б) сознательность воли (при предъявлении свидетелям завещания в здравом уме и твердой памяти). (т. Xч.1 ст. 1050 Свода)
Таким образом, хотя закон прямо об этом не говорил, допустимо было, что содержание завещания свидетелям могло быть и неизвестно.
Если завещание было написано не самими завещателем, а другим лицом, то помимо подписи завещателя требовалась подпись того, кто писал завещание (переписчика), а если завещатель был неграмотным, то и подпись того лица, которое за него подписалось (рукоприкладчик). Соединение в одном лице переписчика, рукоприкладчика и свидетеля не допускалось (т. X ч.1 ст. 1048 Свода). Завещания без подписи переписчика не принимались к утверждению. Исключение составлял случай явки в суд самого переписчика (т. X ч.1 ст. 1049 Свода).
Домашнее завещание не должно было быть написано на отрывках листа или клочках бумаги – только целый лист любого формата, пусть бы даже он состоял из двух половинок (т. X ч.1 ст. 1045 Свода). Домашние завещания, написанные на нескольких листах не рукой завещателя, скреплялись подписями завещателя и рукоприкладчика на каждом листе (т. X ч.1 ст. 1035 Свода). Закон не оговаривал способ написания завещания, в том числе не было препятствий к использованию пишущей машинки. Выбор языка был предоставлен на усмотрение завещателя. Описей, подчистки и поправки должны были быть оговорены в подписи завещателя.
Домашние завещателя после его составления могли храниться у самого завещателя, у другого лица, а также могли быть переданы на хранение органу публичной власти, чаще всего нотариусу. Последний выдавал расписку в получении завещания на хранения на хранение или составлял нотариальный акт о принятии документа.
Помимо указанных общих форм завещаний Русское дореволюционное наследственное законодательство допускало и особые формы завещаний:
1. Военно-походные завещания, которые допускались в период нахождения войск в походе за границей для военных чиновников и лиц, служащих в армии. Эти завещания составлялись и заверялись в военно-походных канцеляриях и получали силу нотариальных (т. X ч.1 ст. 1071 Свода). С окончанием похода данные завещания не теряли своей силы и были действительными неограниченное время в дальнейшем.
2. Военно-морские завещания, составленные на военном или другом казенном судне во время похода и отдаваемые на хранение корабельному начальству. Эти завещания получали силу нотариальных (т. X ч.1 ст. 1072 Свода). Данное качество не получали завещания, сделанные даже и в период военных действий, но на кораблях торгового флота, не принадлежавших казне.
3. Госпитальные завещания допускались в военных (сухопутных и морских госпитальных) для лиц, состоящих на военной службе и находящихся на лечении. Эти завещания подписывались помимо завещателя госпитальным священником, дежурным врачом или ординатором и дежурным офицером. Вместо последних завещание могло подписываться смотрителем госпиталя (т. X ч.1 ст. 1081 Свода). Данному виду завещаний не присваивалось сила нотариальных (т. X ч.1 ст. 1035 Свода). Как справедливо замечает Г. Ф. Шершеневич, в данном случае мысль законодателя о выделении госпитальных завещаний в особую форму не совсем улавливается, поскольку фактически нет различий в порядке составления домашних завещаний в обычных лечебных учреждениях и госпитальных завещаний (в частности, обязательное наличие трех свидетелей, круг которых определен законодателем, в последнем случае)[14].
4. Заграничные завещания, допускавшие завещания, совершаемее русскими подданными за границей «по обряду той страны, где они будут писаны» (т. X ч.1 ст. 1077 Свода). Согласно этому определению допускались лишь письменные завещания, даже если законы другой страны допускали устные завещания. Для придания такому завещанию нотариальной силы требовалось зарегистрировать данное завещание в русской миссии или консульстве (т. X ч.1 ст. 1078 Свода).
5. Крестьянское завещание. Упрощенный порядок совершения данного вида завещаний состоял в том, что они совершались сельскими обывателями в волостном правлении, если стоимость завещаемого имущества не превышала 100 рублей. Завещательная воля объявлялась словесно самим завещателем в волостном правлении в присутствии его членов и двух свидетелей. После чего завещание записывалось в книгу сделок и договоров. На основании сходства дальнейшей процедуры (выписка из книги выдавалась завещателю и т.д.) с процедурой, совершаемой в отношении нотариальных завещаний, Г. Ф. Шершеневия делает вывод о том. что фактически крестьянским завещанием придавалась сила нотариальных.[15]
В отношении порядка отмены и изменения завещания, сложившегося к 1917 году, можно отметить следующее. Все завещания, как в целом, так и в отдельных частях, могли быть изменены по усмотрению завещателя и любые обязательства лица не менять сделанного завещания, не имели юридической силы (т. X ч.1 ст. 1030 Свода). Допускалось полная отмена первоначального завещания путем составления о том нотариального акта, а в особых случаях (нахождение завещателя в военном походе или в командировке) – путем письменного сообщения начальству (т. X ч.1 ст. 1030 Свода). Указание о полной замене первоначального завещания возможно было сделать и в новом завещании. Отмена завещания происходила и вследствие порчи или уничтожения завещания. Эти последствия наступали и в том случае, когда лицам, в пользу которых было составлено завещание, становилось известно его содержание. Последствия отчуждения вещи, являвшейся объектом завещанного распоряжения.
