Узбекистан на этом фоне выделяется тем, что он вообще решил изменить свою политику сотрудничества с США и Западом в целом и больше ориентироваться на Москву, Пекин и ШОС, которые менее озабочены вопросами прав человека. По требованию Ташкента американская военная база была выведена из Ханабада. Договоренность о ее создании, как известно, была достигнута на пике американо-узбекского сближения после событий 11 сентября 2001-го в целях обеспечения действий войск антитеррористической коалиции в Афганистане.
Как бы то ни было, несколько пренебрежительное отношение американцев к Шанхайской организации сотрудничества изменилось. Реакция последовала незамедлительно. 19 июля 2005 года Палата представителей Конгресса США приняла резолюцию, в которой выражалась озабоченность вышеупомянутой декларацией ШОС. В октябре 2005-го госсекретарь Кондолиза Райс посетила Казахстан, Киргизию и Таджикистан, убедила руководство в Бишкеке сохранить базу международных сил в Манасе и даже разрешить перевести в Киргизию американский персонал, выводимый из Ханабада.
Возможно, еще более важным результатом этого визита стало появление концепции Большой Центральной Азии. Ее истоки обычно находят в статье «Партнерство для Центральной Азии», принадлежащей перу Фредерика Старра, руководителя Института Центральной Азии и Кавказа при Высшей школе международных исследований им. Пола Нитце в Университете Джонса Хопкинса.[7]
Основная идея статьи – создание Партнерства по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии (ПБЦА), регионального форума по планированию, координации и осуществлению целой серии программ США. По мысли Старра, партнерство, способствующее росту торговли, сотрудничеству и постепенной демократизации региона, становится возможным благодаря тому, что прогресс в Афганистане, создал замечательную возможность не только для этой страны, но также и для остальной Центральной Азии. У Соединенных Штатов, считает Старр, сейчас есть шанс помочь трансформировать Афганистан и весь регион в зону безопасных суверенных государств с жизнеспособной рыночной экономикой, светскими и открытыми системами государственного управления, которые поддерживали бы хорошие отношения с США.
В таком партнерстве роль России и Китая была бы незначительной. Правда, Фредерик Старр не исключает, что они могли бы к нему присоединиться, осуществив весомый финансовый вклад. Возможность вступления Ирана полностью исключалась, в отличие от Пакистана, а Индия и Турция «наряду с США стали бы неофициальными гарантами суверенитета и стабильности в регионе». Таким образом, через Афганистан государства Центральной Азии могли бы установить тесные связи с Индией и Пакистаном, что диверсифицировало бы международное сотрудничество и ослабило бы ориентацию на Москву и Пекин.
13 июня 2006 года, буквально за несколько дней до саммита ШОС в Шанхае, Агентство по торговле и развитию США провело в Стамбуле форум «Электричество через границы». Участники из Центральной и Южной Азии представили там крупнейшие новые инфраструктурные проекты в области энергетики в Афганистане, Казахстане, Киргизии, Пакистане, Таджикистане и Туркмении. Представители России и Китая приглашены не были. Очевидно, форум должен был продемонстрировать новую роль США и Турции в развитии сотрудничества между государствами Центральной и Южной Азии.
Идея Большой Центральной Азии вызвала неоднозначную реакцию в самих центральноазиатских государствах, безразличие в Москве и беспокойство в Китае. Министр иностранных дел Казахстана Касымжомарт Токаев позитивно оценил ее возможную роль как стимула для научных дискуссий, однако подчеркнул, что его страна отдает приоритет сотрудничеству в рамках ШОС. Эксперт из Киргизии Муратбек Иманалиев заключил, что в Центральной Азии новый проект считают американским, который может вызвать беспокойство в Москве и в Пекине.
Но наиболее резко высказались в Пекине. В комментарии официального органа правящей Коммунистической партии Китая «Жэньминь жибао» говорилось, что Соединенные Штаты полны решимости использовать энергию, транспорт и инфраструктуру в качестве приманки, чтобы отделить Центральную Азию от постсоветской системы доминирования. Этим путем они смогут сместить внутренний стратегический фокус Центральной Азии с нынешнего партнерства, ориентированного на Россию и Китай, на отношения сотрудничества с государствами Южной Азии. Они в состоянии разрушить длительное доминирование России в Центральноазиатском регионе, разделить и дезинтегрировать целостность ШОС и постепенно установить американское доминирование на новом пространстве Центральной и Южной Азии. Однако в долгосрочной перспективе США, создавая «новую горячую печь», могут стратегически недооценить другие крупные державы и поставить государства Центральной Азии перед выбором.
