Смекни!
smekni.com

Гендерная лингвистика (стр. 3 из 4)

Так, в англоязычных странах было установлено, что женщины склонны чаще употреблять уменьшительно-ласкательные номинации. Эту особенность относят к характерным чертам женского речевого стиля (Homberger, 1993). Другой особенностью ряд авторов считает более частое употребление женщинами неагентивных конструкций (страдательного залога и т.п.) Известно, однако, что в русском языке неагентивные формы весьма продуктивны и употребляются всеми носителями языка. То же касается уменьшительных форм, по крайней мере, уменьшительных названий пищевых продуктов. Этот факт, несомненно, должен учитываться при исследовании гендерных аспектов коммуникации в русской языковой среде. В нашем распоряжении имеется большое количество примеров употребления мужчинами уменьшительных форм (Алло, это Владимир Анатольевич. Мы вам машиночку заказали уже). Е.А. Земская, М.М. Китайгородская, Н.Н. Розанова (1993) также отмечают нерелевантность пола в случае употребления диминутивов, по крайней мере в некоторых коммуникативных ситуациях - в формулах угощениях, при покупке продуктов, в медицинском общении врача с больными (С. 125). В то же время авторы отмечают преимущественное употребление диминутивов женщинами при общении с детьми. Кроме названных признаков, в указанной работе получены данные по фонетическим и лексическим особенностям женской и мужской речи.

Рассмотрим теперь фразеологический материал с позиции схемы Ю.Д. Апресяна.

Базой анализа стал Фразеологический словарь русского языка под редакцией А.И. Молоткова (1986), содержащий более 4 000 словарных статей. Некоторые из анализируемых единиц остались за его рамками. Для полноты описания (хотя мы, разумеется, не претендуем на исчерпывающую полноту) привлекался также раздел монографии В.Н. Телии (1996), посвященный отражению культурного концепта женщина в русской фразеологии. Рассматривается внутренняя форма фразеологических единиц (ФЕ), то есть их образная мотивация, на важность исследования которой указывают многие авторы (Телия, 1996; Степанов, 1997;

Баранов, Добровольский, 1998).

Проанализированный материал показал следующее:

1) большая часть фразеологизмов не различается по полу, она отражает не номинацию лиц, а номинацию действий (попасть под руку). Значительная их часть основана на телесной метафоре (по Лакоффу) - встать с левой ноги, попасть под руку, сложить голову и т.п. То есть их внутренняя форма приложима ко всем лицам независимо от пола. Все люди могут петь дифирамбы, чесать язык, не выйти рылом, что показывают и контекстные примеры, содержащиеся в словаре;

2) часть фразеологизмов относится только к мужчинам: шут гороховый, рыцарь без страха и упрека, разбойник с большой дороги, мышиный жеребчик.

К этой же группе относятся единицы, относящиеся к референтам-мужчинам или женщинам, но имеющие конкретные прообразы : мафусаиловы года, каинова печать - в данном случае библейские или литературные и исторические : Демьянова уха, Мамай прошел, Маланьина свадьба

3) Единицы, имеющие только женских референтов в силу внутренней формы, отсылающей к особенностям жизни женщин: отдать руку и сердце, подруга жизни, талия в рюмочку. К этой же группе относятся фразеологизмы разрешиться от бремени, на сносях, которые тем не менее могут быть применимы и к мужчинам : Ты защитился? - Нет, но уже на сносях

4) Группа, которая по внутренней форме может быть соотнесена с мужской деятельностью, но не исключает и женского референта: бpяг^amъ оружием, бросить перчатку, с открытым забралом. Характерен пример из словаря (с.188): "И это я знала перед свадьбой, я знала, что с ним я буду вольный казак" - Тургенев, Вешние воды

5) группа, где есть парные соответствия: соломенная вдова - соломенный вдовец, в костюме Адама - в костюме Евы или В костюме Адама и Евы.

6) группа, где внутренняя форма отсылает к женскому референту, но само выражение применимо ко всем лицам: базарная баба, кисейная барышня, бабушкины сказки, но: христова невеста

В последней группе можно наблюдать в основном отрицательно коннотированные именования женщин, что позволяет говорить о гендерных асимметриях. Однако такие выражения, как чертова/старая перечница по отношению к женщине соотносимы с мужским выражением старый пердун (отсутствующем в словаре, но всем хорошо известном). Вообще вопрос о преимущественно отрицательной коннотации в номинациях с женскими референтами представляется несколько спорным. Одиночные примеры в этом отношении не показательны. Следует рассматривать большие массивы данных, причем рассматривать не изолированно, а в сопоставлении с мужскими номинациями. В материале исследованного нами словаря значительной асимметрии не обнаружено. Наряду с выражениями чертова перечница, синий чулок, кисейная барышня, старая дева, трепать юбки, базарная баба присутствуют также подруга/спутница жизни и ряд нейтральных выражений. Мужские именования также содержат как положительно, так и отрицательно коннотированные единицы: разбойник с большой дороги, пень березовый, Иван, родства не помнящий, олух царя небесного, шут гороховый, жеребячья порода (попы) - сильный пол, малый не промах мастер золотые руки.

