Смекни!
smekni.com

Государственное преступление или вопрос строительства оборонительных рубежей под Казанью 1941 – 1942 гг. (Казанский обвод) (стр. 2 из 5)

И, наконец, посмотрим, как смотрели в 1941 г. на воз­можность скорой войны с Германией рядовые граждане. Известный филолог Юрий Михайлович Лотман тогда был рядовым 427-го артиллерийского полка. Вот его свидетельство: «Начало боевых действий воспринималось нами как давно ожидаемое и потому облегчающее событие. Нас привезли в Шепетовку, и вскоре мы переехали в летние лаге­ря в Юзвин. Война явно приближалась — это было видно из того, как часто нам на политзанятиях разъясняли, что войны с союзной Германией, конечно, не может быть. Война началась для меня так: лагерная жизнь шла в палатках. За палатками проходила «линей­ка», по которой проходили только дежурные часо­вые и офицеры, находившиеся в тот день в наряде. Однажды мы, как всегда, утром отправились на учебу, т. е. нагрузили себя катушками, лопатками, топорами, и отправи­лись в лес спать. Выспавшись к обеду, мы строевым шагом с боевой песней отправились назад. Но, под­ходя к лагерю, мы вдруг увидели, что на «святая святых» (линейке) стоит разворотивший дорожку пыхтящий трак­тор. Сразу стало ясно, что ничего, кроме конца света, про­изойти в наше отсутствие не могло. Лагерь был весь пере­вернут. Была объявлена боевая тревога. Выстроенные с полной боевой выкладкой, мы выслушали объявление (произнес его комиссар Рубинштейн — командир полка Дольет отправился в штаб армии получать боевое зада­ние), что мы отправляемся, в точном соответствии с учеб­ным планом, на новый этап боевой подготовки (за три дня до войны — 19-го), что тот этап обучения, который пред­стоит пройти, называется «подвижные лагеря» — двигать­ся будем только ночью, днем — маскироваться в лесах и придорожных кустах. И, несколько изменив голос, комис­сар добавил: «Кто будет ночью курить — расстрел на мес­те». После этих слов дальнейших пояснений уже не потре­бовалось. Точно помню охватившее нас — пишу «нас», потому что мы на эту тему говорили — общее чувство радости и облегчения, какое бывает, когда вырвешь больной зуб. Для нас союз с Гитлером был чем-то противоестествен­ным, ощущением опасности в полной темноте. А теперь и началось то, к чему мы всегда готовились, по крайней мере, продолжению испанской увертюры. Не могу утверждать, что именно так чувствовали все вокруг меня, но чувства ленинградской молодежи, моих друзей, были приблизительно такими. Правда, мой друг Перевощиков оказался умнее. Когда мы говорили: «Слава Богу, началась война!» — он добавлял: «Теперь и Сталин, и Гитлер полетят» (не уточняя куда). Другие так не считали. В любом случае, нарыв прорвался…» Как минимум за три дня до 22 июня сотни тысяч красноармейцев, ночными маршами вы­двигавшиеся к границе, уже не сомневаясь в скором на­чале войны. Но они, равно как и Сталин и высшие вое­начальники, думали, что Красная армия понесет на сво­их штыках мировую революцию в Западную Европу и в страшном сне не могли себе вообразить, что придется отходить к Москве и Сталинграду. И народ, и вождь жда­ли совсем не ту войну, какой она оказалась в действи­тельности. «Говорили и писали, что наша армия сильная, границы одеты в бетон, закрыты на замок, и мы будем бить врага на его же территории…», но в действительности происходило обратное. «Как потом, «драпая», стыдно было вспоминать эти минуты, когда войска Красной Армии в начале войны ехали и днем, и ночью через деревни, и девушки из пригранич­ных деревень забрасывали нас цветами и кричали: «Не пу­скайте к нам немцев!»

Здесь любопытный материал дает дневник военного корреспондента «Правды» Петра Лидова. 22 июня 1941 года, находясь в Минске, Петр Але­ксандрович так описал первые часы войны: «В 9 часов за­звонил телефон. Говорил секретарь редакции «Правды» Ильичев. «Неужели газета сегодня вышла так поздно, что в редакции еще не ложились спать?» — подумал я. Ильичев был, судя по голосу, чем-то возбужден.

— Как настроение?

— Прекрасное,

— Там у вас тихо? Ничего не слышно?

— Все спокойно, Леонид Федорович. Собираюсь на открытие озера (в Большом театре в этот день состоялась премьера балета «Лебединое озеро»), передам заметочку.

— На озеро, пожалуй, не стоит. Свяжись там на месте. Будь в курсе дела. Может быть, придется выехать туда, где ты недавно был (имелся в виду Брест), а потом, вероятно, и дальше.

Я догадался, что речь идет о войне с Германией.

— Ты готов?

— Готов!

—Ну, действуй. Не подкачай!»

Бросается в глаза, что Ильичев не го­ворят Лидову, что немцы на нас напали. По всей вероятно­сти ответственный секретарь «Правды» не был уверен, что войну начал Гит­лер. Ильичев был уверен, что начался второй «освободитель­ный поход» и что корреспонденту вскоре придется отпра­виться в Варшаву, а там и в Берлин. Пономаренко, глава ком­мунистов Белоруссии, с которым до этого вел беседу Ильичев, как член Военного совета Западного Особого военного округа, возможно, был в курсе плана «Гроза» — готовящегося со­ветского вторжения в Западную Европу и знал, что глав­ный удар предполагается нанести на юго-западном напра­влении. Поэтому Пантелеймон Кондратьевич Ильичев даже захват немцами Бреста не счел доказательством того, что Герма­ния напала на СССР, а не наоборот. Вероятно, он рассуж­дал примерно так: «наши ударили южнее, а в ответ немцы».

