Д.В. Гончаров
Рассматривается вопрос о социально-культурных и институциональных основаниях политического режима в современной России. Автор исследует российскую политическую эволюцию в контексте вопроса о модернизации российского общества и приходит к выводу о том, что в условиях догоняющей модернизации в нашей стране сложилась модель «антисовременного общества». Именно неспособность отказаться от этой модели и определяет характер постсоветской политической трансформации.
Дискуссия об авторитаризме. На протяжении длительного времени в России не утихает дискуссия о пользе авторитаризма для нашей страны. Сторонники этой позиции утверждают, что проблемы и сложности посткоммунистической России в значительной степени обусловлены тем, что она не готова к демократии. Поэтому попытки демократических реформ деструктивны, ведут к социальному хаосу, разрушению государственности и политико-административному коллапсу. Выход, если придерживаться этой точки зрения, заключается в том, чтобы путем более или менее радикального «приостановления» демократизации стабилизировать положение в обществе, восстановить политический и административный потенциал российского государства, а затем снова (уже в новых, более благоприятных условиях) вернуться к программе демократического развития.
Оставляя на совести энтузиастов авторитарного проекта уверения во «временности» политической «заморозки» российского общества, спросим: обладают ли авторитарные политические системы позитивным общественно-историческим потенциалом? Современная дискуссия на эту тему имеет довольно давнее происхождение. В 1968 г. в своей книге «Порядок в изменяющихся обществах» Самуэль Хантингтон писал: «Самым важным из того, что отличает одну страну от другой в политическом отношении, является не форма правления, а степень управляемости. Демократические страны и диктатуры отличаются друг от друга меньше, чем отличаются те страны, политическая жизнь в которых характеризуется согласием, прочностью общественных связей, легитимностью, организованностью, эффективностью, стабильностью, от тех, где всего этого недостает. Соединенные Штаты Америки, Великобритания и Советский Союз имеют различные формы правления, но во всех трех странах правительство управляет» [1. С. 21]. Если признать подобную логику справедливой, то можно полагать, что в определенных общественно-исторических условиях авторитарные системы действительно могут быть полезны как средство восстановления всех тех сторон общественного порядка, которые, по мнению Хантингтона, необходимы для достижения состояния «управляемости».
В пользу такого предположения как будто говорит и опыт успешной модернизации некоторых азиатских стран (Южная Корея, Сингапур, Китай и др.), а также практика преодоления последствий масштабного социально-экономического и политического кризиса в Чили, спровоцированного социалистическими экспериментами правительства Альенде [2. C. 189–190]. Многие говорят также и об опыте социально-экономических преобразований в СССР, превративших «отсталую дореволюционную» Россию в «мощную индустриальную державу» современного типа. Допуская, что в этих случаях авторитарная стратегия развития оказалась более или менее результативной, зададимся следующим вопросом: может ли эта стратегия оказаться эффективной в условиях современной России?
Антисовременное общество. Прежде всего, следует критически отнестись к тому позитивному образу «эффективных авторитарных» обществ, который предстает в разного рода апологиях авторитаризма, предлагаемых как с идеологических, так и с технократических позиций. Мифологемы авторитарного порядка, стабильности, социальной гармонии и эффективности соответствуют действительности лишь в незначительной степени (особенно если это касается советского варианта этого способа организации общественно-политической жизни).
В то время, когда Хантингтон столь благосклонно писал об «управляемой диктатуре» в СССР, надежная информация о реальной социальной, экономической и политической ситуации в нашей стране была недоступна не только экспертам на Западе, но даже и советскому политическому руководству. Такой информации просто не существовало. Поэтому исследователям приходилось опираться на более или менее субъективные интерпретации известных фактов, эмпирические экстраполяции и т.п. С высоты нашего исторического опыта мы можем констатировать, что действительное положение дел в советском обществе было иным. Ригидность системы тоталитарного политического руководства и командной экономики, ориентация на отвлеченные идеологические цели постепенно привели к появлению целого ряда острейших политических и социально-экономических проблем, которые в конечном счете и обусловили распад СССР.
