Смекни!
smekni.com

Основы теории литературы (стр. 1 из 6)

Суздальцева Т. В.

«Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия – собаки, лошади, экипажи – медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объеме. Сокращенное издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!.. Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи. Потом еще больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты; потом еще: десять – двадцать строк для энциклопедического словаря… Долой драму, пусть в театре останется одна клоунада… читатель прекрасно знал, что ему нужно, и кружась в вихре веселья, оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы… читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания… Если драма бессодержательна, фильм пустой, а комедия бездарна, дайте мне дозу возбуждающего – ударьте по нервам оглушительной музыкой! И мне будет казаться, что я реагирую на пьесу, тогда как это всего-навсего механическая реакция на звуковолны. Но мне-то все равно. Я люблю, чтобы меня тряхнуло как следует… Мы охраняем человечество от той ничтожной кучки, которая своими противоречивыми идеями и теориями хочет сделать всех несчастными».

Добавим к этому еще «телевизионные стены», на которых постоянно живут своей жизнью «родственники» и «соседи». Кошмарная фантазия пятидесятилетней давности, созданная американским писателем Рэем Брэдбери («451о по Фаренгейту», (1953г.)) стала реальностью в наши дни.

Нельзя не констатировать почти полное отсутствие у большинства наших соотечественников вкуса к чтению высоких образцов словесного искусства. В литературе ценят в основном занимательную сторону, отдавая предпочтение увлекательной фабуле с динамично нанизанными и возбуждающими нервы событиями (детектив, «любовный роман», фантастика), точно так же как в музыке предпочитают то, подо что можно «попрыгать» на дискотеке. Нередко даже в транспорте видишь странно подергивающихся молодых людей с наушниками в ушах – слушать музыку исключительно ради эстетического наслаждения они просто не умеют. Точно так же не умеет большинство наших сограждан читать «серьезную» литературу, читать ради содержащихся в ней эстетического и этического начал, соединяющихся в древнюю идею катарсиса.

Для того чтобы «серьезное» чтение не было обузой, от которой человек освобождается раз и навсегда, покинув стены средней школы, необходимо воспитывать вкус к чтению. Исходя из этой задачи, мы стремимся не изложить полный перечень терминов и определений, необходимых для «анализа художественного произведения», а просто поделиться своим представлением о том, как можно научить (или научиться) воспринимать литературное произведение как художественный, т.е. эстетический и этический факт, и, главное, испытывать духовное удовлетворение от соприкосновения с этим фактом. Наша главная методическая задача – научить не «анализировать» художественное произведение, а «синтезировать» свое личностное восприятие этого художественного произведения, опираясь на некоторые знания о том, каким образом оно «сделано». Речь идет не о том, чтобы из реестра использованных художественных приемов вывести заключение «что хотел сказать автор», а о том, чтобы, опираясь на знание литературной традиции, интерпретировать произведение с позиции «как я его понимаю».

В основе нашей статьи лежит общеизвестный тезис: литература – это «искусство слова». Всякое искусство имеет свой особый язык, и свое особое, не объяснимое с рационалистической точки зрения предназначение.

Любое искусство – это условность. Литература является не жизнью, как таковой, а ее отражением, и потому не равна жизни, как не равно человеку его отражение в зеркале: при всем сходстве оно не имеет ни объема, ни запаха, зеркальное стекло холоднее человеческого тела, и при этом твердое, а не мягкое и бархатистое на ощупь. Тем не менее, даже довольно маленький ребенок узнает в зеркале и себя, и своих близких, ибо человеку доступно понимание этой степени условности, тогда как ни одно животное отражение в зеркале не воспринимает. Точно также восприятие литературной условности и условности искусства вообще – признак определенной развитости сознания, способности к обобщению, абстрактности и образности мышления. И, наконец, человек, стоящий на высочайшей ступени понимания условности искусства, считает что «Изображение в искусстве – это отнюдь не только то, что непосредственно изображено. Художественный эффект – всегда отношение… То, чтó воссоздано (изображение), воспринимается в отношении к тому, чтó воссоздается (изображаемому), к тому чтó не воссоздано, и в бесчисленности других связей. Отказ от воссоздания одних сторон предмета не менее существенен, чем воспроизведение других» (Ю.М.Лотман. Лекции по структуральной поэтике. В кн.: Ю.М.Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994, С.37). Так, например, практически полное отсутствие в русской литературе XIX века откровенных эротических сцен – более значимый ее отличительный признак, чем, скажем, наличие пейзажных и портретных описаний, встречающихся и в других национальных литературах.

