Смекни!
smekni.com

Романтика, феноменологическая социология и качественное социальное исследование (стр. 1 из 8)

Х. Абельс

История современного качественного социального исследования начинается с европейской романтики начала XIX столетия. Романтика была движением интеллектуалов против традиционализма и понимала себя, прежде всего в Германии, как первый шаг в новое время. Элвин У. Гоулднер, вскрывший в своей большой статье о „Романтическом и классическом мышлении« глубинные структуры в социальных науках, показал, что именно немецкая романтика осуществила „прорыв в Новое время чувственного опыта субъекта, который противостоит объективистскому понятию просвещения« того же времени (Gouldner, 1973, S. 175). Во-вторых, романтика представила новое понимание реальности, согласно которому действительность никоим образом не едина, но комплексна и состоит из многих частей, каждая из которых полна собственного смысла и потому также обладает самостоятельной ценностью. Тем самым, в-третьих, окрепла претензия постичь суть вещей, какими бы банальными они ни казались. Как понять вещи? Это потребовало мышления особого рода, которое предполагало, что вещи не должны быть такими, какими они кажутся.

Где здесь связь с социологией и, конечно же, с качественным социальным исследованием? Я нахожу три основные линии развития, которые тесно связаны между собой. Первая исходит из романтики и через Вильгельма Дильтея ведет к двум выдающимся социологам на рубеже XIX - XX веков - Максу Веберу и, главным образом, Георгу Зиммелю, которые занимались социологией как наукой и хотели понять феномены. Позднее эта линия входит, наконец, в качественное социальное исследование, которое было разработано по преимуществу в Чикагской школе социологии, а также Джорджем Гербертом Мидом.

Духом романтики питается и вторая линия дискуссии, которая определена феноменологией Эдмунда Гуссерля. В социологии это особенно ярко показал Альфред Шюц, который после своей эмиграции в США обогатил социологическую дискуссию новыми плодотворными идеями. Корни этой дискуссия о роли гуманитарных наук, поднятой Дильтеем, уходят гораздо глубже, так как в ней выявлялись процессы мышления, в которых мы сами упорядочиваем мир. Смысл, на который Макс Вебер нацеливал социологию, понимается у Шюца как конструкция, и это порождает совершенно новый взгляд на социологические феномены. Теперь уже нет более действительности, а только множество индивидуальных конструкций реальности. Помимо этого, Питер Л. Бергер и Томас Лукманн сделали вывод, что реальность всегда является наброском, над которым индивиды постоянно работают, но они делают это теми средствами, которые им для этого предлагает общество. Поэтому они говорят также об „общественной конструкции реальности« (Berger u. Luckmann, 1966). Эта линия феноменологической социологии включает последние работы из окружения символического интеракционизма. Важнейшими представителями этой социологии являются, несомненно, Эрвин Гоффман и Ансельм Страус.

В рамках феноменологического подхода появляется в 60-е годы в Соединенных штатах новая форма эмпирического исследования - этнометодология Гарольда Гарфинкеля. На ней я остановлюсь особо, так как она, хотя и мало примененная в эмпирическом социальном исследовании, использует эксперимент, чтобы показать, насколько тонок лед, по которому мы движемся в „нормальной« повседневности. Поэтому этнометодология заслуживает внимания при взгляде на теорию качественного социального исследования, ибо здесь обсуждается имплицитное предположение о близости этого рода социологии с опытом повседневности. Иными словами, речь идет о социологии, которая имеет шанс быть понятой также и не социологами. Это равным образом справедливо по отношению к Гоффману, которому я, к сожалению, не смогу здесь уделить заслуживаемого им внимания. Хотя он никогда не выражал себя в теории качественного социального исследования, он показал шедевр наилучшего социологического наблюдения!1

1. Романтическое мышление

Качественное социальное исследование опирается на традицию мышления, которое Гоулднер для разграничения с так называемым „классическим мышлением« обозначил как романтическое. С романтикой возник новый исторический интерес, направленный на изучение контекста Нового времени. В качестве движения интеллектуалов романтика была детищем просвещения, постольку она встала перед разрушением традиционных ценностей и увидела необходимость внести в поток действительности новый смысл. Это происходило двумя путями. Один продолжает романтическое стремление понять эту действительность как продолжающийся процесс, в котором феномены рассмотрены не более чем вещи - но вещи, полные собственного смысла, хотя со всех сторон открытые реальности. Георг Лукач поэтому по праву обозначил романтику как отказ от овеществления (Lukacs, 1923). Второй путь исходил из строгого требования просвещения обслужить собственный разум. Это привело романтику к особой иронии рассматривать вещи в иной перспективе и тем самым представить, какой она могла бы быть, будь она совершенно другой. Это также отказ от любого овеществления. Романтический метод мышления создал также основу диалектики Георга Вильгельма Фридриха Гегеля и, главное, Карла Маркса. Размышление подобного рода было естественным образом связано также с предположением о том, что человеку принадлежит его мир.