За фасадом социально-политической стабильности скрывалась картина растущего напряжения. Лояльность по отношению к режиму и официальной идеологии подвергалась глубинной эрозии, порождая равнодушие и циничный конформизм в одних ситуациях, критику и протест – в других. Социально-экономические сдвиги и элементы общественного плюрализма, появившиеся в условиях пост-сталинской («неототалитарной») либерализации и относительной 29 внешней открытости, формировали возрастающий объем ожиданий и запросов, удовлетворить или даже адекватно воспринимать которые в рамках существующей системы становилось все более и более сложно. А предпринимавшиеся попытки восстановить легитимность режима ограничивались растущей неэффективностью экономики и системы государственной администрации [3].
История продемонстрировала социально-культурную и институциональную неспособность советской системы соответствовать запросам развития в условиях современного общества. Это произошло несмотря на то, что программа «коммунистического строительства» в СССР и других странах «реального социализма» на протяжении довольно длительного времени воспринималась как альтернативный (по сравнению с западным) вариант модернизации и развития. В связи с этим уместным будет поставить вопрос о том, в какой степени советское общество было модернизировано? Насколько созданные в Советской России система коммунистической политики и государственная администрация соответствовали институциональной и социально-культурной логике современного общества?
На деле так называемая «степень модернизации» любого общества означает очень сложное социетальное состояние, сочетающее в разной пропорции современные, досовременные и антисовременные черты общественного устройства. В России это сочетание приобрело особенно причудливый характер. Вероятно, институциональную и культурную сложность итогов российской модернизации можно объяснять не только «цивилизационными» особенностями российского социума, но также и продолжительностью этого исторического движения. Более трех столетий в драматичных противоречиях любви-ненависти Россия шла по этому пути. Восхищение социальными и культурными достижениями Запада, его военной мощью и экономической эффективностью уживалось с неприятием внутренней социально-культурной и институциональной логики западного общества. В результате складывается такое положение дел, когда заимствованные институты образуют лишь внешнюю сторону общественной организации, своего рода фасад, выдержанный в духе модернизации и скрывающий общество, которое современным назвать можно лишь с существенными оговорками. В действительности в большей степени здесь будет уместным другой термин – антисовременное общество.
Антисовременное общество формируется в той ситуации, когда реализация западной модели общественного развития воспринимаются как чуждая по существу, но «полезная» с точки зрения практических последствий ее решения задача. В условиях такого исторического конфликта создаются альтернативные варианты модернизации, предполагающие институциональные и социально-культурные формы, которые должны как-то «иначе» обеспечить достижение состояния современности. Нужно иметь в виду, что появление альтернативных проектов модернизации никогда не является чисто «технической» проблемой, так сказать, академически поставленным вопросом о том, существуют ли иные, помимо западного «мейнстрима», варианты «вхождения» в современность. Альтернативные проекты возникают в контексте «догоняющей модернизации», когда столкновение с западной цивилизацией порождает в данном обществе социальнокультурное напряжение, своего рода культурный шок. Это значит, что общество не просто «технически» не готово стать современным – оно не хочет принимать чуждые цивилизационные формы. Антисовременное общество – это результат «бунта против современности» [4].
В результате складывается институциональная и культурная среда, которая, по необходимости отказываясь от традиционного уклада, пытается «притвориться» современной, как-то приспособиться к новым историческим задачам. Ее черты, применительно к итогам коммунистических преобразований в нашей стране, обобщены в табл. 1 и 2. Разумеется, «отказ» от досовременного уклада не является окончательным. Но главное в антисовременном обществе состоит не в сохранении того, что часто называют «пережитками» досовременной эпохи, а в деформации заимствованных институтов. Деформированные институты образуют внутренне противоречивую ткань социального действия, в которой заимствованные образцы становятся лишь поводом для социально-культурной имитации. Именно социальные практики и культура имитационной деятельности и составляют подлинное содержание институтов антисовременного общества.
Т а б л и ц а 1 Современное и антисовременное общество: сравнение1 Черты современности Черты «антисовременности»
Урбанизация.
Индустриализация.
Определенные успехи в научно-техническом развитии.