Смекни!
smekni.com

Внутренний человек в русской языковой картине мира (стр. 25 из 40)

Реальным (так называемым денотативным) субъектом описываемых в речи психологических ситуаций является человек, и именно ему приписываются разнообразные эмоции, чувства, мысли, желания. Даже не будучи вербализованным в высказывании, субъект состояния (внутренний человек) неизменно остается смысловым компонентом пропозиции: он подразумевается, на него указывают личные окончания глаголов (Люблю его; Тебя не поймешь), контекст (Я проводил гостей, оглядел опустевшую комнату. И вдруг стало так тоскливо).

Образно-ассоциативный потенциал категории субъекта внутреннего мира человека. Замечено, что вербализация рассматриваемого смыслового компонента пропозиции осуществляется одним из двух лексико-грамматических способов - целостно-субъектным и частично-субъектным, противопоставленных друг другу как прямой и косвенный (метафорический, метонимический) [Цейтлин 1976; Телия 1987; Арутюнова 1999; Одинцова 2000; Седова 2000].

Субкатегория целостного внутреннего человека объединяет высказывания, в которых субъект состояния назван прямо - именем или именной группой: Коткин устал, и в немнакапливалось странное, тяжелое раздражение(К. Булычев. Глаз); Княжналюбила его, он это знал; любила самого без титулов, любила Петра Алексеевича Романова (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим)).

Субкатегория частичного внутреннего человека объединяет высказывания, в которых реальный субъект состояния (человек) метонимически замещен партитивом, называющим одну из его «частей», формирующих представление об анатомическом составе человека. Органы психической жизни (сердце, мозг, душа, совесть и др.), функционирование которых обеспечивает, с точки зрения наивного сознания, протекание определенных психические процессов, выступают в качестве ипостасей внутреннего человека и становятся, благодаря семантико-синтаксическому приему «расщепления духовного «Я» человека», особым предметом его внутренней рефлексии, предметом относительно автономным и как бы наблюдаемым со стороны» [Одинцова 2000: 16]. Отчужденные от человека «части» выступают в роли одного из персонажей сообщения наряду с реальным субъектом состояния или в роли его метонимического заместителя, ср.: Онтоскует Душа его тоскует; Меняпосетила мысльМысли пришли мне в голову; Ее терзает страхСтрах терзает ее душу; ОнполюбилВ сердце его пробудилась любовь. См. Ппимеры реализации частично-субъектного способа репрезентации внутреннего человека в речи: Старому сердцуне под силу ждать и ждать удара невесть откуда (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим.); Память отбросила все тягостное, обыденное и явила им прошлое очищенным и возвышенным (В. Токарева. Центр памяти); Ему [В. Высоцкому. - Е.К.] скучно, он прожил жизнь Жеглова, его творческое нутротребует нового (из газ. интервью со С. Говорухиным).

В высказываниях с частично-субъектной репрезентацией внутреннего человека регулярно используется понятие души, которая, в отличие от прочих органов внутренней жизни человека, имеющих достаточно узкую «специализацию» (ум – думать, понимать; память – запоминать, припоминать; сердце – чувствовать и т. д.), является средоточием всей внутренней жизни человека. Ее роль «не сводится к функционированию в качестве вместилища чувств» [Шмелев 2002: 315] – «душа – в общенародном языке – и чувствует, и мыслит» [Одинцова 2000: 17]. Отождествляясь с личностью человека, с его внутренним «я», с его сущностью [Урысон 1995: 4], душа легко занимает позицию целостного субъекта внутреннего состояния. Ей противостоит дух, особый компонент внутреннего мира личности – сверхлегкая нематериальная субстанция, которая, будучи частицей нематериального, высшего, потустороннего мира внутри человека, ассоциируется с началом жизни в целом (см. выражения со значением конца человеческой жизни: испустить дух, дух вон), но ни с каким бы то ни было психическим процессом [Урысон 1999]. («Анатомические» признаки понятия дух обнаруживаются лишь в некоторых устойчивых выражениях, указывающих на его тесную связь с процессом дыхания, ср.: затаить дух – затаить дыхание, перевести дух – перевести дыхание, дух захватывает – дыхание захватывает). Таким образом, духу отказано в статусе функционирующего внутри человека органа психики (Е.В. Урысон, А.Д. Шмелев). Лишенный определенной функциональной нагрузки, связанной с психическим, дух, «в отличие от души, не мыслится как средоточие внутренней жизни человека, не отождествляется с личностью субъекта» [Урысон 1999: 20] и, следовательно, не может выступать в качестве метонимического заменителя человека (Мне радостно – Моей душе радостно - ?? Моему духу радостно; Я тоскую – Душа тоскует - ?? Мой дух тоскует, Я хочу чего – Моя душа просит чего – ?? Дух просит / хочет чего; У меня тоска – На душе / в душе тоска - ?? В духе / на духе тоска). (Позиция субъекта для слова «дух» возможна лишь в тех случаях, когда последнее означает бесплотное существо из потустороннего мира, сверхъестественную субстанцию (абсолютный дух, дух добра, злой дух, духи леса и др.), то есть не имеет отношения к составу внутреннего человека.)