Тогда вновь расцвело старое искусство, герменевтика. Посредством художественной интерпретации они хотели понять культурные свидетельства. Особенно интересной в связи с этим была выдвинутая Фридрихом Шлегелем гипотеза о том, что с помощью критической интерпретации из произведения можно вынести больше, чем хотел сказать автор. Тем самым была утверждена мысль о том, что феномен прячет такой глубинный слой, который возможно не осознается самим его творцом. Эту мысль, «понять автора лучше, чем он сам себя понимает», Вильгельм Дильтей точно обозначил в конце XIX века как «последнюю цель герменевтического опыта» (Dilthey, 1900, S. 331). На фоне удивительных достижений естественных наук Дильтей набросал теорию гуманитарных наук, в качестве важнейшего метода и плодотворного результата которых он назвал понимание.

Из определения, что никакой феномен, никакое общество и никакой индивид не обладает превосходством над другим, и из желания постичь основу феноменов и при этом, возможно, обнаружить альтернативу нормальности, в романтике возник интерес к особенностям народов Дальнего Востока и к людям и группам в своей стране. Романтики открыли настоящий бум собирания всевозможных культурных документов. Собирая, например, сказки и песни, они осваивали первичные источники. В Германии, например, это были братья Якоб и Вильгельм Гримм, которые сумели записать и рассказать народные сказки, в России это был особенно почитаемый Якобом Гриммом А. Н. Афанасьев, чье собрание сказок и шуток считается самым обширным. Появился интерес к другим народам, причем их особенности понимались как самоценные свойства и альтернатива собственной нормальности. Стоя у дверей своего дома, романтики замечали детали маленькой и «простой» жизни; для них не было ничего неважного, ничего, что нельзя было бы per se оценить, все было интересно, и, прежде всего, они любовались особенностями (яркий пример тому - гротеск). Гоулднер справедливо утверждал, что романтический плюрализм привел к «демократизации понятия данных»: каждый предмет является полным в себе миром (Gouldner, 1973, S. 197).

Из этого предположения возникло специфическое мышление, которое нашло воплощение в социологии конца XIX века и по сей день определяет немецкий вклад в качественное социальное исследование. Различия в вопросе и целях можно сформулировать так: в противоположность «классической» социологии, которая подчеркивает «всеобщую применимость господствующего масштаба, норм, ценностей или функциональных требований общества», «романтическая» социология выделяет «относительность, уникальность или исторически увязанный характер масштаба или потребностей любой группы или общества» (Gouldner, 1973, S. 206). В то время как социология видит мир как подчиняющийся внутри себя разумным закономерностям и потому констатирует нормальность индивидуального из действенности общих структур, романтическая социология исходит из непосредственно воспринимаемого внешнего явления, выделяет индивидуальное в его особенностях и отмечает его равнозначность и, наконец, реконструирует свою специфическую действительность из заданного анализа отдельного случая. Классическое мышление склоняется к структурализму, романтическое - к историзму. Для классического мышления в социологии - это, прежде всего, структурный функционализм, для романтического - феноменологическая социология, символический интеракционизм и этнометодология. Согласно теориям классической социологии, индивид получает свою идентичность благодаря добровольному усмотрению разумности общественных ролей, согласно теориям романтической социологии - главным образом, благодаря дистанции от них.

В центре классической социологии стоят порядок и устойчивые структуры, в центре романтической - однократность и процесс. Поэтому классическая социология стремится объяснить, а романтическая - понять. Классическая социология занимается эмпирическими исследованиями с помощью стандартизированных, объективных методов и через дедуктивные заключения приходит к знаниям; романтическая - открывает предмет интуитивно, она с фантазией выдумывает свои вопросы и творчески устанавливает методы. Последняя дифференциация касается роли исследователя. В то время как в классическом социальном исследовании ученый дистанцируется, рассматривается извне, нейтрально по отношению к своему предмету, а предмет изучается согласно твердым правилам и стандартизированными методами, в качественном исследовании он вступает в непосредственный контакт и погружается в жизненный мир (cp.: Gouldner, 1973, S. 198).

Он ставит вопросы, обозревая поле изнутри, но рассматривает его как самое возможное из всех необычных перспектив. Кеннет Бурке назвал этот метод, который естественно напоминает об интересе романтиков к гротеску, «сдвигом перспектив». С этим часто связан иронический язык. Известнейшим примеров в этом отношении является в американском языковом пространстве социология Ирвинга Гоффмана, а в немецком - если иметь ввиду совершенно другую цель познания, а не конкретные социальные исследования - социология Никласа Луманна. Способность включать возросшие перспективы американский социолог Райт Миллс обозначил как «социологическую фантазию» (sociological imagination) (Mills, 1959, S. 41, 57; Abels,1997).