Вступление на престол Генриха IV (1589 г.) положило конец открытому придворному беспутству. Хотя новый король и не разделял позорных слабостей и противоестественных вкусов своего предшественника, он в не меньшей степени поддавался естественному влечению к женскому полу и был одержим личным тщеславием. Одаренный превосходными качествами — храбрый, с добрым сердцем, справедливый и человечный, он открыто и без стеснения обзаводился любовницами и часто менял, их, так что господство фавориток при дворе усилилось еще больше. Нравственность ничуть не выиграла, скорее наоборот, каждый настоящий придворный считал для себя делом чести добиться благосклонности самых красивых дам. Одновременно затраты на удовольствия и наряды скорее увеличились, нежели уменьшились. Однако по сравнению с тем, что происходило при Генрихе III, все приняло более свободный, подвижный и привлекательный, хотя бы внешне, характер.
Знатные дамы блистали роскошными нарядами, а также те из мужчин, кто желал приобрести их благосклонность. Генрих IV любил, чтобы его любовницы одевались роскошно и изящно, другие дамы старались подражать им в этом, поэтому женские костюмы становились все богаче. Пьер дель Этуаль видел в Париже у одного золотошвея ткань, которую мадам де Лианкур приобрела за 1 900 ливров, но это было ничто по сравнению с той суммой, которую маршал де Бассомпиер выложил за костюм, заказанный им по случаю крестин дофина. Костюм был из лиловой парчи с золотыми пальмовыми ветвями и вышит 50 фунтами жемчуга. Только шитье стоило 600 ливров, а весь костюм — шестнадцать тысяч. Сам король одевался со вкусом, но просто. Если он и надевал богатый наряд, то лишь по какому-нибудь особому случаю или чтобы угодить своим фавориткам. Когда после сражения при Кутра (1587 г.) ему принесли богатый костюм убитого в этой битве его противника герцога Жуайеза, он заметил, что одним только комедиантам позволительно чваниться богатством своего наряда.
Правительство между тем не прекращало свои бесплодные усилия, (Направленные на ограничение роскоши. После вступления на престол в 1566 году Карл IX, издал постановление, запрещавшее всем его подданным использовать для чего бы то ни было позолоченное железо, свинец и дерево, а также покупать иностранные благовония. Вслед за этим постановлением он издал целый ряд ему подобных, но более строгих указаний (в 1561, 1563, 1565 и 1573 гг.), которые впоследствии были подтверждены и возобновлены Генрихом Ш (в 1576, 1577 и 1583 гг.). Они касались всех сословий, в том числе и духовенства. Ремесленникам и купцам запрещалось изготавливать и продавать запрещенные вещи и материи, ослушавшимся грозила высокая пеня. Постановления не исполнялись, иначе не издавались бы так часто.
В Англии подражание французским традициям (за исключением сумасбродств, заведенных Генрихом III) продолжалось и после смерти Генриха VIII. По-прежнему сохранялось непомерное представление о величии особы государя. Взаимоотношения придворных дам и кавалеров здесь были гораздо нравственнее, ничто не способствовало развитию отношений, даже отдаленно напоминавших тот явный разврат, который господствовал при французском дворе. Однако щегольство и здесь процветало в такой степени, что об английском дворянстве можно было сказать, как и о французском, что оно носит на себе все свое имущество. При Эдуарде VI (до 1553 г.), когда все были заняты осуществлением реформации, отвлечены различными бедствиями, дороговизной, недостатком работы и восстаниями среди сельского населения, а также за время короткого, но кровавого царствования Марии (до 1558 г.) роскошь была сравнительно умеренной. Но как только на престол взошла Елизавета и положение дел» изменилось к лучшему, роскошь стала быстро возрастать. Елизавета очень любила внешний блеск. При всем своем уме, она была настолько тщеславна, что очень много времени уделяла украшению собственной персоны. Она всегда одевалась роскошно и великолепно. На аудиенции с французским посланником и маршалом фон Бироном на ней было платье, над созданием которого трудилось сто человек в течение трех недель. После ее смерти осталось не менее трех тысяч платьев.
Законы против роскоши и уставы об одежде появлялись в Англии гораздо реже, чем во Франции. В сущности, все они сводились к постановлению Генриха VIII, которое оставалось в силе и только дополнялось различными нюансами, касавшимися в основном деталей. При Марии была запрещена тупоносая обувь и некоторые головные уборы, при Елизавете — тоже некоторые головные уборы, высокие воротники и длинные шпаги. Головным уборам придавалось особое значение из-за того, что они служили отличительным признаком сословий среди женского пола. Еще больше дорожили правом оставаться с покрытой головой в присутствии государя. Это право было даровано Марией графу Сассексу. Елизавета была упряма и менее всего расположена терпеть небрежное отношение к ее приказам. Когда она заметила, что ее запреты плохо соблюдаются, то завела особых надсмотрщиков, которые должны были обламывать и обрезать шпаги и воротники, превосходившие разрешенную меру.
Покрой одежды и ее отделка оставались без Изменения до середины столетия. С этого времени началось подражание испанской моде вместе с заимствованием некоторых особенностей итальянского и даже немецкого костюма: рядом с камзолами «а-л'эспаньоль», вошли в употребление камзолы «а-л'аллеман», «а-ля суисс» и «а-ля валлон».
