КУРСОВАЯ РАБОТА
«Китайский вектор во внешней политике
Владимира Путина»
Выполнил:
студент IV курса,
отделения политологии,
Лазарев А. А.
Научный руководитель:
Кабаченко А.П.
Москва
2007г.
Введение. Необходимость выработки стратегии в отношении КНР, как отправной точки формирования Восточно-Азиатского вектора внешней политики…………………………3
Попытки построения взаимодействия между КНР и «молодой Россией»…………………6
Китай в восточной политике В. Путина…………..…………………………………………10
Российско-китайский договор о дружбе и сотрудничестве………………………………………………………………………...11
Торгово-экономическое сотрудничество…………………………………………….14
Разрешение пограничного вопроса: прорывы и угрозы…………………………….18
Участие РФ и КНР в ШОС: выход организации на новый уровень………………..22
Прогноз развития взаимодействия между странами в 2007-2008 году в контексте мирового политического процесса………………………………………………………………………25
Заключение…………………………………………………………………………………….27
Список источников…………………………………………………………………………...29
Восточно-азиатская стратегия России в широком смысле — это продолжающийся вот уже 15 лет поиск оптимальной парадигмы отношений с большими и малыми странами Азиатско-Тихоокеанского региона. Понятно, что необходимость этого поиска обусловлена как внутрироссийскими (сибирско-дальневосточными), так внешнеполитическими интересами и потребностями. В этом поиске можно проследить своего рода эволюцию. Так, начало 1990-х гг. — этап стихийного, «импульсивного» формирования восточно-азиатской стратегии России, когда Россия определенным образом демонстрировала ориентацию на Запад и практически забыла о своих восточных регионах, предпринимавших отчаянные по пытки выжить. Как раз в эти годы проявилась тенденция автономизации сибирских и особенно дальневосточных российских земель от федерального центра.
Тогда же Россия, по сути, политически ушла из Юго-Восточной (ЮВА) и значительной части Северо-Восточной Азии (СВА). Однако одним из существенных факторов, все-таки удержавших Россию в регионе, было набиравшее тогда силу российско-китайское партнерство, позже обретшее статус «стратегического».
Вторая половина 1990-х гг. ознаменовалась началом нового этапа построения отношений РФ со странами Юго-Восточной и Северо-Восточной Азии. Особенностью этого времени стала попытка внедрить в хозяйственный комплекс сопредельных Японии и Китаю российских территорий передовые технологии и инвестиции, т. е. в какой-то мере повторить опыт китайских открытых экономических зон (ОЭЗ). Как известно, эти попытки закончились провалом: деятельность секторов, связанных с функционированием этих зон, подверглась криминализации, произошла дискредитация самой идеи ОЭЗ. На этом этапе российско-китайское партнерство продолжало выполнять свою роль базового направления и даже диктующего фактора восточно-азиатской стратегии РФ. Причем во второй половине 1990-х гг. Пекин в качестве стимула развития отношений с Россией стал все более учитывать потребность Китая в энергоносителях (газ, нефть). То есть параллельно традиционной мотивации, обусловленной интересами военно-технического свойства, база китайско-российских отношений была расширена благодаря заинтересованности КНР в энергетическом сотрудничестве с нашей страной. На третьем этапе развития отношений РФ с ЮВА и СВА (условно назовем его «путинским») — с 2000 г. по настоящее время — российским руководством предпринимается попытка системно-политического и выборочно-экономического возвращения России в АТР, в Северо-Восточную и Юго-Восточную Азию. Данная попытка осуществляется с учетом определенных геополитических интересов РФ и базируется на использовании ряда объективных ресурсов, прежде всего энергетических. Россия хотела бы стать не только военно-политической, но и экономико-технологической частью Восточной Азии и АТР в целом. Однако на пути возвращения в названные регионы России, прежде всего, необходимо преодолеть серьезные внутренние и внешние препятствия. К внутренним обстоятельствам, затрудняющим РФ достижение поставленной задачи, следует отнести экономико-технологическое отставание России от азиатских лидеров, малоэффективную структуру российской экономики, не позволяющую РФ ощутимо участвовать в глобальной и региональной торговле товарами с высокой степенью обработки, высокими технологиями и услугами. Внешним препятствием является конкуренция ведущих держав АТР, стремящихся не допустить Россию на выгодные рынки. Но как бы то ни было, особенность третьего этапа заключается в том, что именно в это время российским руководством был, не только сформулирован достаточно амбициозный проект по возвращению РФ в АТР, но и началось осуществление этого проекта. Россия вышла на новое качество диалога с АСЕАН, а российско-китайское партнерство, в экономическом плане ознаменовавшееся удвоением коммерческого оборота, превратилось в один из силовых факторов в регионе.
