Осипов Г.
1. Идейные истоки и формирование функциональных представлений в социологии
Функционализм как исследовательская ориентация отчетливо проявился в течение последних пятидесяти лет. Он прошел сложную эволюцию с начала 30-х годов, когда основатели британского антропологического функционализма В. Малиновский и А. Р. Редклифф-Браун сформулировали основные положения этого направления.
Важным этапом его истории стал американский структурный функционализм (Т. Парсонс, Р. Мертон и др.), который развил и распространил функционалистскую методологию на все разделы социологии. При этом общенаучное содержание структурно-функционального анализа как разновидности системных методологических концепций постепенно срасталось с различными социологическими теориями иного происхождения (например, с теорией социального действия) и начало отождествляться с ними. Поэтому, чтобы выявить логическую структуру функционального анализа в чистом виде, надо проследить ее в различных исторических контекстах, отделив от позднейших теоретических привнесений. В частности, над этой проблемой успешно работал широко известный польский социолог П. Штомпка [39].
Многие существенные черты функционального подхода в широком смысле можно найти еще в Древней Греции у элеатов (в учении Парменида о «едином»), а также у Ш. Монтескье, О. Конта, Г. Спенсера и других мыслителей. Так, социальная статика Конта опиралась на принцип, что институты, верования и моральные ценности общества взаимосвязаны в одно целое. Существование любого социального явления в этом целом получает объяснение, если описан закон, как оно сосуществует с другими явлениями. Г. Спенсер использовал функциональные аналоги между процессами организма и общества. Законы организации общества и организма гомологичны. Подобно эволюционному развитию организма, прогрессирующая дифференциация структуры в обществе сопровождается прогрессирующей дифференциацией функций. По мнению Спенсера, можно говорить об органической взаимозависимости частей, об относительной самостоятельности целого (структуры) и частей как в обществе, так и в организме. Процессы социальной эволюции, как и развитие живых организмов, являются естественными и генетическими процессами, которые нельзя ускорить с помощью законодательств. Человек может только исказить или задержать ход этих процессов.
Опираясь на свою количественно-механическую схему эволюции (между прочим, независимую от Дарвина), Спенсер отчасти предвосхитил постановку проблем структурной сложности, соотношения процессов социальной дифференциации и интеграции в современном функционалистском неоэволюционализме.
Определенным внешним сходством со всеми современными системными течениями в социологии обладала и общая методология биоорганической школы конца XIX в. Ценной была уже сама ее попытка концептуализации структуры и функциональных связей социального целого. Живучей оказалась проблема сочетания временной «организмической» картины социального целого и эволюционно-генетических представлений, в модифицированном виде перешедшая к структурализму, структурному функционализму и другим системно ориентированным направлениям в социологии. Специально социологическая, а не философская разработка (хотя и на узкой биологической основе) старых идей о примате целого, вытекающие из них требования рассматривать социальные явления и процессы между индивидами и группами в их соотнесенности со структурой и процессами целого, своеобразная постановка проблемы функционального единства его частей, а также естественно-научная трактовка развития как постепенного генетического процесса, независимого от человеческого сознания, связывают в некоторой степени биоорганическую школу с тенденциями современного функционализма.
Но ближе всего стоят к новому функционализму и сознательно усвоены им метод и теоретические построения Дюркгейма. Вся его социология основана на признании того, что общество обладает собственной, какой-то независимой от людей реальностью и что это не просто идеальное бытие, но система активных сил, "вторая природа". Отсюда Дюркгейм делал вывод, что объяснение социальной жизни надо искать в свойствах самого общества.
Близки функционализму и такие особенности его метода, как анализ структурного прошлого социальных институтов и современного состояния среды при определении области возможных структурных вариантов в будущем развитии, относительность оценок функциональной полезности данного социального явления в зависимости от точки зрения (требований института, группы отдельных участников), уровня анализа и др. Совпадает с общей естественно-научной ориентацией функционализма стремление Дюркгейма поставить социологию в один ряд с физикой или биологией, трактуя идеи как вещи и найдя для нее свою отличительную реальность в виде социальных фактов, которые можно было бы объективно изучать, измерять и сравнивать.
