Е.Э. Крылова
Диалектика в своем исходном значении (древнегреческом) понимается как искусство спора, как технично организованная полемика, направленная на максимально объемное и динамичное понимание предмета спора. Уже это предполагает, что диалектическая методология, в отличие от формально-логической, сориентирована прежде всего на предмет и мысль, а не на слово, поэтому часто имеет метафорически-художественную форму выражения. При этом она стремится добиться максимально полного понимания предмета, такого, которое бы открывало его подвижность, противоречивость, включенность в различные системы связей и отношений.
Именно противоречивость и динамизм являются главными координаторами диалектической методологии, в основе которой лежит “способность выносить напряжение противоречия в составе теоретического выражения явлений внешнего мира” [4. C.67]. Не случайно Гегель полагал, что диалектика есть максимальная мощная концентрация способности постигать, понимать способности как самого мира, так и человека, следующего за смыслом мира, а не субъективная игра в доказательства. Гегелевская разработка диалектики определяется тем, что в его философской системе природный исторический и духовный мир предстают в единстве. Главной характеристикой этого единства является то, что оно пребывает в непрерывном процессе становления. А основной характеристикой этого процесса является противоречие. Диалектика – движение, которое лежит в основе всего как подлинно духовная действительность, и то же время движение человеческого мышления, поскольку оно участвует в духовном движении всеобъемлюще.
Диалектика это “использование в науке закономерности, заключенной в природе мышления, и в то же время сама эта закономерность” [3. C.84] Важнейшей характеристикой диалектики является то, что она есть умение отыскать противоречия в самой действительности: действительности развертывания Абсолюта.
Такое универсальное понимание диалектики дает возможность говорить, во-первых, о различении объективной и субъективной диалектики (диалектики как действительности мира и диалектики как действительности мысли). Вовторых, о том, что диалектика может пониматься как универсальная динамика мира, как метод мышления и как система знаний об этом методе, т.е. как особая логика. А значит, в-третьих, что феномены диалектики, теории познания и логики оказываются практически тождественными.
Панорама так понимаемой диалектики является “изображением царства мысли” [2. C.81] и имеет два “лика”.
Один явный, теоретический, включающий в себя разработку известных принципов, законов и категорий диалектики, а другой неявный, который Гегель называет “пластическим способом изложения” [2. C.92]. Во многом метафорически-художественный, он живописует саморастворение духа в материальном мире и возникновение новых форм вечного становления. В этой панораме исчезает все отжившее, окостеневшее, очевидные истины рассудка. Прочное бытие, неподвижное существование это лишь химеры неразвитого мышления. Все бытие переход, ступень в спиралевидном развитии, борьба за единство на более высоком уровне.
Диалектика судьба (и даже Голгофа) теоретизма. Муки творчества для сознания это выражение в виде понятий всей полноты действительности, стремление абстрактного к конкретному, конкретного ко всеобщему, а всеобщего к абсолютному. “Диалектика есть ... движущая душа всякого научного развертывания мысли и представляет собой единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость” [3. C.206].
Диалектика понимается как универсальный принцип жизненности мира, принцип, который по-разному проявляется во всем: природе, мире вещей, истории, человеке. Она понимается как принцип соединения созидательных и разрушительных начал. Диалектика слово для обозначения “томления”, творчества и теоретизирования Духа. Такое понимание диалектики Гегелем является естественным оформлением исторически накапливающихся диалектических представлений и нарастающего убеждения в необходимости создания новой Логики.
Во всей совокупности своих методов, приемов и правил диалектика осознается не как антитеза формальной логике (для нее она скорее ее действительное продолжение в виде логики диалектической), а как антипод метафизике. В сопоставлении с диалектикой метафизика приобретает значение догматического метода. Это обусловлено гегелевским пониманием абсолюта как необоримо развивающегося. Гегель рассматривал такое понимание как радикально противоположное по отношению к имеющейся в его время метафизике, догматизировавшей абсолютное.
Гегель чаще всего говорит о метафизике менторски-уничижительно, даря ей эпитеты “дурная”, “наивная” и т.п. По его мнению, метафизика совпадает с формальной логикой в худшем ее аспекте, в неспособности размышлять о природе соответствия форм мышления и вещей. Логика понимает себя как наука о формах мышления, которые раскрывают вещи. Метафизика как “наука о вещах, постигаемых в мыслях, за которыми признается, что они выражают существенное в вещах” [2. C. 119]. И то и другое бессодержательно. Подлинной задачей диалектики является “методическое развитие содержания”: содержания абсолютного и содержания мира, которые определяют друг друга, а не являются всего лишь взаимными предпосылками. Что бы ни оказалось приоритетным такой предпосылочности, оно превратит философию в софистику, она будет только “объяснять, резонировать, опровергать” (там же).
