Восстановление системы регулярного сообщения в Тюменском уезде в конце 20-х гг. XVII в.
О. В. Семенов
Еще в начале XVII в. в Тюменском уезде оформилась система регулярного сообщения. Несмотря на всю обременительность службы, ямщики довольно успешно справлялись с возложенными на них обязанностями, сыграв значительную роль в деле укрепления позиций Москвы на недавно присоединенных территориях. Тем не менее в 1623 г. по инициативе известного «прибыльщика», тобольского воеводы Ю. Я. Сулешева, Тюменский ям ликвидировали, а его насельников перевели в посадские тяглецы. С их пашен стали взимать натуральный оброк: «з доброво хлеба четвертой сноп, а с середнево хлеба пятой сноп, а с худово хлеба шестой сноп» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 239—241 об . ]. Этой и другими мерами разрядная администрация сумела добиться общего увеличения поступления зерна в казенные житницы. Не случайно с земель уже бывших ямщиков в 1623/24 г. была выделена на государя 3051 четь с четвериком ржи и овса [Там же, л . 277 об . ] 1 .
После ликвидации профессиональных ямщиков, обязанности по гоньбе в Тюменском уезде были возложены на детей, братьев и племянников служилых татар, а также на захребетных татар, которые ранее не платили ясак 2 . Отчасти это напоминало ситуацию в разрядном центре, однако с той лишь разницей, что там повинность по транспортировке казенных грузов и следовавших по государственной необходимости лиц осуществляли тобольские служилые татары (которые, в свою очередь, перекладывали ее на зависимых от себя захребетников и младших родственников). Впрочем, для того, чтобы не слишком «ожесточить» инородцев, им стали предоставлять денежное жалованье упраздненных ямщиков (по 350 рублей ежегодно) [см.: РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 237 об .—238 ].
Гонебные обязанности ухудшили положение аборигенов: отныне они на протяжении фактически круглого года (посуху и по воде) должны были осуществлять перевозки до Тобольска, Туринского острога и вглубь уезда. Сама повинность оставалась для них непривычной и сопровождалась многочисленными злоупотреблениями со стороны проезжих лиц и представителей воеводской администрации. Кроме того, выплачиваемого жалованья гонебным инородцам катастрофически не хватало. Вот почему с их стороны буквально сразу же посыпались жалобы. Так, уже в первые месяцы 1624 г. тюменские захребетные татары подчеркивали, что многие из них «бедны и бесконны, гоняти ямские гонбы не на чем и нечем». Посему они просили «велети им к ямской гонбе поддати Тюменсково уезда ясашных татар Ленскую волость» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 276 об . ] 3 . Выражали недовольство и служилые татары. В частности, 6 марта 1624 г. они подали челобитную. В ней аборигены отмечали, что жившие с ними дети всегда помогали им в обработке пашен. Между тем «ныне» последние, «будучи в гоньбе, гоняют на их [служилых татар] лошадех», отчего челобитчикам «вперед» государевой службы «служить и в проежжие станицы ездить не на чом». Вот почему они предлагали своих детей от подводных обязанностей освободить [см.: Там же, л . 276—276 об . ]. В ответ на все эти просьбы тобольские власти развернули сыск. В ходе него выяснилось, что в подгородной Ленской волости проживало 67 инородцев 4 , которые вместо пушнины платили в казну ясак хлебом (по 371 чети с осьминой пшеницы, ячменя и ржи ежегодно 5 ). Взвесив все «за» и «против», Сулешев «с товарищи» «по своему высмотру и по сыску» решили привлечь ленских татар к подводной повинности (освободив их при этом от уплаты хлебного ясака и наделив частью окладов денежного жалованья бывших ямщиков). Любопытно, что к гоньбе инородцы Ленской волости приступили до сентября 1624 г. [см.: Там же, оп. 3, стб. 14, л . 151 ; РИБ, 588, 647 ]. Что касается просьбы служилых татар, то она так и не была удовлетворена [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 277—277 об . ].
Среди гонявших в Тюменском уезде аборигенов источники называют также «уфимских пришлецов». По-видимому, речь идет о башкирах, которые в свое время переселились в Западную Сибирь (они же «Тюменского города гонебные татары Табынские волости»). К моменту сулешевских нововведений уфимцы, из бедности, не платили ясак. Вот почему в 1623/24 г. разрядные власти привлекли их к отправлению подводных обязанностей, наделив денежным жалованьем из окладов бывших ямщиков [РИБ, 591, 594—595 ].
