П. Блонский
Жить можно двояким способом: или отдаваться во власть стихийному течению жизни, или самому свою жизнь делать. Первая жизнь - жизнь, подчиненная закону инерции, когда не сам человек является автором своей жизни, но, пока он еще мал, воспитатели, а затем, когда созрел, окружающее общество.
Вот как описывает Пирогов в своей знаменитой статье "Вопросы жизни" процесс воспитания такого человека:
"Священник объяснял вам Откровение. Привилегированные гувернеры, инспекторы, суб-инспекторы, гувернантки, а иногда и сами родители, смотрели за вашим поведением. Всевидящее око администрации наблюдало, чтобы науки и искусства были вам излагаемы в духе известных начал. Прозорливая цензура не давала вам читать безнравственных книг. Отцы, опекуны, высокие покровители, благодетельное начальство открыли вам путь к карьере. После такой обработки, кажется, вам ничего более не остается делать, как только то, что пекущимся об вас хотелось чтобы вы делали. Это значит, чтобы вы, как струна, издавали известный звук".
В итоге "вы уже замечаете, что вы - студент, окончивший курс, правовед IX класса, офицер и девушка - невеста", выражаясь иначе, настроенная на известный тон струна.
Посмотрим, какова дальнейшая жизнь этой струны. Благодаря воспитателям. знакомым или, просто случаю, человек после окончания школы, находит себе "место". Таким образом, выбор места в жизни определился чисто внешними причинами: ни голос призвания, ни голос совести здесь не звучал. Поэтому обычно и отношение к своему "месту" бывает чисто внешним. Человек сидит на месте до выслуги лет, пенсии, отставки. Пока он на месте, он получает деньги, которые дают ему возможность так или иначе построить свою "личную" жизнь. За получаемые им деньги этот человек обязан своему "хозяину" - государству, обществу, частному лицу - давать в известном объем известный вид труда, нужный для целей этого хозяина. Хозяину нет дела до человека, как личности; ему важна работа человека на хозяина. Человеку также нет дела до хозяина; ему важно получаемое от хозяина жалование. Иногда, при неудачных обстоятельствах, налаженная струна преждевременно расстраивается и лопается: тогда ее выбрасывают, как негодную вещь. Иногда она дотягивает лямку до отставки с пенсией.
В конечном итоге - неизбежная смерть человека, на место которого уже тянется вереница таких же "человеков". Убыль его никому не больна...
II.
Но в человеке тлеет человеческое. "Вопросы жизни", все же, беспокоят почти всякого. На заре туманной юности у нас часто вспыхивают протесты против "обработки" нас, пробуждается желание лично всмотреться в жизнь, выработать свое, миросозерцание, свои идеалы. Мы проходим в юности период сомнений, обращений, разочарований, метаний. В конце концов миросозерцание есть.
Но мы безвольны и пассивны. Нашу жизнь, профессию, жизненное дело наше продолжают определять внешние обстоятельства: "с моим образованием я могу служить только здесь", "так хотели мои родители", "да, знаете, случайно стал здесь служить: ничего не поделаешь". В результате нарастает. разлад между миросозерцанием и профессией.
Вот пред нами галерея наших знакомых: чиновник, бранящий бюрократию; либерал, служащий в охранительном учреждении; учитель-народник, преподающий исключительно в аристократических гимназиях; фабрикант-социалист; толстовец - барин; строгий консерватор, всю жизнь прослуживший в либеральных общественных учреждениях; эстет в хлебном амбаре; ретроград-ученый, всю жизнь отдавший "критической работе". Хозяин - государство, общество пли частное лицо - интересуется не человеком, а плодами его работе. Хозяин великолепно умеет использовать человека в направлении, которое абсолютно враждебно миросозерцанию человека: у нас есть много народников, над могилой которых следовало бы написать: "он надорвался в труде на пользу высшим общественным классам"; у нас есть не мало строгих консерваторов, лучшей надгробной надписью для которых было бы: "он всю жизнь разрушал сковывающие человечество предрассудки и преграды к прогрессу".
Но сам человек, "человек с притязанием на ум и чувство" не может удовлетвориться таким положением, когда он сам своею жизнью служит началам, несогласным с его миросозерцанием. И вот начинаются "покаяние" и "зуд совести" российского интеллигента в сумраке ли своего кабинета, в разговоре ли с подобным ему Иваном Ивановичем "по душе", в семейной ли сцене, в прежнее время чаще всего за четвертой рюмкой водки... "Ноет, ноет, ноет муха в тонких лапах паука".
Впрочем, нытье и покаянный зуд интеллигентской совести теперь, кажется, отошли в область истории, подобно водке. На смену незадолго до войны пришел,, эгофутуризм" Ego, я - стали воспеваться на все лады, и миросозерцание я и личного счастья грозили стать господствующими.
III.
Я, я хочу быть счастливым! Что мне до Мира, что мне до остальных людей, если я лично от этого не получаю никакой выгоды! Какое дело мне, что кто-то страдает, что общество больно опасной болезнью, что культура зовет на работу для нее, - эти слова уже осточертели мне, и я ни о чем не хочу думать, кроме своей жизни и своего счастья. Таков клич эгоизма.