Дюркгейм развил функциональную теорию социального изменения, в основе которой лежала идея структурной дифференциации, создав предпосылки дальнейшего продвижения американскому функционалистскому неоэволюционализму 50—60-х годов (Т. Парсонс, Н. Смелсер и др.). В частности, Т. Парсонс признал зависимость своего подхода к структурной дифференциации социальных систем от эволюционализма Дюркгейма, отметив чрезвычайную ценность его концепции [30, р, 318]. Для современных попыток синтеза структурных и процессуальных описаний социальных явлений важно, что большинство исследований Дюркгейма — будь то его социология семьи, религии, анализ развития общественного разделения труда, форм собственности и договорного права — построено на историческом основании [10].
Отправляясь от идей Дюркгейма, разработкой функционального метода и основных понятий функционализма, «структуры» и «функции» занялись ведущие английские социальные антропологи — Б. Малиновский и А. Р. Редклифф-Браун.
Редклифф-Браун был одним из инициаторов применения системного подхода к так называемым примитивным обществам. Его теоретические принципы продолжали традиции английского эмпиризма: социальные явления должны рассматриваться как естественные факты и при их объяснении надо следовать методологии естественных наук: в теории допустимы лишь такие обобщения, которые могут быть проверены.
Рассматривая общество как живой организм в действии, Редклифф-Браун считал, что исследование его структуры неотделимо от исследования его функций, т. е. от показа того, как работают составные части системы в отношении друг к другу и к целому. Он отверг попытки (характерные для его современника, другого знаменитого английского антрополога — Б. Малиновского) связать социальные явления с индивидуальными потребностями, будь то биологические или психологические.
Исходными для Редклифф-Брауна были следующие основные структурные представления об обществе.
1. Если общество способно выжить, должна существовать некая минимальная солидарность между его членами: функция социальных явлений — или создавать, или поддерживать эту солидарность социальных групп, или же поддерживать институты, которые этому служат.
2. Следовательно, должна также существовать минимальнаясогласованность отношений между частями социальной системы.
3. Каждый тип общества проявляет основные структурные черты, и различные виды человеческой деятельности связаны с ними так, чтобы вносить вклад в их сохранение [35].
Определяя влияние Редклифф-Брауна на становление функционализма в западной социологии, можно отметить немалый вклад его в разработку и уточнение понятий социальной структуры. Его концепции можно рассматривать как необходимый этап развития понятия «структуры» вообще, в результате чего оно достигло достаточного уровня общности и получило возможность применения к любой организационной упорядоченности социальных явлений.
Другой английский антрополог, Бронислав Малиновский, много сделал для формирования понятия функции. В его концепции это понятие является центральным. По Малиновскому, социальные явления объясняются их функциями, т. е. по той роли, какую они играют в целостной системе культуры, и по тем способам, какими они соотносятся друг с другом [24, с. 116—117].
Наибольшие возражения всегда вызывала предпосылка раннего функционализма, что всякое событие внутри системы в каком-то отношении функционально для системы. Позднее ее называли «постулатом универсальной функциональности» [8]. Для раннего функционализма окончательно нерешенной оставалась проблема: допустимо ли считать культуру в целом функциональной, поскольку она предписывает адаптивные нормативные образцы человеческого поведения. Школа Малиновского склонялась к признанию ее функциональности: «Все элементы культуры, если эта концепция (функционалистская антропология) справедлива, должны быть работающими, функционирующими, активными, действенными» [8, с. 115].
1 Универсальному функционализму присущи внутренние трудности, которые отчетливо видны в схеме Малиновского. Один из его руководящих принципов, что конкретные явления культуры создаются для удовлетворения определенных потребностей, почти тавтология, так как для любого явления, в сущности, легко установить, что оно удовлетворяет какую-то потребность. Утверждение Малиновского, будто каждое культурное явление должно иметь
функцию, т. е. что оно существует, потому что удовлетворяет некую современную потребность, а иначе его бы не было, чрезмерно сильно. Только специальным исследованием можно установить, полезно ли для чего-нибудь и кому-нибудь данное явление.
Дискуссии о содержании функционализма
Складываясь и преобразуясь под влиянием многообразных воздействий со стороны и изнутри, функциональное направление стало чрезвычайно неоднородным и сложным. Неоднозначность того, что называют функционализмом, когда под общим названием скрываются разнородные или в разной степени связанные концепции, привела к тому, что многие предпочитают говорить о расплывчатом функционалистическом движении, ориентации и т. п. Однако некоторые исследователи и критики функционализма в первую I очередь рассматривают его как теорию. Об этом пишет, например, К. Дэвис («функционализм — это прежде всего социальная теория») [16] и такие критики функционального направления, как Р. Дарендорф, Д. Локвуд, Р. Миллс и др.