Трактуя понятие «ритм» весьма широко, как «подчинение материи какой-то закономерности», он, тем не менее, описывал эту грань воспитания, опираясь на музыкальные аналогии: «Вообще говоря, мы очень аритмичны. Так же как некоторые непроизвольно детонируют (снижают), участвуя в хоре, так можно детонировать и в ритме (в движении). Чувство ритма трудно развивать у детей. Тело в человеке есть главный источник трудностей, и подчиненность тела ритму уже означает его включенность в духовную жизнь». Исходя из этих рассуждений, В.В. Зеньковский объяснял значимость воспитательного воздействия музыки: «Именно поэтому Древняя Греция включала музыку (в широком понимании) в систему воспитания». При этом он отмечал и ограниченность этого направления воспитания: «Не нужно забывать, что ритм, как сила природы, — это есть форма без содержания».
Что касается гармонизации, то она понималась В.В. Зеньковским как задача и результат воспитания, ведомого на почве религиозной жизни: «Гармония не есть натуральный факт, но задача. Если должна быть учитываема иерархичность в строении человека, все же должно искать во всем согласного, гармоничного проявления, ничто не должно быть задавлено, но все должно быть облагорожено». Гармонизация, по мысли В.В. Зеньковского, может быть достигнута только изнутри — исключительно религиозным началом.
Таким образом, творчество, в том числе и в области искусства, понимается православными педагогами как творчество духовное, процесс раскрытия и исполнения своего креста, то есть соучастия в Божественном творении собственной личности, в возвышении ее и обращении к Богу.
Самым ярким примером воплощения идей православной педагогики XIX века в сфере духовного воспитания средствами искусства является опыт организации педагогической деятельности С.А. Рачинского. Реализуя принцип связи школы и церкви, С.А. Рачинский придавал особое значение участию детей в церковном пении, обучению их рисованию (несколько наиболее одаренных учеников С.А. Рачинского стали иконописцами). Он подчеркивал, что культовая музыка должна звучать именно в храме, сопровождая службу и отвечая прежде всего задачам духовно-нравственного становления личности. Музыка, изобразительное искусство, согласно убеждениям С.А. Рачинского, должны входить в жизнь ребенка, а не оставаться лишь внутришкольной забавой. Обоснованием этой мысли служит неоднократно комментировавшееся в его трудах положение о том, что сельская народная школа есть школа окончательная, то есть она готовит своих выпускников не к поступлению в другие учебные заведения, не к продолжению образования, а непосредственно к жизни в традиционной крестьянской среде. Поэтому предметное содержание образования, не имеющее выхода в трудовой, духовно-нравственной, художественно-эстетической или иной сфере крестьянской жизни, не нужно в такой школе. При этом С.А. Рачинский вовсе не принижал уровня запросов н потребностей современного ему крестьянина. Об этом свидетельствуют учебные планы его школ. В эти учебные планы включались, помимо Закона Божия, русского, церковнославянского языка и арифметики, музыка и пение, живопись, черчение, рисование, история и культура России и Смоленского края. Художественные способности, так же, как и нравственные качества крестьянских ребят, С.А. Рачинский оценивал очень высоко. Поэтому занятия музыкой, изобразительным искусством (рисованием, декоративно-прикладным искусством) в сельской народной школе, по его мнению, должны были восприниматься и детьми, и их родителями, и учителями очень серьезно, что обусловливалось выходом результатов этих занятий в важнейшую сферу жизни — религиозно-духовную. Оппонируя сторонникам введения в школу специально обработанных народных песен, С.А. Рачинский писал: «Народная песнь, измененная в своем напеве ради чуждой ее характеру гармонизации, перестает быть народною. Песни, заученные в школе, дома не поются — и слава Богу. Достойная четырехголосная гармонизация наших народных напевов — дело будущего. Пока плодотворно и жизненно в школе лишь пение церковное. «Аргументируя» это мнение, Сергей Александрович приводил характерный пример: «Во время похода моей школы в Нилову пустынь учеников в деревнях беспрестанно просили петь молитвы. Никто не просил их спеть песенку».
Церковное пение, воспринимавшееся социумом как в высшей степени практико ориентированная и полезная деятельность, служило средством самоактуализации, самоутверждения учеников, придавая значимость их школьному образованию. Вот как поэтично описывал С.А. Рачинский душевное состояние девочки, получившей, благодаря школе, возможность петь в церковном хоре. «Пишу эти строки в субботу вечером. Учение в школе еще не началось; завтра соберутся ученики, чтобы петь обедню. Но ученица из самой дальней деревни нашего прихода (18 верст) уже тут. Она поет на правом клире: это радость и гордость ее жизни. Из темной глубины притвора, где за густой толпой мужчин, вздыхая и крестясь, перешептываются деревенские .кумушки, она вознесена на высоту того таинственного алтаря, в который она не может вступить. О ней молятся на сугубой ектений. Те святые и страшные слова, от которых содрогаются сердца и гнутся колени, — она оглашает ими церковь и мало-помалу, в строгом строе созвучий, в ней раскрывается глубокий смысл этих слов, неизъяснимый никакими школьными толкованиями...».
