Смекни!
smekni.com

Эффективность государственного управления (стр. 1 из 9)

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ Понятие эффективности государственного управления

В сфере государственного управления ключевым фактором, от­рицающим или оправдывающим конкретные методы и формы дея­тельности, традиционно считается эффективность. Поэтому боль­шинство частных проблем реализации государственного управления можно объединить в одну, наиболее общую и актуальную как на ре­гиональном, центральном (федеральном), так и на межгосударст­венном уровнях — проблему эффективной организации работы сис­темы административно-государственного управления. Актуальность этой проблемы возрастает в условиях постиндустриального общест­ва. «...Постиндустриальное общество определяется как общество, в экономике которого приоритет перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг, проведению исследова­ний, организации системы образования и повышению качества жизни; в котором класс технических специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в котором внедре­ние нововведений... во все большей степени стало зависеть от до­стижений теоретического знания... Постиндустриальное общество... предполагает возникновение нового класса, представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экс­пертов или технократов» [BellD. NotesonthePost-IndustrialSoci­ety // ThePublicInterest. 1967. № 7. P. 102].

Все это предопределило отказ от традиционного механистичес­кого подхода к управлению и стимулировало поиск новых теорети­ческих моделей и практических методик реализации эффективного государственного управления.

Вследствие своей практической и теоретической значимости, проблемы, связанные с концептуализацией понятия эффективности государственного управления, разработкой методов повышения эф­фективности и ее измерения, подробно рассматриваются практи­чески во всех общественных науках. Более того, эти проблемы стали ключевым предметом исследования отдельных научных дис­циплин (например, экономики общественного сектора или муници­пального менеджмента). Однако любая наука (точнее, любой иссле­дователь, работающий в рамках той или иной научной парадигмы) рассматривает эти проблемы под специфическим углом зрения.

Само понятие эффективности, благодаря присущей ему много­аспектное™, имеет множество трактовок и толкований. Безусловно, выбор одного из них или создание нового будет зависеть от целей конкретного анализа, уровня этого анализа и, наконец, избранной методологии. Так, в микроэкономике под эффективностью часто понимают производственную функцию, описывающую зависимость за­трат и выпуска, или же достижение наибольшего объема производст­ва товаров и услуг с применением ресурсов определенной стоимости [Макконелл, 1996; Стиглиц, 1997]. В административной теории на­ряду с экономической составляющей понятия эффективности («от­ношение объема предоставленных услуг к стоимости (объему) ре­сурсов, необходимых для предоставления данного объема услуг» [Epstein, 1988]) часто также и техническую (или организационную) составляющую, определяемую с позиций целедостижения. Техни­ческая эффективность означает степень соответствия государствен­ных служб потребностям, знаниям и ресурсам их клиентов, т.е. от­ражает соответствие управленческой организации внешним услови­ям. Множественность значений понятия «эффективность» и труд­ности его однозначного определения (даже в рамках конкретного анализа) отражаются и в терминологии. В англоязычной литературе наряду с понятием effectiveness, обозначающим эффективность, часто используется понятие efficiency, переводимое как результатив­ность, и productivity, обозначающее производительность. Кроме того, в последние годы наряду с этими терминами широко используется понятие performance, переводимое как степень эффективности функ­ционирования; оно позволяет ввести в определение эффективности работы организаций качественный аспект.

Исторически, в процессе смены одной доминирующей научной парадигмы другой, понятие эффективности изменялось и постепен­но приобретало все более широкий круг толкований. Процесс рас­ширения и, усложнения значений этого понятия был особенно за­метен в ходе методологических изменений внутри организационной теории и теории государственного управления.

Приверженцы «классической школы» нередко трактовали «эф­фективность» как достижение формальных целей, заранее установ­ленными методами в конкретные сроки [Taylor, 1911]. Однако такой механистический подход к концептуализации понятия эф­фективности предполагал, что цели организации четко установлены и измеряемы и для достижения этих целей используются стандарт­ные методы. Этот подход оказался уместен лишь для анализа эф­фективности простых организаций, персонал которых подчинен четким правилам и выполняет простые рутинные операции. Про­стая организация с жесткой иерархической структурой и, обычно, сильными патерналистскими традициями предъявляла работнику элементарные требования: быть лояльным и выполнять работу в ус­тановленные сроки указанным свыше способом. Это прекрасно по­нимали приверженцы механистического, ценностно-нейтрального отношения к анализу эффективности организаций, начиная с Фре­дерика Тэйлора и Макса Вебера, когда стремились избежать в своих исследованиях рассмотрения этических, политических или психоло­гических факторов. В традиционной, или «классической», парадиг­ме административной политики, базирующейся на принципах, из­ложенных в работах Ф. Тэйлора, В. Вильсона и М. Вебера, акцент на эффективность работы аппарата государственного управления является решающим. Эффективность в данном случае носит объек­тивный, внеличностный характер и основывается на трех методоло­гических установках: отделении администрирования от политики, признании того, что «в каждом элементе любой работы всегда су­ществует один метод и один способ исполнения, который быстрее и лучше, нежели все остальные» [Taylor, 1911, 7, 25], и, наконец, при­знание бюрократической организации как наиболее эффективной для внедрения научных принципов управления.

