Смекни!
smekni.com

Гражданское общество и политическое государство (стр. 2 из 5)

Дело не в том, кто правит и руководит, а как осуществляются властные функции, какой используется принцип правления. Гегель признает всю глубину воззрений Монтескье, высказавшегося о необходимости разделения властей в государстве, при котором может быть обеспечена гарантия публичной свободы.

Гегель выделил в принципе разделения властей такой существенный момент, как различия реальной разумности, хотя и выступил против «ложного» определения абсолютной самостоятельности властей по отношению друг к другу. При этом судебная власть выносится за рамки политического государства и, следовательно, не входит в триаду властей. В полемике с Монтескье Гегель идет дальше в анализе форм государственного устройства, оперируя более точными понятиями, чем «добродетель», «умонастроение», «умеренность», «часть» и другие, вводит категорию «принцип свободной субъективности». Гегель прозорливо считает, как неполноценны и односторонни все те формы государственного устройства, которые не способны содержать в себе принцип свободной субъективности, такие государства недействительны, они лишь существуют. А то, что только существует, достойно гибели.

Решению вопроса о взаимоотношениях экономики и политики, гражданского общества и государства Гегель придавал большое значение. Несмотря на распадение в гражданском обществе (и соответственно, в государстве) «особенности» и «всеобщности», они все-таки в механизме взаимодействия сцеплены друг с другом прочно. Иначе гегелевская диалектика просто не работала бы. Поскольку следующая глава будет специально посвящена проблемам взаимодействия двух сторон общественной жизни, сейчас рассмотрим только принципиальную позицию Гегеля без детализации.

Выше уже отмечалось, что внутреннее самодвижение системы потребностей (экономической сферы) может приобрести стихийный характер, и здесь государственная власть должна выступить определенным ограничителем. В анализе взаимоотношений государства и экономики Гегель использует положение о «хитрости разума». Не вдаваясь в историю этого гегелевского понятия, отметим, что философ под «хитростью» подразумевает государство. «Государство должно быть в состоянии перенести разврат, падение, распутство, порочность отдельных (индивидов), государство есть хитрость» (44, т. 1, 363). И далее продолжает: «Хитрость правительства позволять другим действовать ради собственной выгоды - право, рассудок купца знает, что главное в этом мире - польза - превращать эту пользу (в свою) и поступать так, чтобы она возвращалась сюда» (44, т. 1, 374). Но кроме хитрости государства существует и хитрость экономики, экономическое понимание хитрости! «Хитрость состоит в том, - размышляет Гегель в этом же труде, - чтобы предоставить отдельному (индивиду) действовать, заботиться о самом себе, - стекается во всеобщее - высшее рефлектирование в себе (бытие) духа» (44, т. 1, 364).

Высшим в этом взаимодействии для Гегеля является недопущение искусственного законодательного насилия.

В период написания «Иенской реальной философии» (1805-1806) для Гегеля свобода рыночных сил была предпочтительнее мелочной регламентации хозяйственной жизни со стороны государства. Отстаивая свободу производителя, он отмечал:

«Вмешательство должно быть по возможности менее явным, ибо это сфера произвола; следует избегать видимости насилия и не стремиться спасти то, что нельзя спасти, а необходимо найти страдающим классам другое занятие» (44, т. 1, 344).

Д.Лукач, один из авторитетных исследователей творчества молодого Гегеля, провел анализ «Трагедии нравственности» - раздела его работы о естественном праве (90, 440-460). В этом разделе речь идет об объективности двойственной природы и абсолютном единстве этих природ (45,242).

Раздвоение человека на буржуа и гражданина, как трактует Лукач, объявляется вечным конфликтом, вечной коллизией духа с самим собой, положенной и снятой в трагедии. Жизнь и деятельность буржуа определяется как «природная», «подземная». Жизнь гражданина, наоборот, торжествует над этим «подземным» и связана с ним «лучом света».