В последующие годы происходило неуклонное ухудшение качества системы связи в крае и обострение и без того неспокойной обстановки. К примеру, 26 мая 1625 г. приказчик Нижненицинской слободы Б. Толбузин «слышал», будто «Тюменсково уезду Обуховых юрт Иленские волости… человек с шестьдесят» намереваются «отъехати прочь в степь», поскольку «жить-де им не мочно, — натуга великая». В ответ на попытки администратора образумить инородцев последние угрожали «недобрыми делы — сечью» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 426 об .—427 ]. Вскоре после этого ленские и захребетные татары прислали в разрядный центр свои челобитные, в которых просили об освобождении от гонебных обязанностей. Одновременно тюменские воеводы И. В. Плещеев и И. И. Ярлыков не без тревоги сообщали о том, что «гонебные татаровя на яму не живут». А как «лучитца» кому по государевым делам ехать через Тюмень «сухим путем… или в судах водою, и от них-де («гонебных» татар. — О . С . ) чинитца задержанье многое и нашим [царским] делом мешката». Более того, некоторые из захребетников «з женами и з детми» и вовсе «безвестно збрели неведомо куды». Обстановка была настолько серьезной, что тобольские власти так и не решились на проведение открытого сыска. Они предписали тюменским воеводам разведать «про татарскую шатость» «тайным обычаем», а сами обратились в Москву [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 427 об .—430 ]. Тем не менее правительство еще не до конца осознало все негативные последствия от ликвидации системы профессиональной ямской гоньбы. Не случайно ответной царской грамотой (от 13 октября 1625 г.) разрядным администраторам князю А. А. Хованскому «с товарищи» предписывалось распорядиться, чтобы власти Тюмени пригласили к себе по 3—4 представителя от ленских и захребетных татар, которых необходимо было убеждать в том, чтобы они по-прежнему осуществляли свои подводные функции. Одновременно инородцам следовало пообещать, что иных «налог им и тесноты, опричь тое гонбы, никоторые не будет». В соответствии с той же грамотой воеводам впредь надлежало «к тем татаром» держать «береженье и ласку великую» и внимательно следить за тем, чтобы никто в их отношении не чинил злоупотреблений. Администрации предписывалось также выяснить, куда и «от чево сошли» некоторые из захребетников [Там же, л . 430—432 ]. На проведение же широкого сыска приказ Казанского дворца тогда, по-видимому, так и не отважился.
В дальнейшем ситуация в Тюменском уезде продолжала оставаться крайне неспокойной. Так, в начале 1627 г. местные власти сообщали о том, что «Ленской волости гонебные татаровя Щербачко Бесергенев с товарыщи на Тюмени, на яму, не живут и в ямской гонбе ослушаютца». Ходили даже слухи о том, будто «тот Щербачко з братьями своими и с племянники хотят… государю изменить — отъехать в поле» [Там же, оп. 3, стб. 14, л . 131—137 ].
Наконец, во второй половине 1628 г. 6 ленские татары Сарагулка Девлетев «с товарищи» «и во всех… ленских гонебных тотар место» составили новую челобитную. В ней они подчеркивали, что гоняют «с великою нужею», жен и детей своих «позакладывали и конми опали». Между тем выплачиваемого им денежного жалованья не хватает. Вот почему инородцы просили «отставить» их от гоньбы и вместо этого взимать ясак «мяхкою рухледью» [РГАДА, ф. 214, оп. 1, кн. 6, л . 151—152 ]. Не отважившись на самостоятельное решение данного вопроса, тюменский воевода П. Т. Пушкин переправил челобитную в Тобольск, откуда она 7 февраля 1629 г. была доставлена в Москву. Следует отметить, что к этому времени в правительстве наконец-то стали осознавать слабые стороны отдельных сулешевских нововведений. Не случайно царской грамотой (от 18 февраля 1629 г.) разрядным властям предписывалось «отписать от себя на Тюмень» воеводе П. Х. Измайлову с задачей выяснить, «подлинно, мочно ль» и «пристойнее ли» ленским татарам впредь гонять, а если нельзя, то на кого тогда можно будет возложить их обязанности [Там же, л . 155—156 ]. В Тюмени распоряжение Москвы было получено 3 мая 1629 г. Сразу же после этого в Ленскую волость «розсмотрити и переписати» Измайлов отправил атамана конных казаков Ивана Воинова, подьячего Алферку Боханова 7 и толмача Якунку Степанова. По произведенным подсчетам здесь проживало 72 человека мужеского пола. Одновременно тюменский воевода признал, что с ленских татар ежегодно можно взимать ясак «против» аборигенов Кынырской волости в размере 174 рублей 15 алтын 8 . Более того, принимая во внимание тяжелое положение первых, Измайлов на свой страх и риск временно («до государева указу») освободил их от гоньбы, велев «быти в своих юртах, пашни пахать и промыслы всякими промышлять по-прежнему». Под проезжающих же людей он распорядился нанимать у русского населения подводы за деньги «из их [ленских татар] ямсково окладу» [Там же, л . 159—160 ].
Пример жителей Ленской волости оказался заразительным. По-видимому, еще во время сыска, к Измайлову с просьбой об освобождении от непривычной и тяжелой гоньбы обратились тюменские захребетные татары (74 человека) и «уфимские пришелцы» (16 человек). Взамен они соглашались уплачивать ясак на общую сумму в 172 рубля 9 . Учитывая, что к этому времени инородцы выполняли свои обязанности «с шумом», воевода по собственной инициативе разрешил захребетным татарам «отпущать» «немногие подводы». Большую же часть средств передвижения он распорядился нанимать на стороне, на деньги из предназначенного для них жалованья. В Москву и Тобольск Измайлов сообщал, что для государства выгоднее и эффективнее будет в Тюмени на 50 паев «рускими людми ям устроить» (с окладом жалованья по 10 рублей на пай). В противном случае администратор не исключал того, что «гонебные» татары «врознь розбредутца» или учинят какое-нибудь «дурно» [РГАДА, ф. 214, оп. 3, стб. 14, л . 160—162, 173 ; РИБ, 590—596 ].