То, что мы знаем сейчас о православной педагогике ХГХ века, даже без учета несомненно очень значительных потерь, «белых пятен» в этой области, приводит к мысли о несоответствии глобальности замыслов и узости сферы реализации. Ведь реально идеи, высказанные С.А. Рачинским, воплощались в основном в начальной школе и, главным образом, в школе церковноприходской. П.Ф. Каптерев достаточно резко, но не без оснований, утверждал, что церковноприходская школа «представляет собой подновленное воспроизведение допетровской школы с ее главнейшим характерным свойством — церковностью». Действительно, связь церкви и школы являлась ведущим принципом православной педагогики. Оставим в стороне причины, не позволившие православно-педагогическим идеям, связывающим духовное и художественное воспитание, занять то место, на которое они справедливо претендовали. Это и отсутствие строгого единства взглядов, характерное для ряда ее деятелей, и плохая организация подготовки педагогических кадров, формализм в проведении массовой образовательной политики и одновременно ориентация именно на массы (элитарность образования чужда далеко не всем педагогическим течениям, но определенно противоречит духу православия). Обращение в основном к практике народной школы можно признать одним из таких просчетов, но можно рассматривать и как один из этапов планировавшегося, скажем, К.П. Победоносцевым практического становления православного духовного воспитания в целом. Можно утверждать, что православная педагогика ХIХ-ХХ веков попыталась соединить в художественном воспитании духовные ценности Древней Руси в характерных для них формах функционирования и новые педагогические идеи. Поскольку для реализации целостного замысла была организована церковноприходская школа — весьма жизнеспособная и получившая широкое распространение в России, — то можно говорить об особой роли этого типа школ в духовном воспитании русского человека средствами искусства. Занятия искусством в церковноприходской школе в минимальной степени преследовали задачи «чисто» эстетического развития, а прямо ставились на службу духовно-религиозному восхождению личности. Уроки церковного пения, имея прямой выход в важнейшую для жизни верующего сферу (исполнение церковных обрядов), не нуждались в дополнительных обоснованиях. Их воспитательная, социальная значимость была очевидна. В методическом плане уроки церковного пения обеспечивались сложившейся практикой певческой подготовки духовенства. Достоинства и слабости этой системы достаточно хорошо известны и очевидны. Высокохудожественный музыкальный материал, не только способствующий развитию голоса, но прежде всего позволяющий обращаться к Богу, несомненно, заслуживал и охранительного отношения, и пропаганды, и надежд на духовное возрождение народа через школу. Но формализм, догматизм, иногда элементарная педагогическая неподготовленность мешали реализации замысла, а в некоторых случаях и дискредитировали идею.
Серьезную педагогическую проблему представляет соотношение понятий «духовное» и «нравственное» воспитание. Нравственное воспитание, ориентированное на сложившиеся в культуре образы морали, не равно духовному возрастанию, что признается сегодняшними философами и теоретиками педагогики, независимо от их философской ориентации. С духовным воспитанием нравственное воспитание роднит то, что в нем оцениваются не только практические действия, но и побуждения, намерения, мотивы. Нравственное воспитание ведет человека к способности относительно самостоятельно определять свою линию поведения без внешнего контроля, опираясь на совесть, чувство личного достоинства. Нравственное воспитание служит одним из средств духовного воспитания, но отнюдь не исчерпывает его. Духовное воспитание столь же существенным образом стимулируется средствами интеллектуального, эстетического, физического воспитания, но не обеспечивается, не гарантируется ни каждым из этих средств, ни всеми ими, вместе взятыми. Духовное воспитание не обеспечивается (не гарантируется) в том числе и религиозным образованием, ибо и из него можно вынести различные плоды. Как пишет в журнале «Педагогика» магистр богословия А.Е. Лихачев, «духовный заряд», наличие или отсутствие которого, в конечном итоге, и определяет процесс духовного воспитания, можно сравнить с вдохновением. «В его пламени преображаются все прежние движения души, весь накопленный опыт». Вдохновение, духовный заряд — явления, не управляемые ни самим учеником, ни его педагогом. Поэтому процесс духовного воспитания, по сути, не технологизируется.