Смекни!
smekni.com

Говоль и его "Ревизор" (стр. 1 из 6)

Содержание

Введение

1. Общее и индивидуальное в образах чиновников

2. Сущность «немой сцены»

3. Гоголь о нравственно-психологическом содержании характеров чиновников.

Заключение

Список использованной литературы


Введение

Обращение Гоголя к комедийному жанру было предопределено. И не только потому, что он был сыном украинского комедиографа и в лицейском театре участвовал главным образом в постановках комедий. Все дело в том, что в нем жили удивительное чувство смешного и способность смешить.

Однако «Ревизор» вобрал в себя и отразил не только смех, хотя, как позднее писал Гоголь в «Авторской исповеди», в своей комедии он «решился собрать в одну кучу все дурное в России... все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем». Сквозь смех в ней слышалась грусть, ознаменовавшая даже не столько иную природу смеха у Гоголя («Я сам почувствовал, что уже смех мой не тот, какой был прежде...»), сколько особое творческое задание, воплощенное в «Ревизоре» и послужившее основанием для ретроспективного восприятия писателем собственного пути через призму «Ревизора»: с позиции того, что было до него и после

Цель данного реферата: показать сущность немой сцены, общее и индивидуальное в образах чиновников.

Задачи реферата следующие:

- раскрыть общее и индивидуальное в образах чиновников;

- показать сущность «немой сцены»;

- выявить позицию Гоголя о нравственно-психологическом содержании характеров чиновников.

При написании данной работы использована следующая литература: Бродский Н.Л. Гоголь и «Ревизор». – М.: Просвещение, 1986; Гоголь в русской критике: сборник статей. – М., Гослитиздат, 1979; Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. – М.: Гослитиздат, 1979 и т.д.

1. Общее и индивидуальное в образах чиновников

Содержательно-организующим центром единого комедийного сюжета «Ревизора», построенного на безжалостном осуждении и отрицании самодержавно-крепостнической России, является уездный город, затерянный где-то в глубине страны, город, безусловно, выдуманный Гоголем. Но все происходящее в нем присуще всей России, погрязшей во взяточничестве и лихоимстве. И это предельно расширяло кругозор «уездного городишки», представшего в «Ревизоре» «сборным городом всей темной стороны», как впоследствии определил его Гоголь.

Гоголевский город (подобно Невскому проспекту) последовательно иерархичен. Во главе всей городской «пирамиды» стоит городничий, чиновники — его окружение — отражают все стороны общественной жизни и управления. При этом, как отмечает Ю.В. Манн, Гоголю «важна не отвлеченная общественная функция персонажа, но его особенный индивидуальный характер». И здесь автор всячески избегал внешнего карикатуризма, которым обычно сопровождалось сценическое исполнение «Ревизора». Гоголь, по его словам, смеется не над кривым носом, а над кривою душою. Душевной же кривизны в чиновничестве в большом достатке, хоть отбавляй. Чего только стоит чванливость гордого своим умом Ляпкина-Тяпкина, прочитавшего 5—6 книг и почитающего себя большим мыслителем! Сколько каверзничества и коварства скрывается во внешне добродушном Землянике, а в смиренном Хлопове сколько покорности и запуганности! Но самый впечатляющий среди чиновников — это немотствующий, ибо не знает ни слова по-русски, Гибнер (изрекающий на всем протяжении пьесы только звуки), в то время как именно ему больше всего необходимо умение слушать и изъясняться, ведь Гибнер врач!

Чтобы представить чиновный мир психологически достоверным, хорошо узнаваемым и осязаемым, Гоголь изображает каждого из чиновников в привычном для них «интерьере». И этот «интерьер», возникающий из диалогов, реплик, обмолвок героев, замечательнейшим образом «отражает» своего обитателя, «играет» его.

Действительно, как много способны поведать о Ляпкине-Тяпкине передняя в присутственном месте, где под ногами просителей «так и шныряют» «домашние гуси с маленькими гусенками», или охотничий арапник, висевший в кабинете судьи «над самым шкапом с бумагами». Какие мысли о попечителе богоугодных заведений Землянике навевают грязные колпаки больных и коридорный капустный запах, от которого, как говорит сам Артемий Филиппович, ничем нос не уберечь![1]

Вместе с опредмеченным чиновным бытом в пьесу входит и живая повседневная жизнь конкретного заштатного городка с его неметеными улицами, старыми заборами с наваленными возле них кучами («на сорок телег») «всякого сору», клопами в гостиничных номерах... Однако это не лишает образ города в «Ревизоре» обобщающей силы. Будучи предельно локализованным, замкнутым и отгороженным, он в то же самое время не является каким-то изолированным островком порока и злоупотреблений. Напротив, данный конкретный городишко настолько однороден с теми обширными пространствами, которые лежат за его пределами, что может замещать собою любые социальные явления, вплоть до жизни общероссийской, общегосударственной. Хоть три года скачи, — говорит нам Гоголь, — и не доедешь до того места, где бы нормы общежития былииные. Вот и чиновники, собравшиеся в доме городничего, и, наверняка, не бывавшие дальше своего уезда, твердо знают, как вести себя с ревизором из столицы, почти рефлекторно протягивая Хлестакову руку с зажатыми в ней ассигнациями. Впрочем, они так же твердо знают, что ревизия не повлечет за собой никаких существенных перемен в жизни города. Однако ревизор — это как перст судьбы, неизвестно, на кого падет его выбор! А потому необходимо быть начеку, чтобы не попасть ненароком под колеса бюрократической машины, не оказаться ее случайной жертвой.