Внутренний человек, репрезентированный одной из указанных ипостасей – как целостный или частичный – включен в систему более частных семантических субкатегорий. Так, в зависимости от пространственно-временной дистанцированности субъекта состояния от субъекта речи, определяемой автором высказывания, выделяются такие категориальные смыслы, как инклюзивность и эксклюзивность (термины предложены авторским коллективом кн.: [Золотова, 1998]), формирующие субкатегорию включенности.

В высказываниях, маркированных по признаку инклюзивности (от англ. inclusive – содержащий, включающий), состояние представлено как переживаемое: говорящий отождествляется с мыслящим, чувствующим субъектом (или его метонимическим представителем) – они имеют одного референта, ср.: Я радуюсь; (Мое) сердце радуется; Мне радостно и т. д. В высказываниях с обобщенно-личным значением описываемое внутреннее состояние представлено не просто как инклюзивное, но и как узуальное, типичное, закономерное, повторяющееся. Оно приписывается различным лицам, включая самого говорящего, адресата и любого другого человека. Внутренний человек в таких сообщениях обычно обозначен именем (именной группой), называющим не индивидуализированного представителя множества субъектов (человек, молодые, влюбленные и т.п.) или указывающим на них (кванторами типа все, всякий, каждый из нас, один из нас), ср: Там бережно хранятся исследуемые рукописи и даже личные вещи, принадлежащие давно почившим, от одних имен которых не может не забитьсявсякое русское сердце(А. Битов. Пушкинский дом); Но вот формируется образ [идеального партнера. – Е.К.] и начинается чистая химия, в просторечье называемая романтической любовью. Влюбленные в этот период испытывают чувство Икара, впервые поднявшегося в воздух (из газ.); Не всякомуболезнь чужая в сердце входит, не всякого в жалость вводит(посл.).

В неопределенно-личных конструкциях решающим является наличие лексических элементов, указывающих на говорящего и позволяющих отнести его к числу субъектов состояния, ср.: Вам рады. – В моем доме (в нашей семье) Вам рады. (Вероятнее всего, что именно во втором случае говорящий разделяет радость третьих лиц.)

В высказываниях, маркированных по признаку эксклюзивности (от англ. exclusive – исключительный, составляющий исключительную принадлежность), состояние представлено как наблюдаемое со стороны и интерпретируется так, как это сделал бы субъект состояния, заглянув внутрь другого человека и обнаружив недоступное для других – то, что происходит в душе, сердце, уме (Он радуется; Его сердце радуется; У него радость). Субъект речи в данном случае не совпадает с денотативным субъектом, но выступает как всевидящий и всезнающий наблюдатель.

В тех случаях, когда перед автором сообщения поставлена задача описать человека «изнутри», построив высказывание таким образом, чтобы реципиент мог взглянуть на внутреннего человека глазами другого человека (не отождествляя при этом себя с наблюдетелем), используют прием, получивший название отстранения (Б.А. Успенский). Он обнаруживает себя, в частности, в тех высказываниях, где используются модальные слова типа казалось, как будто, видимо и т. п., функция которых – «оправдывать применение глаголов внутреннего состояния [как, впрочем, и всех других языковых единиц, участвующих в изображении психической сферы. – Е.К.] по отношению к лицу, которое, вообще говоря, описывается с какой-то посторонней («отстраненной») точки зрения [Успенский 1995: 113-114]. В семантическую структуру высказываний о «внутреннем» человеке, помимо указанных модальных слов и частиц, могут входить и другие «операторы отстраненности» - компоненты, формирующие рамку наблюдения, так называемую модальную рамку «второго порядка» [Вольф 1989: 69-71]. Это номинации наблюдателя, предикаты восприятия (видеть, слышать, замечать и др.), а также лексемы со значением внешней выраженности внутренних состояний (светиться, выражать, изображаться и др.) в сочетании в номинациями «деталей» внешнего облика человека (лицо, глаза, улыбка и др.). Например: Она огорчена приходом гостя. – Мы заметили, что она огорчена приходом гостя, Она как будто огорчена приходом гостя; Она была обрадована. – Она сияла от радости, В ее голосе слышалась радость (в высказыванияхсправа от тире использованы средства, подчеркивающие наблюдаемость эмоциональных состояний денотативных субъектов, в высказываниях слева компоненты «рамки наблюдения» имплицированы).