Классик американской административной науки Дуайт Уалдо прямо указывал на детерминацию роста всеобщего интереса к фе­номену эффективности процессом перехода от условий деятельнос­ти организаций XIX в. к условиям деятельности организаций XX в. «На стыке веков, однако, стало очевидно, что мораль, несмотря на всю желательность, недостаточна. Демократия должна быть состоя­тельной, способной (able). Граждане должны быть активны и бди­тельны. Государственная машина не должна терять время, деньги и энергию. Расточительное использование наших ресурсов следует исправлять. Если наши благие намерения терпят крах из-за неэф­фективности, тогда, следовательно, неэффективность и есть глав­ный порок» [Waldo, 1984, 287]. При этом эффективность постепен­но стала своеобразным фетишем, своего рода божеством для адми­нистраторов и политиков. Не случайно поэтому возникло выраже­ние «gospelofefficiency* (Евангелие от эффективности), подчерки­вающее иррационально-ценностный оттенок веры в подходе к дан­ной проблеме. Этот парадоксальный процесс фетишизации эффек­тивности, когда в «термин, рассматриваемый как дескриптивный, "механический", стал вкладываться моральный смысл» [Ibid., 187], оказался предметом особого интереса многих исследователей. Так,' Д. Уалдо в экзальтированном увлечении эффективностью усматри­вал секуляризацию, материализацию протестантского сознания. Он писал: «Догма эффективности является частью веры "muscularChristianity"* [Ibid].

Г. Саймон писал, что эффективность по сути является «modusoperendi организации» и часто используется как виртуальный сино­ним понятия рациональности [Simon, Smithburg, Thompson, 1950], задача административной теории состоит в том, чтобы определить, «каким образом организация должна быть сконструирована, чтобы выполнять работу эффективно» [Simon, 1946, 64]. Такой подход оп­ределял главными инструментами изменений в организациях (и со­ответственно инструментами повышения эффективности их работы) административное распоряжение, приказ, способный рационализи­ровать действия персонала (например, установить «эффективную» структуру или упразднить «неэффективную»). Сузив базу для не­предсказуемых, случайных действий индивидов, директивный спо­соб управления, по мнению приверженцев технократического, или механистического, подхода, позволял наилучшим образом произво­дить «количественную рационализацию», облегчая тем самым про­цесс измерения эффективности, который осуществлялся с помощью простых показателей в системе затрат / выпуска. Однако, как уже отмечалось выше, именно в позитивистском стремлении к анализу количественных показателей и манипуляции цифрами социальное качество организационных изменений почти всегда остается за бор­том исследований.

Таким образом, при механистическом подходе к теории и прак­тике организации эффективной работы персонала фактически не затрагивались психологический, социальный и политический аспек­ты эффективности (последний намеренно опускался, поскольку в основе традиционных административных моделей лежал принцип четкого разделения компетенции политиков и администраторов). Все внимание исследователей и управленцев-практиков было обра­щено на техническую сторону управленческого процесса внутри ор­ганизации, роль факторов внешней среды при этом опускалась. По­степенно противоречия идеальных бюрократических моделей и ре­альной управленческой практики, а значит противоречия между предписываемыми и реальными результатами деятельности государ­ственного управления стали столь очевидными, что потребовалась корректировка управленческой парадигмы, включение в нее более широкого круга аспектов управленческой деятельности.

«Школа человеческих отношений» отвергла механистическое понимание эффективности, определяемой через формальное дости­жение целей, как слишком упрощенное и не соответствующее прак­тике. Эффективность стала трактоваться как сложное, комплексное явление, определяемое по ряду критериев: степени удовлетворения персонала организации своей работой и ее результатами, уровню текучести кадров в организации, мотивации персонала и др. В этом случае к условиям эффективности кроме лояльности, подчинения и четкого знания процедуры выполнения операций относится также и осознанное удовлетворение работой и условиями труда, межлич­ностными отношениями, сложившимися в коллективе. Иными сло­вами, в исследование феномена эффективности были включены со­циально-психологические факторы и неформальные связи внутри организации. Однако здесь скрывалась опасность другого рода. Чрезмерная актуализация психологических факторов, построение концепции эффективности на основании иерархии потребностей ограничивали ее применимость сферой межиндивидуальных отно­шений внутри организации и вследствие этого чрезмерно упрощали оценку реальных управленческих процессов. Пренебрежение фор­мальными аспектами деятельности организаций, проблемами ие­рархии власти (своеобразная реакция отторжения на предшествую­щий технократический, или механистический, подход к управле­нию) привело к неадекватности данного подхода относительно ана­лиза деятельности сложноорганизованных систем. И здесь прихо­дится полностью согласиться с М. Крозье, который выступил за конструктивный синтез этих двух научных подходов, неправомер­ность актуализации лишь одной из сторон деятельности организа­ций: либо формальной, либо неформальной.