать могут»54.
По счастливой случайности Гмелин во время своей трехгодичной экспедиции по Сибири записал нотами мелодии и тексты трех хакасских песен. Тексты их были путаны, потому что он не знал языка и позднее расшифрованы хакасским ученым, поэтом, сотрудником Хакасского научно-исследовательского института Н.Г. Доможаковым.
Первая песня повествует о бедняке, певшем о том, что если он не построит плот и не уедет, то попадет в рабство к беку.
Вторая песня сообщает о войне между русскими и бурятами. Эта песня расшифрована лишь частично.
Наибольший интерес представляет последняя песня. Это популярная песня-плач из сказания о Чанар Хусе. Надо заметить, что записная в 1737 году мелодия оказалась почти тождественной с записью того же сказания, сделанного А.А. Кенелем в 1947 году в Усть-Абаканском районе.
С начала XIX века интерес к окраинам русского государства заметно усилился. Восторженные путано-наивные стихи посвятил Хакасии юноша-поэт Ершов, будущий знаменитый автор «Конька-горбунка»:
«Подслушать тайные сказанья лесов дремучих, скал седых,
И вызвать древние преданья из уст курганов гробовых,
Воздвигнуть падшие пароды, граниту летопись прочесть
И в славу витязей свободы колосс подоблачный вознесть»56...
Но бытом и, тем более, музыкальным творчеством «инородцев» никто не интересовался, хотя царское правительство рассылало анкеты и вопросники. «Песен у качинских татар никаких нет, а если и поют, то просто то самое, что только вздумают и видят, потому писать таковых невозможно», - так бодро рапортовал в 1852 году один из чиновников в ответ на анкету царского правительства Николая-I о том, что делают, как живут и чем занимаются инородцы на вверенном его управлению Минусинском крае»57.
После И. Гмелина почти 150 лет никто не производил записей народных песен, но теперь же, в XIX веке, отдельные мелодии начал записывать Г.Н. Потанин, тексты – Н.Ф. Катанов, В.В. Радлов. Все этнографы отмечали, что ни одно мало-мальски значительное событие не обходилось без участия певцов и сказочников. «Их зовут на свадьбы, похороны, вечеринки, везде, где собираются ввиду старинных обычаев татары посидеть вместе, отметить то или иное событие в жизни семьи, рода, племени»58. Жизнь каждого «инородца», начиная с его появления на свет и до самой смерти сопровождалось своеобразными обычаями, происходящими из далекого прошлого. Поистине, роль музыки и ее значение в быту хакасов огромны.
В начале XX века А.П. Анохин производил записи хакасских песен на фонографические валики. Сведения общего характера о музыкальной культуре разбросаны в трудах ученых-этнографов Д.А. Клеменца, К. Ельницкого, В.А. Ватина и других.
Какова была самая первоначальная музыка хакасов можно лишь предполагать по сохранившимся типам шаманских заклинаний и по аналогии со сходными жизненными условиями и музыкальным мышлением других сибирских народностей, но всех ученых-этнографов объединяет то обстоятельство, что они отмечают большую любовь хакасов к музыкальному творчеству. «До песен абаканские татары большие охотники. Правда, всякая песня иногда заключается в трех-четырех нотах»59. Попробуем проанализировать эту наивную характеристику песенности.
На самом деле, старинные хакасские песни часто, на первый взгляд, кажутся монотонными и однообразными. Точнее, это была даже не песня, а импровизация – опевание опорного звука двумя-тремя смежными. Это «вращение» звуков в пределах короткого диапазона повторялось несколько раз. Но, если на первый взгляд, оно, действительно, кажется монотонным и однообразным, то при внимательном вслушивании открывается довольно большое разнообразие этих мелодических оборотов. Подобное мелодическое интонирование не требовало аккомпанемента. Для него была характерна интонационная неустойчивость и, практически, отсутствие тональности.
Дело в том, что общим и наиболее характерным признаком хакасской музыки, как и музыки всех сибирских народностей, является мелодическое мышление. На начальном этапе, когда звуковые соотношения только начинают формироваться, на первое место выходит не музыкальное содержание мотива, а выразительность его подачи. С развитием интонационной культуры этноса оформляются и развиваются различные типы интонирования: возгласные, речевые, звукоподражательные и, наконец, вокальные интонации. Старинные хакасские песни ясно показывают, что их мелодика не была еще вполне сформированной, она находилась в стадии становления, поисков самой себя, своих собственных национальных средств выражения.