Татьяна Бенедиктова \"Разговор по-американски\"
Т.Д. БЕНЕДИКТОВА
«РАЗГОВОР ПО-АМЕРИКАНСКИ»Дискурс торга в литературной традиции США
Москва
Новое литературное обозрение 2003
ББК 83.3(7Сое) + 83.3(2Рос) УДК 821.111.09 + 821.161.1.09 В 29
НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Научное приложение. Вып. XXXII
Бенедиктова Т.
В 29 «Разговор по-американски»: дискурс торга в литературной традиции США. — М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 328 с.
Идеал общительности, полноценного разговора общечеловечен, но и своеобычен для каждой культуры. Американский идеал, становящийся (в XVIII—XIX столетиях) в силовом поле рыночных практик, политической демократии, новорожденной системы массовых коммуникаций близок модели «торга» (bargaining). Он предполагает состязательное сотрудничество, взаимозаинтересованное разногласие соединяет в себе расчет и приключение, «эдем прирожденных прав человека» и поединок эгоистических воль, игру и ритуал. «Дискурс торга» — в психологическом, риторическом и эстетическом измерениях — рассматривается на материале классической американской автобиографии (Б. Франклин, Д. Крокет, Ф.Т. Барнум) и художественной прозы (Э.А. По, Г. Мелвилл, Марк Твен). Сравнительно-диалогический анализ русского и американского литературных дискурсов позволяет охарактеризовать особенность подразумеваемых тем и других идеалов общения. По-новому осмысливается литературная традиция — как длящийся, преемственный, заочный «разговор» между писателями и читателями в пространстве национальной культуры.
ББК 83.3(7Сое) + 83.3(2Рос) УДК 821.111.09 + 821.161.1.09
ISBN 5-86793-236-2
© Т.Д. Бенедиктова, 2003
© Художественное оформление.
«Новое литературное обозрение», 2003
Работа над книгой сильно растянулась во времени — от первого проблеска замысла (во время стажировки, в Нью-Хэй-вене в 1990 году) до окончательной точки (в Москве в 2003). Промежуток был заполнен разнообразными делами и работами, но эта выделялась особо. Поскольку переживалась — чем дальше, тем яснее — как длящийся процесс самообретения или само(пере)воспитания — не «сентиментального», а профессионального — в культурной среде, менявшейся стремительно, ошеломляюще и противоречиво.
Постоянным фоном оставался университет, прекрасный своей устойчивостью и готовностью обновляться. Внимание и суждения коллег, требовательное любопытство студентов были «внешним» двигателем проекта, стимулом к обобщению, преобразованию и уточнению рабочих формулировок. В аудиториях родного МГУ, но также Йеля, Дюка, Университета Айовы, Университета штата Нью-Йорк в Олбани (SUNYA) и Свободного университета в Берлине обсуждался в разное время «разговор по-американски». Всем участникам этих дискуссий я глубоко и искренне признательна, — а равно и администрациям МГУ и SUNY, Институту Дж.Ф. Кеннеди (FU Berlin), Программе Фулбрайта и Международному Форуму по изучению США (IFUSS) за поддержку необходимых стажировок и контактов.
Особая благодарность — Эдуарду Яковлевичу Баталову, Елене Владимировне Петровской, Илье Петровичу Ильину и Борису Владимировичу Дубину, читавшим мое сочинение на завершающем этапе. Из разнообразных опытов университетской жизни самый ценный и самый счастливый — это опыт размыкания собственной ограниченности, особенно, когда твое усилие проницательно понято и «просвечено» критикой, поддержано встречным исследовательским энтузиазмом и сочувствием.
Я очень благодарна своей семье — за щедрость долготерпения, и книгу хотела бы посвятить своим родителям.
Введение
РАЗГОВОР В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРЫ
Быть — значит общаться. М.М. Бахтин
Дело разговора — серьезнейший предмет.
О.У. Холмс
Не обманешь — не продашь. Русская пословица
Определяя «разговор» как проблемный фокус исследования, мы обращаемся к явлению загадочному в своей простоте. Разговор — занятие или состояние, столь же привычное, что дыхание или ходьба. Мы ходим, дышим, разговариваем, вопросом «как?» задаваясь лишь в особых, сравнительно редких случаях. Зато постановка такого вопроса, вглядывание в микроструктуру обыденного, привычно не замечаемого акта может служить пониманию масштабных процессов — культурных, социальных, жизненных.
