Александр Пятигорский
Это небольшое введение – для понимания того, о чем пойдет речь дальше. Значит, для читающего, что-6ы легче было понимать, и для меня, чтобы легче было излагать свое собственное понимание. Начиная эти лекции, я не только не рассчитываю на их понимание читающим, но и вполне осознаю тот факт, что многое из того, что буду излагать, сам категорически понять не в состоянии. Но поскольку вниманию читающего предлагается материал уже известный, то есть некоторым образом познанный как объект знания, условно называемый "буддийская философия", то нам с вами предоставляется возможность (свобода?) его понимания или непонимания.
Сначала о названии лекций. Слово "философия" здесь не только условно, но и обусловлено в своем значении и употреблении контекстом европейской историко-философской традиции Просвещения (XVII-XX вв. н.э.). И когда я называю этим словом нечто совершенно чуждое этой традиции, я обязан обратить ваше внимание на наиболее характерные моменты этой чуждости. Самым важным из этих моментов является принципиальное различие в том, что я позволил бы себе, опять же условно, назвать "единицей философствования". В европейской историко-философской академической традиции такой единицей безусловно является ИДЕЯ (положение, постулат, аксиома и т.д.). Идеи служат для нее не только составными элементами описываемой философской системы, или кирпичиками, из которых складывается здание философского учения, но – и это гораздо важнее – они образуют само пространство философствования. Посредством установленных правил вывода идеи генерируют идеи в этом пространстве, которое становится пространством классификаций и иерархических схем этих идей. Философский текст мыслится как текст определенной идеи, как ее конкретный материальный locus, как инструмент ее чувственной манифестации и коммуникации. Замечательно, что сам феномен "изма" в нашей историко-философской традиции (так же как и в бытовом словоупотреблении) предполагает именно определенность и, так сказать, единичность идеи, при неопределенности и множественности текстов. Текст здесь вторичен и производен по определению. Более того, он принципиально релятивен в отношении идеи. Я думаю, что эта ситуация – заметьте, сейчас я говорю только об определенной и узко историко-философской точке зрения – имела и одно весьма серьезное философское следствие, а именно что идея о чем-то (или чего-то) предполагает, что это что-то само не есть идея. (С другой стороны, эта ситуация привела к таким наивным семиотическим метафорам, как "текст идеи", "текст мышления", "текст сознания" и т.д.). Таково положение вещей в отношении идей и текстов в европейской историко-философской традиции Просвещения.
В том, что я условно называю буддийской философией, единицей философствования – при всех оговорках насчет применения к ней этого термина – является, конечно, не идея, а текст. Текст, как он существовал в устной традиции, закончившейся в письменной фиксации в Палийском каноне и других канонах. Текст, как он запоминался, сохранялся в памяти, вспоминался, воспроизводился и воспринимался, передавался от учителей к ученикам, от поколения к поколению, от места к месту, позднее – из одного языка в другой. Текст, включающий в себя и способы своего запоминания и транслирования, а позднее и письменного фиксирования. Текст, который даже и в позднейших своих письменных формах постоянно несет и неизменно воспроизводит "прото-формы" своего неписьменного существования.
Текстом как единицей буддийской философии может быть любой реальный – то есть формально фигурирующий как отдельный, отделимый или выделенный, – текст буддийской традиции или одной из буддийских традиций. Такой текстовой единицей может быть отдельная сутра (cyтpa – название начального жанра устных буддийских текстов), "Корзина Сутр" Палийского канона, отдельная фраза или гатха (стих) этой сутры, вся "Корзина Сутр", весь Палийский канон, отдельная матрика (предельно сконденсированный элемент содержания) из "Корзины Абхидхармы", отдельное слово или даже звук. Но таким текстом-единицей никак не может явиться ни буддизм, ни какая бы то ни было идея, которую мы, следуя нашей традиции описания (и восприятия) любой философии как идеи (или идей), могли бы отождествить с буддийской философией.
Вообще, то, что мы называем "буддизм", это не что иное, как пространство текстов, пространство, где нет точки, где бы не было текстов, где "межтекстовые промежутки", так сказать, принципиально невозможны. В каждый данный момент каждый текст в этом пространстве дискретен и конечен, но только в отношении других текстов, а не в отношении того, что текстом не является, например идеи. В этом пространстве тексты генерируют тексты как путем деления или, наоборот, укрупнения, так и путем последовательного или параллельного комментирования. Идея здесь всегда будет чем-то вторичным, производным по отношению к данному тексту (или элементом текста, который в момент фиксирования идеи как не-текста – тоже текст). Релятивность идеи в отношении текста подчеркивается еще и неопределенностью ее места в религиозной аксиологии буддизма. Тому, что в нашей философской традиции называется "идея", примерно соответствуют три буддийских термина: drsti ("взгляд", "точка зрения"), samjna ("идея", "восприятие") и vikalpa ("умственная конструкция"). Первое понятие предполагает, что идея может быть истинной (samma) или неистинной (asamma). Второе почти всегда отрицательно, то есть идея здесь будет идеей о чем-то неистинном или несуществующем. Третье – негативно по определению как противопоставленное высшему знанию (prajna) или высшей истине (paramartha satya).
