Межнациональные конфликты и факторы, их определяющие (стр. 3 из 6)

Этому вопросу очень большое значение придавали и политики, в частности Р.Г. Абдулатипов и С.М. Шахрай. И все же конфликтологи понимают, что и данный подход не лишен определенной слабости: он не позволяет объяснить массовой мобилизации, интенсивности чувств, группового стремления к реализации целей.

В средствах массовой информации по отношению к этнической элите нередко употребляются термины "этнические предприниматели", "этнические активисты", "манипуляторы". Часто эти эмоциональные оценки дают люди, которые устали от конфликтов, переживают за группы, вовлеченные в них и страдающие от насилия. Но бывает, что такие стереотипы намеренно насаждаются, дабы "закрыть глаза" на реальные противоречия в обществе.

Этническое "манипулирование" нельзя понять без изучения всего комплекса причин, процессов и условий протекания конфликтов. Как справедливо подчеркивают А.А. Попов и В.Н. Стрелецкий, "манипуляции опасны тогда, когда существуют некие предпосылки для того, чтобы они увенчались успехом"; "такие предпосылки должны быть актуализированы, операционально сориентированы, морально легитимизированы". Абсолютизация роли элиты в борьбе за власть как источнике конфликтов дискредитирует концепцию и порождает мифы.

Анализируя этнические конфликты в Российской Федерации и странах ближнего зарубежья, коллектив Центра этнополитических и региональных исследований под руководством Э.А. Панна считал целесообразным выделить исторические причины возникновения и эскалации конфликтов. К ним были отнесены несправедливости административно-политической иерархии народов (союзные, автономные республики, автономные области, округа и т.д.); произвольная перекройка границ национальных образований; депортации народов.

Как результат насилия рассматривается и несбалансированность преобразований общества, когда социальное и экономическое неравенство, конкуренция на рынке труда, земли и жилья перерастают в межэтнические конфликты. Такова, по мнению ученых, природа конфликтов-бунтов - ферганских (1988 г), душанбинских (1990 г), ошекских (1991 г) и других подобных событий. Чаще всего этническая общность, "подвергшаяся нападению", выступала в роли "козла отпущения".

Переход к демократизации, сопровождавшийся борьбой в обществе старых и новых политических элит, стал детонатором, который в полиэтническом обществе привел к тому, что борьба "приобрела этнополитическую окраску". К обострению этнополитических конфликтов приводили неумелые, непоследовательные шаги по преобразованию государства в реальную федерацию, попытка силой остановить дезинтеграционные тенденции в республиках (тбилисские события 1989 г., бакинские 1990 г., вильнюсские 1991 г).

Некоторые конфликты рассматриваются как следствие распада СССР, когда в отделившихся республиках в борьбу "за свою долю политического и территориального наследства" вступили бывшие автономии или желавшие ее получить (Абхазия, Южная Осетия, Гагаузия в Грузии, Приднестровье в Молдове, Карабах в Азербайджане).

Э.А. Паин, А.А. Попов и другие участники коллектива видят причину конфликтов и в целенаправленных действиях политиков по разжиганию конфликтов. Они приводят примеры использования оппозицией конфликтов для захвата власти (так действовали в борьбе с Э.А. Шеварднадзе сторонники 3. Гамсахурдия в Грузии, провоцируя эскалацию конфликта в Южной Осетии). Они также считают, что конфликты используются как средство удержания власти. Так, когда радикально-националистическая оппозиция в Молдове выступала за решительные военные действия против Приднестровья, президент республики выбрал тактику действий "на опережение".

Для социологов важен еще один фактор, отмеченный Э.А. Паиным и его коллегами, которые назвали его "инерционным", - растущая взаимная отчужденность народов. Этнофобии и ксенофобии, предубеждения и ненависть к врагу, усиливающиеся в широких слоях населения вследствие вооруженных конфликтов, становятся настолько сильными, что оказывают давление на власть, снижая ее готовность к диалогу и урегулированию конфликтов в будущем.

Таким образом, понять причины конфликтов, исходя из какой-то одной теории, нельзя потому, что, во-первых, каждый конфликт имеет свою специфику, а во-вторых, казуальные основы их могут меняться в ходе эскалации конфликтов, особенно если они затяжные.