С точки зрения сегодняшнего дня поражает отношение к действительности в те далекие времена. Исходя из этого можно сделать несколько выводов: первый – полное отсутствие сведений, как у высшего руководства, так и у населения в целом, представления о масштабах войны в Европе (по всей видимости, проходя цензуру информация о событиях в Европе деформировалась), второе – завышенная народом оценка Советской армии, несведущего в действительности дел в армии, и третье – святая вера в партийное и советское руководство, и политическую систему в целом, которая не должна была допустить военных действий на территории СССР! А если войне и быть - то на территории противника!

Советская политическая система в самые первые недели войны обнаружило свою полную несостоятельность. Лишь через несколько часов после начала войны из Москвы пришел приказ об ответных действиях. Тем не менее советская система была способна в кратчайшие сроки мобилизовать людей на выполнения самых сложных задач. Уже 27-го был создан Совет по эвакуации, развернувший массовую переброску промышленных предприятий на восток страны. С июля по ноябрь 1941 года в Поволжье, Сибирь, на Урал, в Среднюю Азию и Казахстан было переведено более 1500 предприятий. Эти меры не всегда встречали понимания людей, недооценивавших степень опасности. Многим казалось, что эвакуация, сопровождавшаяся остановкой производства, только на руку врагу.

Начало войны показало некую не сплоченность людей, а у некоторых даже антикоммунистический настрой. Особенно это проявилось после тяжелых поражений 1941 г., когда под Вязьмой было уничтожено несколько дивизий народного ополчения и восемь армий, более 670 тысяч человек попало в плен! 19.10.41 в Москве было объявлено осадное положение. Город охватила паника. Лишь когда выяснилось, что Сталин и правительство остаются в Москве, порядок был восстановлен. Один из английских дипломатов отмечал, что в Москве «всеобщее чувство недовольства направлено большей частью против коммунистов, которых обвиняют в том, что 15.10.41, они как крысы, покинули тонущий корабль», при этом партийных активистов обвиняли во лжи и эгоизме. В начале войны нужна была решительность и самостоятельность со стороны органов местного самоуправления, членов различных комиссий, в общем представителей власти на местах, а в конце 30-x годов самостоятельность у них исчезла в связи с боязней проявить самостоятельность и дорого поплатиться за это… Некоторые больше ненавидели людей с партбилетом в кармане, чем человека с нашивкой «СС». Сходные настроения были тогда по всей стране.

Однако, война потребовала корректив в действии руководства. 13 октября 1941 года Государственным комитетом обороны СССР было принято поста­новление о строительстве оборонительных рубе­жей. В СССР имелся опыт строительства укреплённых районов (УРов). Ещё в 1928 году начали строить оборонительные рубежи вдоль западной границы. К со­жалению, из-за ограниченных экономических возможностей страны в них не нашли своё во­площение новейшие научные разработки в об­ласти военно-инженерного искусства. Правда, свою роль сыграл и субъективный фактор — представления и взгляды высшего политиче­ского и военного руководства на инженерную подготовку территории государства, сложив­шиеся, главным образом, на опыте граждан­ской войны. Но, уже в середине 30-х годов стало ясно, что УРы не соответствуют новым требованиям обо­роны страны. Они не могли эффективно проти­востоять современной тяжёлой артиллерии, авиации, мотомехчастям потенциального про­тивника. Встал вопрос об их модернизации, дооборудовании, перевооружении.Не хватало квалифи­цированных инженерно-строительных кадров. Несовершенной была система руководства. В 1939—1940 годах произошли масштабные изменения в связи с изменениями западных границ страны.Поэтому, учитывая весь опыт, для контроля за ходом возведения оборони­тельного рубежа по приказу Главоборонстроя Народного комиссариата обороны СССР в конце октября 1941 года было организовано 11-е Управление оборонительного строительства (УОС), в системе которого образовано 9 военно-полевых строительств (ВПС). Пять из них находились на территории современного Татарстана, а осталь­ные - в Марийской и Чувашской республиках. Комплектация центрального аппарата по строи­тельству оборонительного рубежа и подбор кад­ров в конторы ВПС начались сразу после полу­чения постановления ГКС СССР от 22 октября 1941 года.

В Национальном архиве РТ сохранился приказ №. 1 под грифом «Совершенно секретно» о начале строительства укрепрайона ТАССР, датированный 23 октября 1941 года и подписанный заместителем началь­ника строительств 4-го укрепрайона С.Гафиатуллиным, возглавлявшим в начале войны Совнарком ТАССР. Согласно этому при­казу при Управлении строительства укрепрайо­на было образовано четыре отдела: планово-производственно-технический, материально-технический снабжения, административно-хозяйственный и главная бухгалтерия. Одной из функций созданного Управления было ока­зание содействия 11-му УОС в мобилизации людей и подборе руководящих кадров на строи­тельство оборонительных рубежей. Как правило, в архивных документах встречаются следующие обозначения: «рубежи», «оборонительные рубежи», «окопы», «трудовой фронт», а также «Казанский обвод». На взгляд автора, именно последнее определение является наиболее точным, так как отражает региональ­ное расположение оборонительных сооружений. Об особенной значимости «Казанского обво­да» свидетельствует то, что на военно-полевые строительства направлялась номенклатура высшего управленческого звена, например, ВПС № 1 возглавил Ф.М.Ковальский заместитель председателя Совнаркома ТАССР, и секретари обкома партии А.Г.Барышников и И.М.Ильин встали во главе ВПС №2 и № 4.