Но главное отличие буддийского понимания идеи от нашего, также, безусловно, связанное с абсолютностью текста, я вижу в том, что идея в этом понимании всегда гораздо более относилась к интерпретации сказанного, чем к самому сказанному, становилась термином интерпретации текста, переставая, таким образом, быть элементом этого текста, а иногда при этом и вытесняясь за пределы пространства буддийских текстов вообще. Именно в этом я вижу основную причину непонимания буддийской философии многими современными исследователями буддизма, особенно когда они стараются объяснить или (хуже того!) разрешить "противоречия идей в буддизме", не осознавая, что это не более чем противоречие их собственного понимания философского текста как "текста идей" буддийскому пониманию текста.
В применении к буддийским текстам такие наши понятия, как "контекст", "подтекст", "внутренняя реконструкция", также меняют свой смысл. Контекст здесь не может быть не-текстовым, он всегда – другие тексты, принадлежащие тому же текстовому пространству. Строго говоря, если брать любую текстовую единицу буддийской философии, то в ней невозможно установить никакой глубины, кроме глубины, состоящей из других текстов. Любая, с нашей точки зрения "внетекстовая", действительность здесь всегда уже будет текстом. Да, впрочем, она никогда и не была ничем иным, с буддийской точки зрения.
К интереснейшим философским последствиям этой первой и главной "черты чуждости" буддийской философии ("текст", а не "идея" как единица философствования) я буду возвращаться во всех моих лекциях, а сейчас попытаюсь показать, как она реализуется в употреблении самого основного слова в этой философии. (При всей условности применения "философии" как термина нашей историко-философской традиции, я буду его применять, исходя из предположения, что мы знаем (!), что такое философия, но еще не знаем, что такое буддийская философия!) Это слово – ДХАРМА. Для начала я его ввожу именно как "слово", ибо как идея, концепция ("центральная концепция буддизма" по Ф.И.Щербатскому) дхарма будет мыслиться только post factum (где factum – факт восприятия текста, a post – указание на уже свершившееся "обратное" переосмысление этого слова как идеи или концепции).
Так что же такое дхарма? Или, скажем, так: что же такое то, что обозначено словом "дхарма" (хотя я знаю, что это разные вопросы)? О дхарме говорится в девяти приведенных ниже текстах, относящихся к различным эпохам, школам и разновидностям буддизма (в круглых скобках дается сквозная нумерация текстов, римскими цифрами пронумерованы лекции, а арабскими источники).
(1) "Изначально из разума дхармы, разум в них главное, разумом они проникнуты".
(2) "Здесь ненависть ненавистью не успокаивается, но только не-ненавистью достигается успокоение. Такова древняя дхарма".
(3) "Не следуй низкой дхарме, не будь небрежен, не придерживайся ложных взглядов, не ищи поддержки в этом мире"
(4) "Первый Поворот Колеса Дхармы (то есть первая проповедь Будды после достижения им Полного и Cовершенного Пробуждения). Есть две крайности, о аскеты которых должно избегать тем, кто отринул мир. Первая – в погружении в страсти и чувственные удовольствия, что низко, вульгарно и не ведет к добру. Вторая – жестокий аскетизм и самоистощение, что низко, вульгарно и не ведет к добру. Следуйте, о аскеты, Благородному Восьмеричному Срединному Пути"
(5) "Что думаете вы, аскеты, это (дхарма) постоянно или непостоянно? – Непостоянно, о Господи. – Но если это непостоянно, то страдание оно или удовольствие? – Страдание, о Господи. – Но если это непостоянно и страдание, то может ли оно быть "Я", быть "мной" или "моим"? – Не может, о Господи"
(6) "О Ананда, те аскеты, что живут и сейчас как острова, где остров – дхарма, где единственное прибежище – дхарма, и так же будут жить после меня, те будут благороднейшими из аскетов"
(7) "Все дхармы непостоянны, а оттого и не есть "Я". Все дхармы непостоянны, а оттого и страдание"
(8) "О Субхути, Бодхисаттва не думает ни о дхарме, ни о не-дхарме, ни о той, ни о другой нет у него идеи (samjna). Оттого учит Татхагата ("Так Ушедший"), говоря со скрытым смыслом, те, кто знают (это) изложение дхармы, (знают), что она как плот, что бросают по достижении другого берега, и они покинут все дхармы и, уж конечно, не-дхармы.