Кроме того, целесообразность введения избирательной системы со значительным элементом пропорционального представительства нередко обосновывалась опасениями, что без определяющего влияния на избирательный процесс политических партий и движений можно получить депутатский корпус, состоящий главным образом из представителей номенклатурно-хозяйственного актива и околомафиозных структур. Здесь уместно вспомнить слова такого авторитетного специалиста, как М. Дюверже, о том, что "режим без партий обеспечивает увековечивание руководящих элит, сформированных по праву рождения, богатства или должности" и что "человеку из народа чрезвычайно сложно пробиться в эту закрытую касту без поддержки партий, стремящихся растить собственные элиты"[16]. Вскоре справедливость этих опасений достаточно наглядно подтвердилась в ходе выборов в органы представительной власти субъектов Российской Федерации, проводившихся главным образом по мажоритарной системе при слабом участии политических объединений. В результате, по данным на начало 1995 г., почти 30% депутатского корпуса в регионах составили представители исполнительной власти (в том числе 22% — это главы администраций и их заместители) и 23,5% — руководители промышленных и сельскохозяйственных предприятий. А по данным за 1996 г. картина получилась следующая: 20—25% избранных в этот период депутатов законодательных (представительных) органов власти субъектов Федерации составили представители акционерных обществ и банков; 25—30% — муниципальных предприятий, столько же — представители сферы народного образования и здравоохранения, средств массовой информации, правоохранительных органов, до 10% являлись депутатами предыдущего созыва и лишь 5—10% были представителями общественных объединений, а также военнослужащих, временно неработающих и пенсионеров.
Исходя из этих соображений можно признать, что введение пропорционально-мажоритарной избирательной системы со значительной долей партийного представительства в парламенте в принципе отвечало главным императивам того времени — острой потребности в стабилизации общественно-политической ситуации, а также необходимости преодолеть сползание формирующегося гражданского общества в неразвитое корпоративное состояние и не дать узурпировать власть номенклатурно-мафиозным структурам. Гораздо более уязвимо для критики то обстоятельство, что партии и движения получили явно завышенную (по сравнению с их реальным политическим весом) долю мест в парламенте. Эта проблема сейчас активно дискутируется. Здесь же хотелось бы обратить внимание на то, что ставшие очевидными в последнее время негативные последствия предоставления партиям и движениям завышенной доли мест в парламенте не были бы настолько ощутимы, если бы законодатель своевременно предпринял шаги по закреплению их надлежащего правового статуса, подгоняющего партии и движения под жесткие правовые стандарты. Введение новой избирательной системы необходимо было дополнить новым законодательством, определяющим понятия "политическая партия" и "общественно-политическое движение", очерчивающим условия и формы их участия в выборах и подчиняющим процессы их создания и деятельности целям правового демократического развития общества и государства. Это, однако, не было вовремя сделано.
Между тем открывавшееся перед партиями и движениями политическое пространство почти не было организовано и упорядочено правом. Принятый в 1990 г. союзный Закон "Об общественных объединениях" уже не отвечал формирующимся новым социально-политическим реалиям. Закон был нацелен прежде всего, на стимулирование зарождающейся многопартийности. Отсюда весьма расплывчатая дефиниция политической партии, облегченный, преимущественно заявительный, характер регистрации уставов партий, нечеткая регламентация их финансовой, производственной и хозяйственной деятельности, самое общее определение форм их участия в избирательном процессе и т. д.