Гоголь охватил «ситуацией ревизора» всех героев, обнял их «единым, хотя и многообразным, по своему проявлению чувством» (Ю.В. Манн). Это единое, общее чувство, считает исследователь, — страх. Все заняты только ревизором, с которым, как ни странно, у чиновников связан, возможно, некий высший час. Так, Бобчинский и Добчинский, всегда жившие от сплетни к сплетне, на этот раз творят главную сплетню своей жизни. А какая волна чувств и мыслей захлестывает каждого из чиновников в сцене вранья Хлестакова! Зрителю, читателю их состояние кажется комичным и странным. Но сами герои ничего такого никогда не переживали, да и вряд ли нечто подобное может с ними повториться. Поэтому они пребывают в упоении от сознания одной только своей причастности к этой великой минуте!

Однако более всех в ситуации с ревизором воспарил городничий. Ведь он как будущий тесть Хлестакова надеется с его помощью изменить себя самого, собственную жизнь. Тем драматичнее его падение с вершины социальной лестницы, на которую он уже мысленно взобрался («убит, убит, совсем убит», «зарезан»). Но самое важное заключается в том, что, пережив невероятное, унизительное потрясение, городничий — впервые в жизни! — на мгновение прозревает, хотя сам полагает, что ослеп: «Ничего не вижу. Вижу какие-то свиные рылы вместо лиц, а больше ничего». Таков город, которым он управляет, таков и он сам. И на пике пережитого позора городничий вдруг возвышается до настоящего трагизма!

Городничий. По-разному играли на сцене городничего. Так, у актера Сосницкого (его игру принял Гоголь) это был столичный городничий, лишенный какой бы то ни было провинциальной грубости, солидный, степенный, внешне приличный. Полная ему противоположность — городничий М. Щепкина, беззастенчивый хапуга и необразованный грубиян. Но в обоих вариантах его отличала трезвая практичность и жизненная хватка. Тем ярче на этом фоне проступала ситуация, казалось бы, невероятная в случае с таким городничим — быть обманутым фитюлькой! Ведь уже начиная с первого знакомства с Антоном Антоновичем Сквозник-Дмухановским, складывалось прочное впечатление, что как, никто другой, он подготовлен вовсеоружии к встрече с ревизором. Хотя, одновременно, не оставалась незамеченной и его нервозность, сопряженная с тревогой и напуганностью не случайно он говорит с чиновниками, заикаясь.

Причин нервничать существует великое множество: и в городе всюду грязь, унтер-офицерская вдова выпорота, церковь при богоугодном заведении не построена, деньги же «строительные» в собственный карман положены, купцы того и гляди потянутся к ревизору с жалобами на градоначальника... Однако городничий оптимистически смотрит в будущее. Разве раньше не случалось ему испытывать страх перед вышестоящими? Да ведь сумел же провести «трех губернаторов», всякий раз выходя сухим из воды! Тогда почему с новым «ревизором» ему не повезло? Возможно, Хлестаков оказался хитрее городничего? Нет и нет. Напротив, он потому взял верх над многоопытным и в своем роде неглупым городничим, что был несравненно глупее, мельче. Но главное, Хлестаков обманул градоначальника потому, что не собирался его обманывать.

Он абсолютно искренен во всем, а городничий принимает его слова как серию искуснейше рассчитанных шагов. Считает, что поведение, реакции «ревизора» (когда Хлестаков кричит, что не желает переезжать «на другую квартиру», «то есть, — по его разумению, — в тюрьму», и в страхе доходит до истерических угроз «гостю») вполне естественны, потому что, явившись в город инкогнито, все уже выведал, высмотрел и хочет дать делу ход. Отсюда городничий приходит к выводу, что роль обходительного хозяина ему не удалась и, следовательно, нужно переходить к срочным мерам. Не пытаться оправдываться, что-либо отрицать. Лишь молить о пощаде! Поэтому и Марья Антоновна вмиг превращается в «детей малых». Но ревизор словно не замечает услужливых «телодвижений» городничего, в чем тот видит нешуточное подтверждение нависшей угрозы Когда же дело доходит до денег, которые Хлестаков просит у Антона Антоновича взаймы, то эти слова принимаются как своего рода шаг к обоюдному молчаливому соглашению- один не погубит, другой ублажит. И здесь Хлестаков, сам того не подозревая, замечательно подыгрывает городничему. Тот ведь понимает, что нельзя раскрывать тайну инкогнито (потому свою взятку «ревизору» он подает исключительно как заботу о проезжающих), а Хлестаков с полной естественностью соблюдает «тайну», невольно с блеском исполняя роль хитрого и знающего себе цену ревизора из Петербурга. В результате чистосердечие Хлестакова и обмануло многоопытного чиновника Безусловно, страх и «инкогнито» также содействовали этому, но они не имели бы таких последствий, не будь Хлестаков Хлестаковым.[2]