Количество отрицательно коннотированных единиц выше и в мужской и в женской группе. Этот факт следует соотносить не с полом референта, а с общей закономерностью фразеологии: отрицательно коннотированных единиц в целом больше по всему фразеологическому полю. Во фразеологической оппозиции "положительное"/"отрицательное" маркирован последний член оппозиции, то есть наличие чего-либо положительного рассматривается как норма и потому упоминается значительно реже.

Кроме того, как уже говорилось, целый ряд единиц одинаково применим как к мужчинам, так и к женщинам: дубина стоеросовая, шишка на ровном месте, родная кровь.

К признакам андроцентричности можно отнести употребление отрицательно коннотированных единиц с женской внутренней формой для называния мужчин:

базарная баба - и положительно коннотированных единиц с мужской внутренней формой: свой парень - по отношению к женщинам. Однако таких употреблений немного.

В группе 4) гендерная асимметрия проявляется в метафоризации типично мужской деятельности: бряцать оружием, держать порох сухим.

Добавим, что В.Н. Телия (1996) определяет ряд базовых метафор для концепта "женщина" в русской культуре:

• мужественная женщина, так как "для русского обыденного сознания нехарактерно восприятие женщины как "слабого пола" и противопоставления ее "сильному полу"(с. 263);

• скандальное существо: базарная баба

андроцентричная "гастрономическая" метафора: сдобная, аппетитная

женщина;

осуждение слишком вольного поведения женщины: ходить по рукам, вешаться на шею, трепать юбки. В.Н. Телия считает фразеологизм вешаться на шею исключительно женским. Иная точка зрения представлена в ФРС, где наличествует пример употребления по отношению к референту-мужчине.

• малая ценность женского ума и женского творчества: женская

литература, дамский роман,

Наряду с этим В.Н. Телия отмечает и положительные черты, относящиеся к "таким ипостасям женщины, как невеста, "Верная подруга и добродетельная мать" (с.268).

В любом случае известное нам количество работ по определению типических черт мужской и женской речи не дает возможности сделать твердые выводы о неотъемлемых атрибутах мужской и женской речи.

Обобщая рассмотрение мужского и женского речевого поведения, необходимо отметить, что любая говорящая личность испытывает влияние ряда факторов. На наш взгляд, наиболее важны следующие:

1. Гендерная принадлежность говорящего. Причем под гендерной принадлежностью понимается, как уже говорилось, не биологический пол, а скорее, социальная роль (быть мужчиной/женщиной и совершать в связи с этим следующим выводам (подчеркнув, что они являются результатом отдельных, первоначальных наблюдений, требующих дальнейшей разработки):

1. Женщинам более свойственны фатические речевые акты; они легче переключаются, "меняют" роли ® акте коммуникации" (с. 112). Мужчины переключаются тяжелее, проявляя некоторую "психологическую глухоту" -увлекаясь обсуждаемой темой, не реагируют на реплики, с ней не связанные.

2. В качестве аргументов женщины чаще ссылаются и приводят примеры конкретных случаев из личного опыта или ближайшего окружения.

3. Перебивы дали противоречивую картину. Авторы отмечают так называемую полифонию разговора, с одной стороны, и более частое перебивание женщин мужчинами, с другой. При этом перебивания мужчин мужчинами в большей степени мешали коммуникации.

4. В мужской речи отмечаются также терминологичность, стремление к точности номинаций, более сильное влияние фактора "профессия", большая, по сравнению с женской, тенденция к использованию экспрессивных, особенно стилистически сниженных средств", намеренное огрубление речи. Ненормативную лексику , как утверждают авторы, используют в однополых группах и мужчины, и женщины. Однако, произносить ее в смешанных группах не принято.

5. К типичным чертам женской речи авторы относят гиперболизованную экспрессивность (жутко обидно; колоссальная труппа; масса ассистентов, с. 122) и более частое использование междометий типа ой!

6. Ассоциативные поля в мужской и женской речи соотнесены с разными фрагментами картины мира: спорт, охота, профессиональная, военная сфера (для мужчин) и природа, животные, окружающий обыденный мир (для женщин). Заметим, что этот довод нуждается в очень серьезной проверке на большом количестве материала. Так, наш длительный личный опыт общения с коллегами показывает, что в неофициальной обстановке в женском коллективе речь идет почти исключительно о профессиональных вопросах.