Что такое разговор? «Словесный обмен сведениями, мнениями», — сообщает словарь Ожегова. В узком и в то же время относительно строгом лингвистическом определении — процесс непосредственного речевого обмена, в ходе которого говорящий и слушающий, меняясь ролями, соучастно выстраивают смысл. Видов и жанров разговорного взаимодействия в обиходе множество: своеобразие каждого определяется, во-первых, ситуативно (контекстом), во-вторых, целью. Единство контекста необходимо для завязки общения и воспроизводится в дальнейшем при посредстве «взаимных подразумеваний» (или «импликатур»), — таким образом в разговоре реализуется основополагающий «принцип кооперированное™»1. Что до цели, то, если исключить специальные случаи, как собеседование экзаменатора и экзаменуемого, врача и пациента, допрос в суде и т.д., «настоящий» разговор ее как будто бы лишен. Поскольку, по определению, свободен, спонтанен, не связан прагматической задачей2. И тем не менее цель в нем всегда присутствует — как некий вектор (критерий отбора приемлемых ходов), который трудно определим объективно, но участниками общения, как правило, ясно ощутим. По выражению американского культуролога X. Бхабхы, любой разговор насыщен «пролептической энергией»: развертываясь в «сейчас», он устремлен в будущее (leaping ahead), поэтому «описать его правила или предписать ему правила можно только ретроактивно»3.
Очевидно, что описание разговора не может ограничиться фиксацией словесного обмена и должно обязательно учитывать его неявную, немую, «неизреченную» часть. Без этого невозможно понять характер и внутреннюю задачу коммуникации, нельзя по-настоящему оценить и степень ее успешности. Зато с учетом (по возможности широким) встречной работы воображения и обоюдно подразумеваемого собеседниками контекста разговор открывается нам уже не просто как речевой, но и как многомерный, культурный феномен. Неудивительно, что интерес к разговору как социокультурной проблеме стал сегодня общегуманитарной тенденцией — почвой сотрудничества языкознания, психологии, социологии, этнографии, культурологии, антропологии, а также «прорастания» новых, трансдисциплинарных направлений. Нередко в связи с этим говорят о «повороте к разговору»4, по аналогии с «лингвистическим поворотом», «культурным поворотом» и т.д.
Разговор: модель культуры
Объемля множество социальных ситуаций, бытовых, профессиональных, воспитательных и иных, — определяясь ими и их, в свою очередь, определяя, — разговор может рассматриваться как продуктивная модель взаимодействия, позволяющая трактовать разные социально-культурные процессы, от политических до эстетических.
Мысль о том, что между устройством речевого этоса и общественным устройством существует отношение подобия, не нова, восходит к «Риторике» Аристотеля и в общем виде высказывалась с тех пор неоднократно. В формулировке Б. Уорфа она звучит, например, так: «...действия, предпринимаемые людьми в тех или иных ситуациях, схожи с манерой, в которой о них говорят»5. «Сходство» не стоит, конечно, понимать буквально, не стоит и недооценивать. В сфере общения прорабатываются и так или иначе решаются принципиальные для всякого общества вопросы: «как побудить индивида включиться в общую связь и жить для нее; как, в свою очередь, сделать так, чтобы эта связь наделяла индивида ценностями и идеалами; как превратить жизнь индивида в средство для достижения целей целого, а жизнь целого — в средство достижения целей индивида»6.
Г. Зиммель ввел в свое время понятие «настоящего разговора», который являл в его глазах «миниатюрное изображение общественного идеала»7. Воплощенная утопия «чистой общительности» предполагает полноту взаимопонимания, свободу и бескорыстие личностного взаимораскрытия собеседников. Образ такого разговора имеет долгую традицию, присутствие его в европейской культуре можно проследить со времен античности. Философические диалоги в садах платоновской Академии, плавно-приятное течение речей в ходе «симпосия» или «коллоквиума» служили современникам и потомкам образцами общения, по-человечески удовлетворяющего, спонтанного и в то же время над-бытового, в том и другом качестве последовательно противопоставляемого публичной риторике. Разговор («sermo communis»), подчеркивал Цицерон, происходит в относительно интимном дружеском кружке, опирается на неформальное равенство, взаимное расположение и общность интересов. Если красноречие использует слово как инструмент властного воздействия и потому всегда подозрительно с точки зрения этики, то «настоящий разговор» нравственно безупречен: именно в нем homo urbanus проявляет и культивирует свои лучшие свойства.
Классическая модель разговора подчеркивает в нем гармоничность8, равноуважительность, непосредственную ориентированность на собеседника и в то же время органическую сопричастность богатству культурной традиции: наряду и на равных с присутствующими друзьями участниками общения становятся авторы великих книг, уважаемые мыслители прошлого. Свободный от сиюминутных страстей и корыстных интересов, ограничений невежества, давления заботы и нужды, «настоящий разговор» представал как аристократичный если не в смысле строгой сословной приписки, то в смысле возвышенности над рутиной быта и отвлеченности от практических задач (это само по себе подразумевало наличие культурно-рафинированного досуга, доступного лишь высшему сословию). Сочетая в себе черты ритуала и игры, «настоящий разговор» утверждал надличные, коллективные ценности, подчеркнуто исключая индивидуальное самоутверждение, конфликт мнений или даже резкое столкновение точек зрения. Благорасположенность и взаимоприятие, «строй» и «лад» внутри ансамбля общающихся, пребывающих вместе в обжитом и устойчивом культурном пространстве, — вот приоритет, который в рамках классической модели ни в коем случае не должен был подвергаться опасности.