При наличии двух форм завещаний – публичной (нотариально) и домашней – и учитывая возможность существования нескольких завещаний, в которых последовательно выражалась воля лица, налицо были определенные коллизии, которые разрешались следующим образом. Если одно лицо составило несколько завещаний и все либо в нотариальной, либо в домашней форме, то в этом случае последующее завещание отменяло предыдущее. Если же были составлены завещания как в нотариальной, так и в домашней формах, то закон отдавал предпочтение первому, как внушаемому больше доверия. Нотариальное завещание не могло быть отменено домашним, а только таким же нотариальным, тогда как домашнее отменялось или изменялось как нотариальным, так и домашним. (т. X ч.1 ст. 1030 Свода).
В случае отмены самими завещателем позднейшего из нескольких завещаний, юридическую силу приобретало предшествующее. В случае уничтожения завещателем при жизни нотариального завещания, оставшееся домашнее восстанавливалось в своей силе. (т. X ч.1 ст. 1030 Свода).
Последующее завещание, не отменившее целиком предшествующее не лишало последнее юридической силы, но оно действовало лишь в той части, в которой не противоречило более позднему завещанию. В случае, если из самого завещания или других обстоятельств не представлялось возможным определить какое из завещаний было составлено позже и в них были противоречащие друг другу распоряжения, все эти завещания признавались недействительными. Обязательного требования об указании даты составления завещания в законе не содержалось.
Согласно действовавшим до 1917 \года законам, завещание, по смерти завещателя должно было быть с соблюдением сроков представлено в суд для утверждения к исполнению (т. X ч.1 ст. 1060 Свода). Сроки были установлены следующие: для находящихся в России – 1 год, а для находящихся за границей – 2 года со дня смерти завещателя (т. X ч.1 ст. 1063 Свода). По истечении указанных сроков завещание не принималось к исполнению и становилось ничтожным (т. X ч.1 ст. 1065 Свода). Этот срок мог быть восстановлен в том случае, если наследник предоставлял неопровержимые доказательства того, что срок для утверждения к исполнению пропущен в результате незнания наследником факта существования завещания, либо по другой уважительной причине. В таком случае последнему предоставлялось право иска до истечения общей земской давности со дня смерти завещателя (т. X ч.1 ст. 1066 Свода).
Нельзя обойти вниманием тот факт, что до 1917 года в русском наследственном праве существовала неограниченная ответственность наследника по долгам наследодателя. Эта ответственность распространялась на всех наследников как по завещанию, так и по закону (т. X ч.1 ст. 1259 Свода). В законе был, правда, определен ряд случаев, когда ответственность наследников не шла за пределы ценности принятого уже наследства:
1) если наследодатель совершил преступление, причинившее потерпевшему материальные убытки, обязанность наследников компенсировать материальный ущерб не выходила за рамки стоимости полученного от виновного по наследству имущества;
2) по долговым обязательствам, бессрочным и выданным сроком до востребования, если они предъявлены ко взысканию после смерти заемщика, наследники отвечали только всем принятым ими по наследству от должника имением (т. X ч.1 ст. 1259 прим. Свода).
Как уже говорилось выше, завещание по русскому дореволюционному наследственному праву не было лишь назначением наследника или основанием призвания к наследованию. В завещании могли содержаться и другие распоряжения об имуществе, а именно: о завещательном отказе, душеприказничестве, разделе наследства.
Под завещательным отказом ()в законе не содержалось легального определения) в юридической литературе понималось «… такое распоряжение, которым из всей совокупности отношений, составляющих наследство, известному лицу предоставляется одно или несколько определенных прав»[16] Пожалуй, юридическая природа завещательного отказа (легата) была слабо определена в законодательстве и являлась дискуссионной в литературе. Камнем преткновения являлся ответ на вопрос считать ли отказ преемством, пускай и особого рода нежели наследования, или нет. Утвердительный ответ на этот вопрос уравнивал легатария в положении с наследником, отрицательный – ставил в особое положение. Судебная практика лишь к 1909 г. (Кассационное решение Сената 1909 г., № 40) фактически признала существование легата, признав отказопринимателя кредитором, т.е. лицом, имеющим право требования к наследнику как к должнику. До этого момента отказополучатель отвечал по долгам наследодателя наравне с наследниками. Отметим также, что закон имел в виду лишь один вид отказов – право на периодические платежи отказополучателя со стороны наследника (т. X ч.1 ст. 1086 Свода).