Итак, с одной стороны, «имманентно замкнутая система экономики», проявляемая как социально-содержательная форма «подземного», с другой - Бог - светоносец в лице государства, цивилизации, который должен вести непрерывную борьбу с «подземной» силой, чтобы предотвратить опасность утраты единства общества. Такая опасность существует благодаря наличию определенных противоположных тенденций в экономике.

Эта борьба не завершается чьей-то победой, по Гегелю, характерен непрерывный переход этих моментов друг в друга. Лукач делает следующий вывод о позиции Гегеля в этом вопросе: «... Хотя он питает иллюзии относительно того, что деятельность государства может смягчить и урегулировать социальные противоречия, возникающие из экономики, все же он никогда не представляет эту функцию государства в виде абстрактного регламентирования, насильственного вмешательства в экономическую жизнь, снятия экономических законов с помощью декретирования, как это весьма рельефно выступает в утопических требованиях Фихте. Именно потому, что здесь Гегель, хотя часто в иллюзорных формах, выдвигает требования конкретного взаимодействия, именно поэтому возникает социальная база для «трагедии нравственности». (90, 458).

Таким образом, сущностных противоречий между государством, всеобщим и гражданским обществом, определенными экономическим «особенностями» Гегель не видел. Каким же образом преодолевается названное противоречие? Как же «непосредственность» и «единичность» обретает форму «всеобщности» и «рассудочности»?

Человек как собственник, буржуа для преодоления «голой субъективности поведения», своего эгоизма, произвола желания и другого, для того, чтобы достичь статуса гражданина, должен приложить колоссальные усилия в «тяжком труде», связанным в том числе и с образованием. Только тогда, пишет Гегель, «форма всеобщности, до которой особенность поднимается посредством труда и образования, составляет объяснение того, что особенность становится истинным для-себя-бытием единичности (46,233).

Никаких революционных катаклизмов, тем более примитивной ликвидации одной из сторон данного противоречия Гегель не приемлет. Упорная работа по поддержанию подвижного равновесия противоборствующих сторон - вот путь, предлагаемый выдающимся немецким философом.

Другое понимание данной проблематики, иные акценты предлагались не менее знаменитыми соотечественниками Гегеля К.Марксом и Ф.Энгельсом. Проблема взаимосвязи экономики и политики, экономических и политических факторов в марксистском обществознании относились к проблемам, имеющим большой запас теоретической прочности. Однако попытки практического применения марксистских теоретических положений привели к более чем скромным результатам.

Поэтому интерес к данным позициям Маркса не является только историческим или только теоретическим. Политические взгляды Маркса имеют и принципиальное значение, во-первых, для самого марксизма (ленинизма), и, во-вторых, для практической реализации тех или иных теоретических концепций.

Вопросы взаимосвязи базиса и надстройки, гражданского общества и государства, экономики и политики привлекли Маркса на начальном этапе его теоретической деятельности. Крупнейшая на этом пути работа - «К критике гегелевской философии права» (1843 г.). Маркс вслед за Гегелем разводит понятия «гражданское общество» и «политическое государство». Дается точная характеристика тождества экономического и политического в эпоху античности и в средние века. Крепостное феодальное землевладение, ремесленные корпорации, т.е. то, что характеризует собственность, торговлю, производство, потребление и т.д., пронизаны политическим содержанием. Материальная, частная сфера определяется его политической формой (государством), точно так же, как политика является характеристикой частных сфер, т.е. экономики.

«Человек, - пишет Маркс, - является здесь действительным принципом государства, но это - несвободный человек. Это, следовательно, демократия несвободы, завершенное отчуждение» (104, т. 1, 225). Оценка справедлива, и она правомерно может использоваться не только при анализе античного и средневекового времени. Маркс признает гегелевский анализ тождественности сословия гражданского общества и сословия в политическом смысле вершиной. Отмечу, что для Маркса характерен самый пристальный взгляд на положение сословий, для него лишь раздельность гражданских и политических сословий выражает действительное «истинное» соотношение современного гражданского и политического общества. В этом пункте у Маркса начинаются существенные расхождения с гегелевским подходом.