В итоге так и остался без ответа вопрос: «что есть собственно этническое?» Речь всегда шла о целом комплексе социальных характеристик, каждая из которых изучалась отдельно. Но с разных сторон описать нечто не значит это нечто объяснить, а перечисление признаков – это и есть лишь поверхностное описание феномена. К тому же исследование самих этих признаков уводит исследование в сторону феноменологии совершенно самостоятельных явлений – языка, культуры и т.п. — с собственными сущностными соответствиями. Тем самым наличие у этнического своей сущности вроде бы подразумевается, но она без остатка раскладывается на другие сущности; говоря словами С.В. Гешкр, «...этносы понимаются как разновидности человеческих общностей, складывающиеся из целого ряда атрибутов (язык, культура, психический склад, самосознание, самоназвание: некоторые исследователи добавляют сюда еще эндогамию). Здесь нет только одного – самой этнической субстанции... по сути даже не ставится вопрос, откуда вообще взялось "этническое", из каких потребностей и сторон жизнедеятельности людей оно возникло, какова присущая только ему природная функция?».
Западные примордиалисты (К. Гирц, X. Айзеке), как правило, более четко указывают на присутствие в человеке неких сущностных, примордиальных этнических структур. Основные усилия при этом направляются на поиск тех объективных условий филогенеза, которые могли сформировать такие структуры. Наиболее характерной и развернутой выглядит концепция П. Ван ден Берге, который видит в этничности результат эволюционного развития расширенных кровнородственных групп, в процессе которого связи, родства постепенно размывались и становились большей частью уже фиктивными.
Такой подход в общих чертах разделяется рядом зарубежных и отечественных ученых. Так, И.Ю. Заринов, определяя исторические рамки феномена этничности между протоэтносом – племенем и постэтносом – нацией, указывает, что этнические лопуляционные связи пришли на смену жестким кровнородственным в процессе перехода от родоплеменной формы организации общества к политической. В.П. Торукало (вслед за В.В. Марханиным) развивает тезис о биосоциальности, которая понимается ею в плане «синтеза биологического и социального» в том смысле, что этнос – это результат снятия биологического социальным в процессе его становления и последующей эволюции как органически целостной системы.
Думается, факт связи этничности с эндогамией можно считать очевидным и несомненным. В этой связи Т. Парсонс удачно характеризует этнос как «связанный с генетическим родством культурный феномен». При этом речь идет не только о проблеме происхождения этничности из кровного родства, но и о существовании реального (хотя порой и весьма расширенного, почти условного) популяционного единства внутри этнической общности. Эндогамия служит необходимым условием существования этноса – «общность крови является связкой, закрепляющей естественную прочность нации [в смысле "этноса".]» Каким бы путем ни возникал новый народ, он всегда становится эндогамной группой с брачными ограничениями, формирующими этнопопуляцию. Кровное родство оказывается также решающим индикатором индивидуальной этнической принадлежности: даже при полном усвоении чужого языка и всесторонней адаптации к культурному фону инкорпорировавшийся индивид никогда не сможет обрести полное этническое самосознание, если он знает об иной принадлежности своих родителей. Инкорпоранты полноценными этнофорами не признаются, а их дети ассимилируются только после «карантина», когда происхождение уже забывается (обычно после третьего поколения).
Из сказанного выше следует вывод: этническая субстанция существует в самом человеке как «нечто», для воспроизводства которого в числе прочего почему-то необходимо популяционное единство.
Функциональный подход к исследованию этнического основан на абсолютизации изменчивости, ситуативности, а онтологический – постоянства, укорененности. Но как это ни парадоксально, порой весьма различные концепции имеют общую существенную черту и характеризуются одной и той же логической цепочкой: внеэтнические факторы – этническая общность -этничность индивида. Разница заключается в том, какие факторы берутся в качестве отправной точки – социальные (Ю.В. Бромлей), природные (Л.Н. Гумилев), биологические (примордиализм), субъективно-элитарные (конструктивизм). Может быть, есть смысл преодолеть взаимную одномерность, оттолкнувшись не от социума, а от индивида, и построить смысловой ряд иначе: этничность – этнос – внешние проявления этнического?