В последнее время ситуация в Афганистане осложнилась, что потребовало направления туда дополнительных сил коалиции. В связи с этим реализация концепции Большой Центральной Азии в чистом виде значительно затруднена. При этом американская активизация на центральноазиатском направлении, активное участие представителей государств региона, в том числе высокопоставленных, в мероприятиях, проводимых в русле политики Соединенных Штатов, говорит о возникновении новой ситуации. Результатом недостаточного внимания к ней могут стать снижение роли ШОС и ослабление интереса к сотрудничеству у некоторых государств-членов, надеющихся получить большее экономическое содействие по другим линиям. Это затруднило бы проведение общего курса российской внешней политики, направленной на построение многополярного мира и укрепление взаимодействия в Азии[8].
Ситуацию не следует драматизировать. Политические позиции США в Центральной Азии, в особенности после осложнения их отношений с Узбекистаном, значительно подорваны. В большинстве центральноазиатских государств понимают, что политическая ориентация на Вашингтон создает много внутренних проблем. И все же имидж Соединенных Штатов и других стран Запада как успешных и богатых государств, способных оказывать значительную финансово-экономическую помощь и в этом отношении более эффективных, чем политически более близкие Россия и Китай, остается высоким. В некоторых общественных кругах Центральной Азии так же высоко оцениваются экономически эффективные, политически светские и – в разной степени – довольно жесткие режимы таких культурно близких государств, как Турция и Пакистан, а также экономически растущая Индия, способная создать альтернативу быстро усиливающемуся Китаю. Недостаточная активность ШОС на экономическом направлении, ее медлительность в принятии решений, а также непреклонная позиция по нерасширению членства в ней осложняет ситуацию.
Таким образом, Шанхайская организация сотрудничества определила цели своего функционирования, выработала чёткую структуру своей внутренней организации, а также определила основные пути взаимодействия с другими организациями и отдельными странами. ШОС так же удалось занять своё достойное место в системе международных отношений став её значимой частью и имеющей реальные возможности влиять на процессы, происходящие как в Центральной Азии, так и в масштабах всего мира.
3. Проблемы и перспективы развития Шанхайской организации сотрудничества.
Сравнительно небольшой возраст организации показывает, что ШОС находится на начальном этапе своего развития, и ей потребуется пройти ещё долги путь для эффективного достижения своих целей. Все страны — члены ШОС нуждаются в сохранении стабильности и безопасности как внутренних, так и по периметру внешних границ, интенсификации решения социально-экономических и иных задач, совместном противодействии возникающим угрозам и вызовам их существования (как в военно-политической, так и в гуманитарной, духовной, экономической сферах), что придает организации дополнительную востребованность.
Вместе с тем, серьезными препятствиями для ШОС как компонента формирующейся азиатской безопасности остаются диспропорции в экономическом развитии, размещении и состоянии дорожной и телекоммуникационной инфраструктуры, различный уровень устойчивости национальных валют, незавершенность политических преобразований в большинстве стран-участниц, наличие таможенных и иных барьеров между ними, обостряющаяся проблема незаконной миграции. Наконец, энергетический фактор способен сыграть как позитивную, объединяющую роль (вспомним инициативу о создании Энергетического клуба в рамках ШОС), так и спровоцировать обострение отношений между крупными экспортерами и импортерами топливно-энергетических ресурсов (Россия, Казахстан). Нельзя забывать и о столь важном и потенциально конфликтообразующем факторе, как экологический[9].
Но самым главным препятствием для ШОС представляются противоречия в определении приоритетов в работе организации между ее крупнейшими государствами — Россией и Китаем. Если для КНР первостепенное значение имеет вектор экономического сотрудничества, то для Российской Федерации приоритетными остаются все же поддержание стабильности в регионе и борьба с терроризмом и экстремизмом, незаконной миграцией, оборотом оружия, наркотраффиком. И если страны-участницы будут поставлены перед выбором между экономикой и безопасностью, то велика вероятность того, что не все они вследствие неоднородности и различия в приоритетах политики выберут один и тот же аспект. Это, безусловно, может привести к тупиковой ситуации. Отсутствует единое мнение и в отношении приема новых членов организации: кто-то настроен на прием (например, Россия), кто-то — категорически против (Казахстан). Как верно замечает К. Л. Сыроежкин, «в ШОС отсутствует стабильность как в отношении между собой, так и нет единства в отношении развития организации и ее приоритетов»[10], что может иметь совершенно непредсказуемые (в том числе и негативные) последствия.