Во Франции мужской костюм очень скоро перестал напоминать испанский, особенно у высших сословий, примеру которых не замедлили последовать и зажиточные люди среднего класса. На портрете Генриха IV, написанном в 1557 г., когда он был еще принцем Наварры и Леона, он представлен в точно таком же костюме (кроме накидки), как и Дон Карлос, инфант Испании, изображенный на своем портрете. Этот довольно свободный старинный покрой чуть позднее, при Филиппе II, был изменен на узкий, почти в обтяжку, который тотчас же был принят во Франции. Генрих II в последние годы своей жизни носил точно такой же костюм, как и Филипп II, но он редко одевался только в черное, обычно сочетая черное с белым, а высокую шляпу заменяя беретом. Франциск II и Карл IX (до 1574 г.) тоже не отступали от этого фасона, господствовавшего при них. Однако это не помешало появиться другим фасонам, которые распространились уже при Карле IX, иногда искажаясь до безобразия.
Все началось с некоторых незначительных элементов. К узкому камзолу, который всегда носили застегнутым доверху, были прибавлены полы. Рукава стали подбивать ватой по всей их длине или только вокруг плеч.
Оплечья снаружи начали обшивать валиком или широкой складкой. Иногда на рукавах делались разрезы, как и на самом камзоле, или нашивались полосы. Стеганые подушкообразные короткие штаны носили различной длины, но не длиннее, чем до середины бедра. На них тоже делались разрезы, но гладкие, без буфов. И без того уже слишком заметный гульфик (бракетта) был увеличен настолько, что раздвигал собой полы камзола. Трико пока еще не вошло в моду. Оно заменялось панталонами в обтяжку в виде длинных чулок выше колена, но не вязаных, а шитых. Тогда же начал входить в моду воронкообразный крепко накрахмаленный и сплоенный воротничок. Короткий плащ иногда делался с высоким стоячим воротником и длинными висячими рукавами. Любимым головным убором оставались плоские береты, гораздо реже носили высокую испанскую шляпу с узкими полями. Обувь стала легче и остроносее, на башмаках все еще делались разрезы с буфами. Прическа не изменялась.
Затем появились камзолы с довольно длинными полами и подбитым ватой передом в области живота, но они скоро исчезли, и уже к 1570 г. полы камзола укоротилась до уровня узенькой обшивки вокруг талии. Рукава стали уже, а валики и складки вокруг плеч увеличились в объеме и нередко делались безобразной величины. Иногда к ним пришивались висячие рукава. Объем верхних коротких штанов тоже увеличился, и уже в конце 60-х годов они получили форму шарообразных или продолговато-круглых подушек, закрывающих ногу до середины бедра. Гульфик (бракетта), напротив, постепенно уменьшился. В 70-х годах поверх панталон в обтяжку стали носить вязаные чулки, доходившие до колен, где они перевязывались лентами. Теперь, кроме панталон во всю длину ноги, носили подбитые ватой верхние панталоны, узкие в обтяжку панталоны и чулки, которые обычно были разного цвета. Брыжи и манжеты стали несколько шире. Короткий плащ, с рукавами или без них, иногда снабжался небольшим капюшоном. Он окончательно вытеснил распашную, подбитую мехом одежду, которая теперь превратилась в узкую накидку с проймами для рук и высоким стоячим воротником. Из головных уборов продолжал преобладать берет. Появились также различные новые формы шляп, в том числе низкая шляпа с округлой тульей и широкими прямыми полями.
С воцарением Генриха III (1574 г.) существовавшие фасоны костюма не могли, конечно, измениться сразу же. Однако женские привычки самого короля и его любимцев, неумеренная страсть к нарядам и украшениям вскоре нашли подражателей и вне придворных кругов, причем не только в высших, но и в остальных сословиях. Одни протестанты и солидные граждане держались в стороне от этого влияния. Тяга короля к нарядам сказывалась на всей его внешности, даже тогда, когда он не был одет (10-женскн, что иногда случалось. На голове он носил небольшой женский ток, украшенный перьями, жемчугом и бриллиантами. Подкрашенные волосы были завиты, как у женщин, в ушах сверкали дорогие серьги. Все это сочеталось с нарумяненными щеками, небольшими усиками, широкими брыжами на шее, жемчужными нитками на груди, камзолом в обтяжку, вырезанным спереди мысом и туго стянутым в талии, с плотно выстеганными рукавами, заканчивающимися мелко сплоенными манжетами и перчатками на руках. Вместо широких верхних коротких штанов делался узенький сборчатый валик, под которым находились не очень широкие, суживающиеся книзу, подбитые ватой панталоны по колено, на ногах были чулки и чрезвычайно узкие остроносые башмаки. Дополнением служили короткий плащ и шпага. Небольшой размер рук и ног, нежность и белизна кожи подчеркивались искусственными средствами. Король постоянно использовал духи. Даже одетый менее женственно, он все равно казался разряженным. Герцог Сюлли, войдя к нему однажды (1586 г.) в кабинет, увидел его «при шпаге, в коротком плаще и в токе, на шее висела на широкой ленте небольшая корзинка, наполненная щенятами. Он был совершенно неподвижным и во время разговора с герцогом не шевельнул ни рукой, ни ногой, ни головой».