И, наконец, в-четвертых, сохраняющаяся и усилившаяся после Косово противоречивость и концептуальная неопределенность будущего европейской системы безопасности не позволяют эффективно противодействовать новым вызовам, пришедшим на смену военно-политической конфронтации, прежде всего этнополитическим конфликтам. Решительное применение силы в Косово, рекламируемое Западом как действенный метод антикризисного поведения, на деле породило одновременно серьезные сомнения в целесообразности реализации подобных сценариев в будущем. Как стало понятно, логика развития военной операции, вовремя не переведенной в русло политического урегулирования, может вообще привести к потере реальных перспектив политического решения кризисной ситуации, а также ее интернационализации. В условиях же отсутствия согласованных антикризисных действий, общеевропейских по своему содержанию, локальные кризисы превращаются в серьезный источник международных противоречий, как это демонстрирует ситуация вокруг Югославии и Чечни. Европейским странам удалось в ноябре 1999 года на стамбульском саммите ОБСЕ достичь согласия и принять Хартию европейской безопасности.
Все перечисленное выше свидетельствует о том, что идея коллективной безопасности в Европе, с таким трудом сохраненная после похорон концепции «общеевропейского дома», переживает глубокий кризис. Сегодня в моде возлагать всю ответственность за это на западные страны, хотя обвинять их в измене наивно. Прежде всего, они вовсе не отказались от самой идеи единой европейской безопасности и продолжают проповедовать ее идеалы. Но в полной мере отдавая себе отчет в невозможности ее осуществления в реальной перспективе, адаптируют свою практическую политику именно исходя из объективной ограниченности коллективных инструментов обеспечения безопасности. Поэтому – никакой измены, ведь в последние годы Запад проводил целенаправленную политику укрепления и расширения собственных институтов и механизмов безопасности и никогда не делал ставки на коллективные инструменты.
Казалось бы, расширение НАТО уже поставило все точки над всеми буквами, где они должны стоять. Но Россия продолжала жить иллюзиями, отстаивая свою мечту о иерархической системе безопасности с ОБСЕ на вершине пирамиды. То есть, если Запад следовал четко определенным стратегическим курсом, наша страна избрала в себя по существу тупиковое политическое направление. В условиях, когда из сфер практической политики российские предложения были явно исключены вследствие отсутствия поддержки со стороны подавляющего большинства участников ОБСЕ отстаивание этих позиций на декларативном уровне еще больше сужало наши возможности маневра и выхода на другие коллективные формы организации безопасности в Европе. В результате – крушение надежд и иллюзий, фактическое одиночество России в европейской политической среде. В этой среде российско-западные отношения последнего десятилетия можно было бы охарактеризовать словами русской песни «все ждала и верила сердцу вопреки…».
Поэтому именно для России нынешний кризис оказался наиболее чувствительным став по существу кризиса ее внешнеполитического курса последнего десятилетия. Отправной точкой определения будущей российской стратегии должно стать признание того, что единство единой системы безопасности если и будет проявляться видимой перспективе, то в основном лишь с точки зрения неразрывности общего европейского пространства безопасности. Реальное организационное единство, в основе которого была бы общая система принятия решений и совместные механизмы их реализации, – дело далекого будущего, хотя эту цель сегодняшние партнеры могли бы сформулировать уже сейчас. Для достижения такого единства необходимыми условиями являются не только общее стремление, но, главное, сравнимый с западноевропейскими параметрами уровень демократизации и стабильности государств на юге и востоке Европы, а также структуризация и институционализация безопасности в этом пространстве, позволяющая объединить в единую европейскую систему ее различные элементы.