При значительном разнообразии объяснительных моделей конфликтов адекватность выбора конкретной модели зависит от типа того конфликта, который мы собираемся изучать." [3]

3. Социокультурный анализ осетино-ингушского конфликта

На сегодняшний день на Северном Кавказе существуют множество "горячих точек", порожденных этническими конфликтами, угрожающие существованию народов, порождающие опасные разрушительные процессы. Многие из конфликтов до сих пор находятся в стадии вооруженного нападения. Один из таких конфликтов произошел между Осетией и Ингушетией.

"Во время Гражданской войны осетины, кроме состоявших в терском казачестве, в основном заняли нейтральную сторону, казаки в основном заняли сторону белых, ингуши - красных. В связи с последним, при образовании Горской АССР, ингуши получили значительное количество прежде населенных казаками земель, а также ряд осетинских селений (Чми, Ларс, Балта), причем значительное количество казаков и осетин было оттуда выселено. Территория нынешнего Пригородного района на тот момент входила в состав Ингушской автономной области и заселена была, в основном, ингушами.7 марта 1944 года, после депортации чеченцев и ингушей в Казахстан и Сибирь, район был передан Северо-Осетинской АССР и заселён осетинами. В значительной степени это были осетины, насильно выселенные из Казбегкского района, переданного Грузии. В 1956 году Чечено-Ингушская АССР была восстановлена, но в иных границах - Пригородный район остался в составе Северной Осетии." [3] И на сегодняшний день конфликт остается неурегулированным, так как крайне сложно разобраться, чья правда и кому эта территория принадлежит по праву.

В 1996 году был проведен социологический опрос населения во Владикавказе (Северная Осетия), Пригородном районе (Северная Осетия) и в Назрани (Ингушетия), на основе которого был проведен социокультурный анализ осетино-ингушского конфликта и получены выводы, представленные ниже.

"1. Тип социальных отношений, в рамках которого происходит конфликт.

Чтобы идентифицировать характер общества, в котором формируется и осуществляется поведение группы, рассматривались три типа социальных отношений - отношения иерархии, конкуренции и сотрудничества.

С этих позиций, нынешнее общество представляется респондентам в следующем виде (в %):

Как мы видим, обе конфликтующие общины не менее чем на одну треть (осетины жестче) ориентированы на отношения иерархии и подчинения: большинство ингушской общины (54%) видит свое общество как основанное на началах сотрудничества и взаимопомощи, то осетинская община оценивает уровень сотрудничества почти на половину ниже (29%), придавая одновременно настолько же большее значение отношениям конкуренции и борьбы (32%);

Таким образом, наиболее высокая степень конкуренции и борьбы групп продолжает оставаться на местном уровне конфликта.

2. Индекс социокультурного развития конфликтующих групп.

ИСКР, измеряющий уровень цивилизационного развития группы на основе ценностной ориентации личности, подтверждает, что:

организация ингушского и осетинского обществ имеет разную социальную структуру;

Ингушская община значительно больше сохраняет элементы родового (дотрадиционного) строя, осетинское же общество имеет общинную природу;

Из этого следует, что осетинская "традиционность" органичнее вписывается в российскую государственность.

3. Уровень социальной пассивности/активности.

Уровень социальной пассивности/активности выражает ориентацию личности, с одной стороны, на "социальную справедливость", а с нею - на ее зависимость от государства, с другой стороны, на самостоятельное удовлетворение своих базисных потребностей - на восприятие стратегии развития.

Результаты опроса позволяют так оценить уровень социальной пассивности/активности конфликтующих групп (в %):

Большая "активность" ингушской общины, особенно ее элиты, объясняется, пожалуй, более быстрым процессом социально-экономического развития этой группы, выражающимся, в частности, в продолжающейся организации в Ингушетии собственной государственности и зоны экономического благоприятствования;

4. Базовая модель конфликтного поведения групп.

Ориентация на базовую модель конфликтного поведения определялась в контексте цивилизационного развития - ценностной склонности личности к:

1) избеганию конфликта (-5);

2) гегемонистскому поведению (0);

3) статусному поведению (+5) или 4) ролевому поведению (+10).

Результаты опроса показывают, в какой мере конфликтующие группы склонны к выбору тех или иных моделей конфликтного поведения:

как осетинская, так и ингушская общины в целом склонны к гегемонистской модели поведения - к "победе" и "борьбе" с использованием насилия, т.е. они постоянно создают взаимную угрозу возвращения конфликта в вооруженную стадию;

вместе с тем сохранение в ингушском обществе элементов родового (дотрадиционного) строя проявляется в склонности этой группы опираться на стратегию избегания конфликта - на разрыв дистанции с осетинской группой в Пригородном районе за счет создания социально-экономических и политических условий для их раздельного существования;