К сущности, эгоистическое миросозерцание является отрицавшем всякого принципиального отношения к своей профессии. Нужно только, чтобы эта профессия давала лишь известные выгоды: высокий оклад жалованья или крупное общественное положение. Итак, для эгоиста профессия - карьера. Пред нами известный тип блестящего карьериста.
Полно, блестящего ли? Для того, чтобы сделать блестящую карьеру, нужна, прежде всего, протекция, связи, чаще всего, конечно, родственные. Теплые места иногда на полвека уже абонированы каким-нибудь родом, и места "властителей жизни" уже носятся с колыбели перед ртом высокорожденного. Блестящая карьера - удел весьма немногих из тьмы обычно рожденных. Чаще всего, для последних труд, затраченный на "деланье карьеры", не оплачивается "сделанной карьерой". В этом отношении "недовольных жизнью" очень много. На каждом шагу встречаются люди, продавшие себя и свои способности буквально за грош, за пять комнат с "приличной обстановкой", в которых им и бывать толком никогда не приходится.
А "борьба за карьеру"? Сколько треволнений, огорчений, неожиданностей, подвохов! Ничто так не зависит от случая, напр.,
перемены начальства, как карьера, и то, ради чего была отдана вся жизнь, лопается, как мыльный пузырь. Особенно в наше смутное время, в эпоху пестрой борьбы различных групп и кружков, проигрывает растерявшийся Молчалин - чиновник и Молчалин - общественник. Не успел он еще переехать в просторную казенную квартиру, как уже готова отставка, навсегда сдающая его и его приближенных в архив. Не успели высохнуть от типографской краски страницы кричащих о нем газет, не успели отзвучать восторженные аплодисменты публики, и он, "наш кумир", забыт навсегда, и лишь самый ленивый из ослов не лягнет его.
Жизнь, полная случайностей и тяжелой борьбы, смеется над желанием блестящей жизни, и, пожалуй, из всех жизней жизнь эгоиста - самая тревожная: он слишком чувствителен к шероховатостям жизни.
Но это - и самая ничтожная жизнь: все богатство и разнообразие Мира и жизни он сузил, ограничил интересами только личной жизни. Жалкий и слепой человек! И если эгофутурист отважно поет "Греши отважный! - пусть добродетель - уделом мумий: в грехе забвенье! а там - хоть пуля, а там - хоть рельсы!", то именно в годы эгофутуристических песен пуля и рельсы, как финал стремления к блестящей жизни, были особенно часты.
IV.
"Пусть говорит изменчивая мода, что тема старая - страдания народа... Не верьте, юноши, не старится она"! Мы пережили уже одну эпоху "служения народу". Хотелось бы надеяться, что "принесение обществу пользы" станет вновь в самом ближайшем будущем нашим господствующим девизом.
Таким образом, эгоистическое миросозерцание сменяется иным миросозерцанием, т. наз. социальным утилитаризмом. Впрочем, ведь, и сейчас разве не видим мы отдачи многочисленных жизней за свободу и благо родины? - Доля народа, счастье его, труд и свобода - прежде всего"!
При таком Миросозерцании отношение к профессии представляется далеко не безразличным. Ведь профессия, в таком случае, не "служба" хозяину, но "служение" народу. Это - высокое служение, имеющее целью принесение пользы обществу и нередко превращающееся в подвиг.
Здесь выбор профессии - выбор того дела, делая которое, я могу быть максимально полезен обществу. Итак, на каком поприще я могу быть более всего полезен?
Ответ на этот вопрос глубоко индивидуален!. Он зависит, прежде всего, от индивидуальных способностей и предрасположений. Чтобы ответить на этот вопрос, надо раньше узнать себя. Самопознание, и только оно, может дать ответ на вопрос, чем я могу быть полезен. Но как познать себя? Часто для этого не бывает нужды в особых раздумьях: призвание само владеет человеком и властно предопределяет дорогу ему. Конечно, и школа, перед выходом воспитанника в жизнь, должна помочь ему выявить свое "я".
Но если школа этого не делает, если также нет и ясно определившегося призвания, как тогда быть? Тогда, пожалуй, и чисто теоретическое самопознание мало поможет: тогда нужно не самопознание, но самоопределение. Самоопределяется же человек в действии: чтобы узнать, к чему ты способен, действуй и пробуй, не смущаясь всегда неизбежными первыми неудачами, но и не насилуя чрезмерно себя. До дела человек никогда не сможет познать, на что он годен; дело же очень быстро выяснить ему это. Силы познаются в действии, аппетит приходит во время еды. Итак, вникни во все возможные деятельности и, ради собственного самоопределения, как можно скорее берись за то дело, которое больше нравится: на нем и испробуешь себя, оно и подскажет дальнейший путь. Но только не записывайся сразу в крепостные своего дела и никогда не отрезывай путей к отступлению.