События последнего времени, особенно косовский кризис, способствует утверждению в России такого трезвого видения современных международных отношений. Конечно, после саммита ОБСЕ в Стамбуле можно констатировать, что нашей стране не удалось отстоять свою концепцию иерархической системы коллективной безопасности. Но, может быть, наиболее важный результат состоит как раз в обратном: России наконец-то удалось отказаться от своей нереалистичной, загоняющей ее в изоляцию концепции. В любом случае, мы согласились со своими партнерами в том, что ОБСЕ будет играть «ключевую объединяющую роль» в Европе. ОБСЕ будет использоваться, «когда это целесообразно, в качестве гибкого координационного механизма для развития сотрудничества, с помощью которого различные организации могут подкреплять усилия друг друга, используя специфические преимущества каждой из них». Документально подтвержденный в Хартии и декларированный совместно с партнерами по ОБСЕ отказ России от намерения «создавать иерархию организаций или устанавливать между ними постоянное разделение труда» не в коей мере не хоронит общеевропейские процессы. Совсем напротив, именно это и открывает перспективу конструктивного общеевропейского сотрудничества на основе достигнутых принципиальных договоренностей, реализация которых, конечно же, требует дополнительных политических усилий и совместных практических шагов.
Среди них особо следует отметить три важнейших положения, на которых настаивала Россия, сумев убедить в своей правоте западных оппонентов. Во-первых, обязательство «и далее закреплять консенсус, лежащий в основе принятия решений ОБСЕ». Пересмотр этого правила, на чем первоначально настаивали некоторые западные страны, в первую очередь США, угрожал резким падением возможностей России, и без того значительно уменьшившихся, влиять на европейские дела. В этих обстоятельствах, даже если бы размывание консенсуса и привело к повышению оперативного потенциала ОБСЕ (основной аргумент в пользу отказа от единогласия), организация все в большей мере превращалась бы, очевидно, в инструмент западной, а не общеевропейской политики.
Во-вторых, было преодолено нежелание, особенно проявлявшееся Соединенными Штатами, прямо декларировать обязательство о неприменении силы. И несмотря на положения принятой в Вашингтон новой стратегической концепции НАТО, западные страны все-таки продемонстрировали способность возвратиться «назад в будущее». Признав первоочередную ответственность СБ ООН за поддержание мира и безопасности и его ключевую в этом отношении роль в регионе ОБСЕ, участники стамбульской встречи заявили: «Мы подтверждаем наши права и обязанности по уставу Организации Объединенных Наций, включая наше обязательство по вопросу о неприменении силы или угрозы силой». Следует отметить, что подтверждение этих обязательств было для России одним из условий восстановления сотрудничества с Западом в сфере безопасности, прежде всего – отношений с НАТО.
В-третьих, в какой-то мере удалось если и не ограничить неблагоприятную для России тенденцию к натоцентризму в Европе, то попытаться удержать ее наиболее опасные «выбросы», подобные действиям в Косово. Как указывается в Хартии, «в рамках ОБСЕ ни одно государство, группа государств или организация не могут быть наделены преимущественной ответственностью за поддержание мира и стабильности в регионе ОБСЕ или рассматривать какую либо часть региона ОБСЕ в качестве сферы своего влияния».
Наряду с другими эти договоренности позволили принять «Оперативный документ – Платформу безопасности, основанной на сотрудничестве». Будет ли она действительно перенесена с бумаги в практику европейских отношений – далеко не ясно. Особенно если вспомнить судьбу целого ряда предыдущих решений ОБСЕ, которые сегодня представляют главным образом архивно-исторический интерес. Но зато очевидно другое: платформа может стать практическим руководством лишь в том случае, если смогут договориться Запад и Россия, поскольку именно эта линия сотрудничества является стержневой для обеспечения общеевропейских подходов и действий. В свою очередь, может быть главное значение стамбульского саммита ОБСЕ и состоит в том, что Запад и Россия, встретившись на пике принципиальных разногласий, сумели добиться важных встречных подвижек.
Конечно, достигнутые компромиссные решения можно трактовать как довольно общие, но нельзя их считать пустыми фразами, поскольку именно это сближение открывает новую перспективу российско-западных решений в сфере безопасности. Их нынешний кризис дает возможность России, освободившись как от завышенных ожиданий прошлого, так и от излишней драматизации сегодняшних разногласий, выстроить действительно прагматичный курс на сотрудничество с Западом. Не следует обвинять Запад в стремлении реализовывать свои интересы, необходимо научиться последовательно и жестко (но не бескомпромиссно) отстаивать в рамках сотрудничества собственные приоритеты. Надо в конце концов признать, что пытаться разговаривать на равных мы можем пока только в галстуках.