Как можно быть безразличным к несправедливости и страданию? Но мы, люди, конечные существа, и если не можем не смириться, то уж наверняка не имеем права относиться к историческому – политике, теории или государству, – как чему-то абсолютному. Наша конечность не доказывает существования Бога. И все-таки есть нужда в теологии, понятой не как наука о Божественном или о Боге, а как “признание, что мир есть феномен. Нет абсолютной истины, а есть лишь последняя реальность, теология (я хотел бы быть понятым правильно), есть надежда на то, что, несмотря на характерную для мира несправедливость, несправедливость не сможет утвердиться в качестве последнего слова”.
Теология, следовательно, по мнению Хоркхаймера, стала выражением ностальгической веры в то, что “убийца не сможет долго торжествовать над невинной жертвой”. “Ностальгию по совершенно истребленной справедливости” нельзя реализовать в истории. Даже лучшее общество, покончившее с социальным хаосом, не в состоянии компенсировать несправедливость прошлого и восстановить природные богатства”. Все же это не значит, что нужно смириться с удушающей атмосферой автоматизированного общества. Даже если изменения вскоре окажутся необратимыми, сегодня еще не поздно многое сделать. Как минимум философу доступна критика существующего порядка, чтобы удержать людей от способа мыслить и действовать на потребу бездушной социальной организации.
Таким образом, подытоживая все вышесказанное, вкратце необходимо отметить следующее. Макс Хоркхаймер выдвинул ряд идей, определивших ориентацию школы и ее деятельность как “практической социальной философии”. Социально-философское понимание обществ. жизни предполагало комплексный, интердисциплинарный подход к изучению различных аспектов современного общества, осуществляемый силами сообществ ученых самых разных областей: философов, социологов, психологов, экономистов, историков. X. разработал обширную программу “социальных исследований” (“Sozialfbrschung”), которая осуществлялась в 30-70-х гг. в Германии и США, результаты ее публиковались в спец. серии “Франкфурт, заметок по социологии” (“Sociologica”). Тематика исследований была конкретизирована, охватывала область культуры в широком понимании, включая науку, религию, искусство, право, мораль, обществ, мнение, стиль жизни, спорт, моду, развлечения. Наибольшую известность получили коллективные “штудии” по проблемам “авторитета и семьи” (1936), связанные с идеями X. об эгоизме, агрессии, насилии и с психоаналитической характерологией Фромма, его концепциями авторитарной личности и этики, социально-психологического значения теории матриархата и др.
Статьи X. 30-х гг. посвящены критико-рефлективному рассмотрению проблем истины, научного познания, социальных функций философии, отношений метафизики, социологии и психоанализа с точки зрения социальной философии. Большое внимание уделяется философии Гегеля: X. считал школу “гегелевской” и в разработке способов формирования диалектически целостного знания, исследовании структурных связей общества, философии истории и создании модели либерального буржуазного государства опирался на гегелевские традиции. Однако, осуществляя провозглашенные школой цели — “заботу о счастье людей” (Маркузе), сформулировал новое соотношение: человек — критика — диалектика. В эмиграции, сначала в Женеве и Париже, затем в США — Колумбийском ун-те в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, X. опубликовал ряд программных для всей школы работ, среди которрых особое место занимает ст. “Традиционная и критическая теория” (1937). В ней X. выразил критическое отношение к “традиционной” философии и социологии, науке вообще, как позитивистски ориентированным, и сформулировал новые методологические принципы, нацеленные на понимание совр. обществ, ситуации, гл. обр. — взаимосвязей и взаимозависимостей между социально-экономическими и культурными структурами в условиях высокоразвитого капиталистического общества. Ставилась задача создания целостной теории современного общества, которая диалектически соединяла бы в. себе проводимые в разных областях конкретные социальные исследования с теоретически строгим осмыслением реальности и в то же время была бы независима от политики и идеологии. Новая теория строилась с учетом практического контекста, была нацелена на изучение изменений и особенностей современной социокультурной ситуации и в результате должна была стать адекватной социальной практике 20 в. Более того, критическая рефлексия должна была привести к выявлению новых возможностей, освободит, тенденций, а в перспективе — к новой социальной практике. Все эти постулаты и составили основу “критической теории” — гл. создания X. и Франкфурт. школы, которая разрабатывалась в течение сорока лет и внесла значит, вклад в филос. осмысление современного этапа обществ, развития, хотя ее прогностические цели и остались на стадии некой гипотетической структуры.