Антрополощзация проблемы путем перенесения центра тяжести с социального уровня на индивидуальный вполне согласуется с очевидным и принципиальным отличием этноса от любой иной социальной группы: этническая общность строится «снизу», от личных данных, присущих непосредственно человеку. Для идентификации, например, с классом или сословием важны функциональные (в составе общества как системы) характеристики. Рабовладелец или феодал – это именно функция в рамках определенного способа производства; дворянин также является самим собой в силу функции своего сословия в системе социальных отношений. В этносе же на первом плане находятся не социальные функции общности, а личностные характеристики ее членов, на которых основано этническое группирование. Весьма показателен даже сам термин, обозначающий человека в этнологическом аспекте – этнофор, «носитель этнического».
В случае антропологического подхода к этничности находит свое объяснение и еще одна особенность этноса как социальной группы – стихийный характер данного группирования. Не было еще случаев искусственного конструирования нового этноса независимо от объективных реалий (хотя на основе таких реалий этносы и могут быть фактически «созданы» в рамках государственной политики, как, например, алтайцы или хакасы в СССР в результате интеграции родственных тюркских народов, однако это отнюдь не конструирование, а только лишь форсирование естественных процессов). Еще важнее то, что этническая общность не нуждается в каких-либо организационных мерах. Социальные структуры, как-то связанные с этничностью, всегда появляются на основе уже сформированного этноса, который благополучно обходится и без них, что возможно благодаря естественному и персональному характеру объединения людей в этнос на основе общности имеющегося в их личностных структурах искомого «нечто».
Помимо двух указанных объяснительных функций, антропологическая новация имеет и еще одно важное следствие, касающееся соотношения в этническом двух моментов – общности и межэтнических различий. Роль последних в существовании этнического порой абсолютизируется, хотя несомненно, что «для устойчивого феномена "мы" неизбежно должен существовать феномен "они", т.е. другой этнос, не похожий на нас, отличающийся от нас существенно, зримо, выпукло...». Думается, что принципиально различия все же вторичны, суть этнического заключается не в разделении, не в установлении границ (тем более сконструированных), а в объединении на определенной основе людей, поодиночке заброшенных в мир; дихотомия на «мы» и «не-мы» появляется лишь как следствие группирования.
Итак, основным вместилищем этнической субстанции предлагается считать не трудноуловимую материю общественных отношений, а сущностные структуры самой личности как сложно структурированного центра духовных актов. Их наличием и обусловлено существование у личности такого социального свойства, как этничность.
Пределом разрыва с ортодоксальной позицией в российском обществознании можно привести замечание российского культуролога Л.Г. Понина: «национальное живо и жизненно, представляет собой синтез идеи и жизни, причем синтез с элементом "отрешенности", что придает национальному существованию высокую напряженность и огромный энергетический потенциал». В подтверждение этой позиции автор приводит понятие нации как "конечной общности на основе судьбы" (terminal community of fate), данное когда-то ранним Клиффордом Гирцем и под которым он сегодня бы не подписался.
Если не считать море околонаучных писаний, то среди ученых разных поколений нацией, национализмом, национальным называют часто разные субстанции или же исследование заменяется просвещенной публицистикой. Яркий пример – работы Н.А. Бердяева о национализме, из которых трудно понять о чем идет речь: о государствах, о политических или об этнокультурных общностях, не говоря об упрощенном понимании даже тех стран, в которых проживал автор. Приведем в качестве иллюстрации некоторые из высказываний: "Нация есть динамическая субстанция, а не преходящая историческая функция, она корнями своими врастает в таинственную глубину жизни... Все попытки рационального определения национальности ведут к неудачам. Природа национальности неопределима ни по каким рационально-уловимым признакам, определяющим национальность. Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими национальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определении. Национальность -сложное историческое образование, она формируется в результате кровного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу, и духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный лик... Тайна национальности хранится за всей зыбкостью исторических стихий, за всеми переменами судьбы, за всеми движениями, разрушающими прошлое и создающими небывшее. Душа Франции средневековья и Франции XX в. – одна и та же национальная душа, хотя в истории изменилось все до неузнаваемости".