Смекни!
smekni.com

Культ мертвых и миф об Осирисе (стр. 1 из 10)

Введение · Что такое египетская мифология

Ранним утром солнце поднимается на голубовато-стальном небе — сначала желтое, затем ослепительно яркое, потом увядающее; оно дви­жется по небосводу, отражаясь в коричневом, желтом, желтовато-корич­невом, белом песке. Словно врезанные в песок, лежат глубокие тени — темные силуэты изредка встречающихся здесь строений, деревьев, кустов.

Сквозь эту вечно залитую солнцем, не знающую «непогоды» пустыню (здесь не бывает ни дождя, ни снега, ни тумана, ни града) — пустыню, которая никогда не слышала раскатов грома и никогда не видела блеска молнии, где воздух сухой, стерильный, консервирующий, а земля бесплодная, крупитчатая, ломкая, крошащаяся катит свои волны отец всех потоков, «Отец всемогущий, Нил». Он берет начало в глубинах страны и, вспоенный озерами и дождями в темном, влажном, тропическом Судане, набухает, заливает все берега, затопляет пески, поглощает пустыню и разбрасывает ил—плодородный нильский ил; каждый год на протяжении тысячелетий он поднимается на шестнадцать локтей — шестнадцать детей резвятся около речного бога в символи­ческой мраморной группе Нила в Ватикане, — а затем медленно вновь возвращается в свое русло, сытый и умиротворенный, поглотив не только пустыню, но и сушь земли, сушь песка. Там, где стояли его ко­ричневые воды, появляются всходы, произрастают злаки, давая не­обыкновенно обильные урожаи, принося «жирные» годы, которые мо­гут прокормить «тощие». Так каждый год вновь возрождается Еги­пет, «дар Нила», как его еще две с половиной тысячи лет назад назвал Геродот, «житница» древнего мира, которая заставляла Рим голодать, если в тот или иной год вода стояла слишком низко или, наоборот, прилив был слишком высок.

Там, на этой местности, с ее сверкающими куполами и хрупкими минаретами, в городах, переполненных людьми с различным цветом кожи, принадлежащими к сотням различных племен и народов — арабами, нубийцами, берберами, коптами, неграми, — в городах, где звучат тысячи разных говоров, возвышались, словно вестники другое мира, развалины храмов, гробниц, остатки колонн и дворцовых залов.

Там вздымались ввысь пирамиды (шестьдесят семь пирамид насчитывается на одном лишь поле близ Каира!), выстроившиеся в сожжен ной солнцем пустыне на «учебном плацу солнца» — чудовищные склепы царей; на сооружение лишь одного из них ушло два с половиной миллиона каменных плит, сто тысяч рабов на протяжении долгих двад­цати лет воздвигали его.

Там разлегся один из сфинксов — получеловек, полузверь с остат­ками львиной гривы и дырами на месте носа и глаз: в свое время сол­даты Наполеона избрали его голову в качестве мишени для своих пу­шек; он отдыхает вот уже многие тысячелетия и готов пролежать еще многие; он так огромен, что какой-нибудь из Тутмесов, мечтая по­лучить за это трон, мог бы соорудить храм между его лап.

Там стояли тонкие, как иглы, обелиски — часовые храмов, пальцы пустыни, воздвигнутые в честь царей и богов; высота многих из них достигала 28 метров. Там были храмы в гротах и храмы в пещерах, бес­численные статуи — и деревенских старост, фараонов, саркофаги, ко­лонны, пилоны, всевозможные скульптуры, рельефы и росписи...

И все на этом грандиознейшем из существующих на свете кладбищ было испещрено иероглифами — таинственными, загадочными знаками, рисунками, контурами, символическими изображениями лю­дей, зверей, легендарных существ, растений, плодов, различных ору­дий, утвари, одежды, оружия, геометрическими фигурами, волнистыми линиями и изображениями пламени. Они были выполнены на де­реве, на камне, на бесчисленных папирусах, их можно было встре­тить на стенах храмов, в камерах гробниц, на заупокойных плитах, на саркофагах, на стенах, статуях божеств, ларцах и сосудах; даже письменные приборы и трости были испещрены иероглифами. «Тот, кто пожелал бы скопировать надписи на храме Эдфу, даже если бы трудился с утра до вечера, не управился бы с этим и в двадцать лет».

Таким был мир, открывшийся в «Описаниях» изумленной Европе, той самой ищущей Европе, которая занялась исследованием прошлого, которая по настоянию Каролины, сестры Наполеона, с новым рвением принялась за раскопки в Помпеях и чьи ученые, восприняв у Винкельмана методику археологических исследований и толкования находок, горели желанием проверить эти методы на практике.

У истоков археологического открытия Египта стоял Наполеон I.

17 октября 1797 года был подписан мир в Кампо-Формио. Итальянский поход окончился, и Наполеон возвратился в Париж.

«Героические дни Наполеона позади!»—писал Стендаль. Он оши­бался. Героические дни еще только начинались.

19 мая 1798 года с флотом в триста двадцать восемь кораблей, имея на борту тридцать восемь тысяч солдат н офицеров, Наполеон вышел из Тулузы в открытое море. Цель: через Мальту на Египет.