Л.Н. Толстой писал о своей работе над романом «Анна Каренина»: «Если же бы я хотел сказать словами все то, что имел в виду выразить романом, то я должен был написать роман тот самый, который я написал сначала… И если близорукие критики думают, что я хотел описывать только то, что мне нравится, как обедает Облонский и какие плечи у Карениной, то они ошибаются. Во всем, почти во всем, что я писал, мною руководила потребность собрания мыслей, сцепленных между собой для выражения себя; но каждая мысль, выраженная словами особо, теряет свой смысл, страшно понижается, когда берется одна и без того сцепления, в котором она находится… Нужны люди, которые показали бы бессмыслицу отыскивания отдельных мыслей в художественном произведении и постоянно руководили бы читателем в том бесчисленном лабиринте сцеплений, в котором состоит сущность искусства и по тем законам, которые служат основанием этих сцеплений». (Л.Н. Толстой. ПСС в 90 тт., т.62, С.269-170).

Нельзя не согласиться с тем, что «методика рассмотрения отдельно «идейного содержания», а отдельно – «художественных особенностей», столь прочно привившаяся в школьной практике, зиждется на непонимании основ искусства и вредна, ибо прививает массовому читателю ложное представление о литературе как о способе длинно и украшено излагать те же самые мысли, которые можно сказать просто и кратко. Если идейное содержание "Войны и мира" или "Евгения Онегина" можно изложить на двух страничках учебного текста, то естественен вывод: следует читать не длинные произведения, а короткие учебники». (Ю.М.Лотман. Лекции по структуральной поэтике. В кн.: Ю.М.Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994, С.86).

Художественная литература – сфера письменности, принципиально отличающаяся от другой литературы – научной и публицистической. Последняя всегда обладает явной, безусловной, объективной целью высказывания, лежащей вне чисто литературной деятельности человека. Сообщение научных фактов или изложение политических воззрений может быть более или менее украшено при помощи известных приемов подачи текста и в зависимости от этого с большим или меньшим интересом восприниматься читателем. Но сама по себе информация, содержащаяся в таком тексте, ее объективная ценность не зависят от способа изложения. «Но существует литература, не обладающая этой объективной, на поверхности лежащей, явной целью. Типичной чертой этой литературы является трактовка предметов вымышленных и условных… В то время как в прозаической литературе объект непосредственного интереса всегда лежит вне произведения, – в этой второй области интерес направлен на само произведение. Эта область литературы именуется поэзией (в широком смысле)» (Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М. 1996. С.24.). И для этой «поэзии» в широком смысле, т.е. для художественной литературы, форма выражения неотъемлема от содержания, более того, является элементом содержания.

«Все жанры хороши, кроме скучного»,– говорил Вольтер. Н.А.Некрасов строго критиковал молодых писателей демократического направления, считая, что скучными и тенденциозными произведениями они не утверждают, а только дискредитируют свои идеи, так как плохое произведение даже на очень хорошую тему вызовет эмоции прямо противоположные тем, на которые рассчитывал автор. То же самое можно сказать и о произведениях на «производственную тему», которыми изобиловала литература «социалистического реализма».

Восприятие художественного произведения складывается из целого комплекса впечатлений – начиная с самого предмета описания и кончая особенностями языка и стиля. Важнейшей отличительной чертой произведений «высокой» литературы является и то, что их восприятие разными людьми, представителями разных поколений и культур различно. Произведение будто многослойно и каждый читатель видит в нем понятные и интересные ему аспекты содержания, в соответствии со своим «читательским опытом». Поэтому любая, даже самая «узаконенная» общественным мнением трактовка литературного произведения – это лишь версия, мотивированная как самой художественной тканью произведения, так и большим или меньшим объемом внетекстовых знаний и связей интерпретирующего текст читателя.

«Язык – материал литературы. Из самого этого определения следует, что по отношению к литературе язык выступает как материальная субстанция, подобная краске в живописи, камню в скульптуре, звуку в музыке» (Ю.М.Лотман. Лекции по структуральной поэтике. В кн.: Ю.М.Лотман и тартусско-московская семиотическая школа. М., 1994, С.66).

Однако язык художественного произведения – это не только словесный материал, из которого оно создано, как картина не есть только краски на холсте. Картина – это еще и определенная школа, традиция, мастерство художника, умение смешать краски, владение техникой рисунка, а, главное, способность «увидеть» предмет изображения, который будет чем-то интересен и зрителю. Мастерство «художника слова» и призвана раскрыть наука о литературе.