Диалектический материализм создал фундаменталистски-прагматическую интерпретацию гегелевской разработки “движения” понятий в развертывание абсолюта. Диалектика была определена как “алгебра революции”. В этом случае она понимается максимально инструменталистски, как специфический набор приемов, противопоставленных метафизике и по методу, и по целям. Гегелевская диалектика максимально структурируется до дидактического состояния, из нее эксплицируются четкие формы, пригодные, как представляется, для замены форм обычной логики. Но тем самым диалектика исчерпывает логику своего принципа и опустошается.
Важнейшими требованиями диалектической логики являются:
1. Всесторонность рассмотрения.
Определение предмета должно интегрировать в себе все его стороны и все его взаимодействия, соотносить целое и его части.
2. Учет самодвижения и развития.
Определение предмета должно охватывать его как становящийся, различать целостный процесс развития и его этапы.
3. Конкретность истины. Нельзя принимать в качестве истинного определения некоторое принимаемое безусловно положение с тем, чтобы по нему соизмерять события. Напротив, следует отыскивать истинное определение, определять истинное положение дел, исходя из совокупности конкретных обстоятельств.
4. Детерминация практикой. В полное определение предмета должна входить вся человеческая практика по созданию и определению этого предмета.
Требования диалектической логики не являются бессмысленными. Они скорее переизбыточно осмысленны и потому не выполнимы. В этом фундаментальный проблематизм диалектики. Являясь методологией динамизма, она, тем не менее, чаще всего реализуется либо как релятивизм, либо как “железобетонный догматизм”, как говорил К. Поппер. Не случайно Г. Гадамер полагает, что Гегель желал вслед за Богом продумать в своей “Логике” Его мысли. А с другой стороны, теоцентристской философией диалектика понимается как болезнь релятивизма (как непостижимая гордыня человеческого духа, измельчающая мир в противоречиях).
Можно сказать, что диалектика сталкивается с неразрешимой проблемой соотнесенности глобальных и локальных принципов. Диалектика, возникая у Гераклита и формируясь в систему у Гегеля, предстает инструментом предельно фундаментального начала (силы) мира: Логоса или мировой идеи. Поскольку она понимается как инструмент разрешения самой мощной теоретической задачи, то предполагается ее безусловная достаточность и приемлемость для рассмотрения менее масштабных задач. И вот тут диалектика часто оказывается непродуктивной, а потому приобретает вид особого догматизма.
Происходит деформация как теоретических, так и практических смыслов диалектики. “Дух” диалектики, выражающийся в способности “выносить напряжение противоречия в составе теоретического высказывания”, подменяется ее “буквой” схематизмом законов, категорий и т.п. С одной стороны, символом диалектики становится триада: тезис, антитезис, синтез, и ей придается такой же статус, как правилам силлогизма формальной логики или аксиоматическидедуктивного метода научного исследования. (В соответствии с этим, например, такой “предмет исследования”, как история, разбивается на доклассовое общество, общество классовое и необходимое новое бесклассовое, что означает неизбежность коммунизма.) С другой стороны, требование конкретности и практической определенности истины оборачивается социальным волюнтаризмом, мифотворчеством незатейливых и недалеких социально-политических интересов.
(Не случайно революционные бойцы у поэта чеканно возвещают: “Мы диалектику учили не по Гегелю!”).
При обнаружении таких необычных границ диалектики возникает стремление сохранить суть диалектической методологии, связанной с необходимостью постижения динамики мира, но избежать ее гипертрофирования. Появляется масса ее альтернатив, которые при этом часто не склонны отдавать должное “первоисточнику”. Эти альтернативы либо тем или иным способом модифицируют (в сторону упрощения) метод, либо выводят его в ту или иную определенную область, в соответствии с которой он и видоизменяется.
В качестве первых выступают эволюционизм, релятивизм, метод проб и ошибок и даже модификации формальнологической традиции. Если формирование последних двух определяется целями и задачами прежде всего научной методологии, то эволюционизм и релятивизм не связаны столь тесно с научной методологией. Эволюционизм связывает идею развития с поэтапностью и постепенностью качественных изменений, исключая из этого процесса противоречивость и скачкообразность. Релятивизм гипертрофирует и абсолютизирует изменчивость и текучесть мира, а также нашей мысли. Любые проявления стабильности элиминируются (удаляются), все феномены наделяются характеристикой “безусловной условности”. Релятивизм рождает своеобразную “текучую логику” (Г.Померанц), которая, как правило, строится по модели художественного, метафизического, мифологического, религиозного и т.п. восприятия. Релятивизм оказывается иным вариантом переизбыточности диалектики. Абсолютная монументальность жизненности мира, с одной стороны, и абсолютная зыбкость с другой, в равной степени деформируют диалектику.