План Александра! Для Наполеона Египет тоже не был самоцелью:

его взгляд проникал дальше, с Индию. Поход за море был попыткой нанести Англии, неуязвимой в своем центре — Европе, смертельный удар на периферии.

В отличие от греческой, особой популярности египетская мифология не приобрела и сделалась достоянием лишь узкого круга специалистов-востоковедов — историков и филологов.

Почему так произошло? По многим причинам. Но главных, пожалуй, можно выделить две. Во-первых, когда к началу нашей эры египетская культура пришла уже в совершенный упадок и традиции её стали забы­ваться, их не наследовал никакой другой народ, как наследовал эллинскую культуру Рим (а культуру Рима воскресила потом эпоха Возрождения, — и через неё уже восприняли мы). К IV веку нашей эры никто уже не умел ни говорить, ни читать по-египетски, — и все последующие четыр­надцать веков египетская литература была для европейцев недоступна. Мифов страны Нила просто не знали. Когда же в 1822 году гениальный французский филолог Франсуа Шампольон (1790 — 1832) разгадал тайну египетских иероглифов и учёные смогли наконец прочитать древние письмена, оказалось, что — это уже во-вторых — египетская мифология не похожа ни на одну из мифологий других народов и европейцу не под силу даже мало-мальски в ней разобраться самостоятельно: на две-три строки переведенного текста для рядового читателя надо писать страниц пять примечаний и комментариев — иначе он не поймёт ничего.

Выяснилось, например, что у египтян не существовало даже правил, которые предписывали бы, как полагается изображать богов. Одного и того же бога изображали то в виде какого-нибудь животного, то в виде человека со звериной головой, а то просто в виде человека. Многих богов в разных городах называли по-разному, а у некоторых так даже в течение суток имена менялись несколько раз. Например, утреннее солнце вопло­щал бог Хепри, который, по представлениям египтян, принимал облик жука-скарабея и катил солнечный диск до зенита — подобно тому, как навозный жук катит перед собой свой шар; дневное солнце воплощал бог Ра — человек с головой сокола; а вечернее, «умирающее», солнце — бог Атум. Ра, Атум и Хепри были как бы тремя «разновидностями» одного и того же бога — бога солнца.

В отличие от олимпийских богов, божества Древнего Египта зачастую не имели строго определённых функций. У греков, к примеру, была богиня любви Афродита, бог войны Арес, — а у египтян хотя и были похожие божества — богиня любви Хатхор и богиня-воительница Нейт,но наряду с этим существовало очень много богов «абстрактных», каких в греческой мифологии нет. Например: Ху, Сиа, Сехем и Хех — «воля», «разум», «энергия» и «вечность». Были боги — воплощения муд­рости и могущества какого-то другого бога или боги — олицетворения какого-либо закона природы... А разговор о характерах египетских богов попросту не имеет смыс­ла. Про Зевса мы знаем, что он могуч и всесилен, про Гермеса — что он пройдоха и плут, а древнеегипетский бог в одном и том же мифе может быть то добрым, то злым, то справедливым, то беспощадным и коварным.

Одно и то же деяние — сотворение мира, например, или сотворение людей — в каждом крупном городе приписывалось разным богам. Весь Египет чтил и любил доброго бога Осириса — и одновременно почитался его убийца, бог зла Сет; имена в честь Сета носили фараоны; и — опять же одновременно — Сета проклинали. Водном религиозном тексте говорится, что бог-крокодил Себек — враг солнечного бога Ра, в другом — что друг и защитник. Совершенно по-разному описывается в разных текстах Загробный Мир... И вообще — о любом природном явлении одновременно существовало множество разных представлений, которые самым непостижимым образом друг другу противоречили. Так, небо изображалось и в виде коровы, и в виде крыльев коршуна, и в виде реки — небесного Нила, и в виде женщи­ны — небесной богини Нут.

С нашей точки зрения, такое нагромождение противоречий, конечно, не укладывается ни в какие логические рамки и попросту идёт здравому смыслу наперекор. Именно эти противоречия и делают египетскую ми­фологию столь трудной для понимания, именно из-за них она не получила такого широкого распространения, как мифология Древней Греции.

Объяснить, из-за чего эти противоречия возникли, сравнительно не­трудно. В разных областях и городах страны складывались разные вари­анты одних и тех же легенд, которые, естественно, во многом не совпа­дали. Сказания передавались из уст в уста, переписывались с папируса на папирус; раз от разу всё больше искажался первоначальный смыслтекста, добавлялось что-то новое, забывалось старое, всё большим становилось несоответ­ствие между разными представлениями об одном боге. Наконец, как в любом фолькло­ре, сказания смешались и переплелись.

Труднее понять, каким образом беспо­рядочное, казалось бы, нагромождение ис­ключающих друг друга представлений могло сложиться в единую, цельную картину. Ведь если в наши дни человек из двух разных источников получит два противоречивых из­вестия, он немедленно сделает вывод, что какое-то из двух известий (а может быть, и оба) не соответствует истине. Нельзя одно­временно верить, что вчера в Москве был дождь и что его вчера в Москве не было: одно утверждение автоматически исключает другое. Как же в сознании египтян одновременно уживались четыре, пять, шесть и больше взаимо­исключающих представлений об одном боге? Как они могли верить сразу десяткам противоречивых легенд?