В этом Законе политические партии определялись как объединения, выражающие политическую волю своих членов и ставящие основными задачами участие в формировании органов государственной власти и управления, а также осуществление власти через своих представителей, избранных в Советы народных депутатов (ч. 1 ст. 16). Однако это определение политической партии, фиксирующее в качестве основного признака партии ее участие в формировании и осуществлении государственной власти и, следовательно, вполне соответствующее принятым международным стандартам, носило декларативный характер. Дело в том, что согласно данному Закону все общественные объединения были наделены правом "участвовать в формировании органов государственной власти и управления" (ч. 1 ст. 15), и то обстоятельство, что применительно к партиям было особо оговорено их "право выдвигать кандидатов в народные депутаты в том числе единым списком" (ч. 1 ст. 16), не определяло специфику правового статуса партий в этом вопросе, поскольку не было подкреплено соответствующим избирательным законодательством. Специфические требования Закона к политическим партиям и массовым общественным движениям, преследующим политические цели, выражались лишь в запрете государственного финансирования их деятельности, за исключением случаев финансирования избирательных кампаний (ч. 5 ст. 5 Закона), а также в необходимости фиксированного индивидуального членства для политических партий (ч. 7 ст. 16), наличии не менее пяти тысяч членов для получения партиями общесоюзного (а с 1991 г. — общероссийского) статуса (ч. 2 ст. 6), запрете на членство в партиях для иностранцев и лиц без гражданства (ч. 1 ст. 9) и наличии у партий программных документов, публикуемых для всеобщего сведения (ч. 2 ст. 16). Кроме того, на политические объединения распространялся Указ Президента РСФСР от 20 июля 1991 г. "О прекращении деятельности организационных структур политических партий и массовых общественных движений в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР".
Тот небольшой набор требований к политическим партиям, который содержался в союзном Законе "Об общественных объединениях" (наличие фиксированного членства и численность не менее 5 тыс. членов для общефедеральной партии, запрет на коллективное членство и. на членство в партиях иностранцев и лиц без гражданства, а также обнародование партией своих программных документов), носил чисто номинальный характер, поскольку к выборам наряду с партиями были допущены и политические движения, на которые эти требования не распространялись. Таким образом, сложилась ситуация, когда право участия в выборах, предоставленное политическим объединениям граждан, не было скоординировано не только соответствующими значению этого права обязанностями, но и вообще никакими дополнительными обязанностями со стороны субъектов данного права перед обществом и государством (за исключением разве что лишь запрета на создание и деятельность оргструктур политических объединений на предприятиях, в учреждениях и организациях).
Это означало, что в законодательстве отсутствовали работающие критерии и процедуры определения и подтверждения политического характера субъектов избирательного процесса. В такой ситуации некоторым специалистам казалось заманчивым решить проблему простым бюрократическим образом — предоставить право решить вопрос о политическом характере претендентов на участие в выборах, например, как предлагалось, суду по представлению Центральной избирательной комиссии[17]. С подобной позицией трудно согласиться.
Как известно, политическими партиями считаются организации, борющиеся за власть. В условиях демократии эта борьба протекает в цивилизованных формах избирательного процесса. Тесная связь с институтом выборов, постоянное участие в избирательных кампаниях и являются основными конституирующими признаками политической партии. Политические партии — это общественные объединения, главной уставной целью которых является борьба за власть путем участия в выборах. Поэтому невозможно определить политический характер каких-либо общественных объединений до того, как они реализуют свой политический потенциал на выборах (нельзя же всерьез полагаться на те декларации политических целей, которые они записывают в своих уставах). И было бы неверным, особенно в нашей ситуации, где политические отношения еще не отделились от неполитических, отдавать на усмотрение Центральной избирательной комиссии, Министерства юстиции или даже суда решение вопроса о политическом характере общественных объединений и, следовательно, об их праве участия в выборах. При отсутствии четких, эмпирически верифицируемых критериев того, что именно является политическим, здесь неизбежны субъективизм, злоупотребления и разного рода недоразумения.
Думается, что если бы Федеральный закон «О политических партиях» существовал бы в тот период времени, то удалось бы разрешить многие противоречия и снять неясность в вопросе о политическом характере каких-либо общественных объединений.
Дело в том, что априори, ориентируясь лишь на само название партии, нельзя было определить, является ли, например, созданная в тот период вреиени, Партия пенсионеров корпоративным объединением, нацеленным на решение специфических проблем определенного социального слоя, или это объединение пенсионеров как граждан, сумевшее придать, своим специфическим интересам общегражданский смысл и политическое значение. Невозможно было четко сформулировать критерии, способные помочь какой-либо государственной инстанции каждый раз безошибочно определить эту неуловимую грань между политическим и неполитическим. Единственная инстанция, которую можно было признать здесь достаточно компетентной, — это само общество в лице своего электората.