X. принадлежит заслуга разработки одного из важнейших направлений “критической теории”, связанного с изучением места разума в истории и его воздействия на социально-культурную сферу (ст. “Конец разума”, “Разум и инстинкт самосохранения”, “Искусство и масс-культура”, кн. “Помрачение разума”, 1947, — близкая по тематике концепции истории А. Вебера). Интерпретация разума связана у X. с радикализацией идей М. Вебера и Лукача о рациональности, получившей в современном обществе редуцированное, “ополовиненное” развитие и превратившейся в инструмент для достижения заданных, чаще всего экономических целей (“инструментальный разум”). Характерная для современного общества растущая рациональность средств и целей приводит к господству формальной рациональности, исключающей проблему ценностей, что ведет к упадку общества, разрушению его культурных структур, личностной сферы человека. Особенно резко эти проблемы поставлены в широко известной работе “Диалектика просвещения: Филос. фрагменты” (1947, совместно с Адорно), в основе которой лежит критика современного общества и его культуры, развивающейся стремительно, но односторонне — только как техн. цивилизация, ориентированная на такую рациональность, которая подавляет природные начала в человеке, искажает его цели. В-концепции развиваются два антиномичных тезиса: первый состоит в утверждении, что просвещение восходит к мифам; второй — что современное просвещение превращается в миф в результате деструктивного процесса господства, сначала над природой, затем — над человеком: развитие научно-технической рациональности идет по ложному пути, оно способствует вторжению формальных, абстрактных и несоответствующих подлинной человеческой рациональности правил и целей в ранее неподвластные ей области — культуру, язык, философию и др. Этот процесс характеризуется не просто как угроза просвещению, но и тенденция к его саморазрушению, превращению его посредством научно-технического разума, идеологии и “индустрии культуры” в “массовый обман”, т.е. в миф. Одна из первых антисциентистских концепций “воскрешения погибшей природы” и подлинно общечеловеческих ценностей получила широкий положительный резонанс, чему немало способствовала также критика “массовой культуры”, основанная на следующем положении: становящийся всесторонним процесс отчуждения и овеществления, проникая в область культуры, осуществляет конформизм культурного производства, способствует, с одной стороны, фабрикации “культурных стандартов”, с другой — выработке стереотипных реакций и инструментализации формирования мнений. “Массовая культура” трактуется как одна из форм современного порабощения индивида, духовной несвободы, выступающая под видом свободного выбора потребления, а на самом деле вызывающая регрессивные социально-антропологические изменения. Характерно, что в послевоенные годы, время экономического подъема в США, у X. усилилось критическое отношение к современному индустриальному обществу как обществу “массового потребления”.
По возвращении в Германию X. поддерживал контакты с научными учреждениями США, руководил исследованиями по антисемитизму (“Studies in Prejudice, N.Y., 1949-50, в 5-ти тт.). Ряд работ X. 1949-67 посвящен анализу новой ситуации в ФРГ и опубликован вместе с переводом на нем. яз. англ. издания “Помрачения разума” (“К критике инструментального разума”, 1967). В них отразилась эволюция взглядов X., усиление его скепсиса и неверие в возможность прогрессивных обществ, изменений. Интерпретируя марксизм как обществ. теорию, X., ранее считавший себя марксистом и сторонником революции, особенно в годы национал-социализма, выражает разочарование как в пролетариате, так и в “свободно парящей интеллигенции” (А.Вебер), которых раньше был склонен рассматривать как “субъектов истории” и связывал с ними освободительные тенденции обществ, развития. В концепции критики науки отрицается ее нейтральность, подчеркивается социальная обусловленность и ангажированность, ограниченность специальным знанием и позитивизм, а следовательно, неспособность к обоснованию радикальных перемен. Такая трактовка имела не только методологическое, но и мировоззренческое значение, оказала влияние на многие современные концепции философии науки. Труды позднего X. отмечены усилением пессимизма, морализирующего тона, все более неопр. поисками “совершенно Иного”, обращением к религии как “теологии надежды” и гуманизма (“Мысли о религии”, 1935; воспоминания о Тиллихе. 1967; интервью журналу “Шпигель”, 1970). И все же его последняя социальная установка — это защита мира свободы как “свободы отдельного” (индивидуальности). Завершающим изданием трудов X. явилась двухтомная “Критическая теория” (1968, состоящая из его избранных работ 30-40-х гг.). X. вел большую общественно-просветительскую работу, занимал ряд почетных должностей в Германии и США. Его труды оказали значительное, влияние на развитие западной социальной философии и социологии, социально-культурные концепции современных философов, среди которых — представитель второго поколения Франкфурт, школы Хабермас.