В узком смысле восточно-азиатская стратегия России — это реализация задачи по созданию и развитию двусторонних «узлов» партнерства с государствами СВА — Китаем, Северной и Южной Кореей, Японией и Монголией. Некоторые из этих «узлов» стали уже прочными (российско-китайское стратегическое партнерство). А некоторые — находятся на начальном этапе формирования (например, российско-японское партнерство) и в настоящее время существуют только в виде отдельных лигатур. Прагматичная российская стратегия выстраивается с учетом комплекса задач и мотиваций, в большой степени внутреннего свойства, связанного с необходимостью развития сибирских и дальневосточных регионов страны. Суть этой стратегии состоит в том, чтобы поставить систему партнерства со странами СВА (прежде всего с Китаем) на службу реализации геополитических и региональных задач России, сделать эту систему отношений тем «локомотивом», который помог бы вывести российский Дальний Восток и Сибирь из экономического тупика и поставить их на колею взаимовыгодной интеграции и соразвития с сопредельными территориями.
Несмотря на солидность, даже фундаментальность, международно-правовой базы китайско-российского сотрудничества, включающей в себя тысячи документов и обеспечиваемой благодаря работе десятков межведомственных комиссий и структур, некоторые политические акценты в тональности сложившегося еще в середине 1990-х гг. российско-китайского партнерства расставлены сравнительно недавно. Так, к 2003 г., по мнению части российских экспертов, Россия еще не сумела полностью определить свое отношение к бурно развивающемуся Китаю. Вследствие этого было некорректно утверждать, что в ее внешнеполитической активности относительно КНР Россия руководствуется уже полностью сложившимся комплексным стратегическим подходом. Скорее, политика России в отношении Китая была «частично реактивной» (отвечающей на каждый частный вызов — миграционный, территориальный и пр.). Одновременно два фактора могли (и могут) нивелировать увеличивающийся разрыв в совокупной мощи РФ и КНР. Во-первых, это сохраняющийся и даже, по последним данным российского МО, модернизирующийся потенциал России как ядерной державы. Во-вторых, появившаяся реальная возможность привлечения Японии, США, Южной Кореи к освоению ресурсов российского Дальнего Востока. В случае масштабного подключения КНР к этим планам можно будет говорить о вероятности создания интеграционного объединения всего Дальневосточного региона (Россия, Северо-Восточный Китай, обе Кореи, Япония)[1].
К 2006 г. и на политическом, и на политологическом уровнях была проделана большая работа по уточнению и совершенствованию курса РФ в отношении Китая. В определенном смысле произошла эволюция и даже некоторая переоценка китайского фактора в политике России. В российском политическом руководстве по проблемам российско-китайских отношений возобладала позиция, основанная на методе системного подхода. Другими словами, все элементы партнерства, его вероятные и реальные вызовы и риски, с одной стороны, и очевидные либо гипотетические (перспективные) выгоды и ресурсы, с другой — стали получать комплексную, даже системную, оценку. Дипломатические же инстанции, оповещаемые о результатах подобного анализа, начали использовать соответствующие наработки в своей деятельности. Это обстоятельство привело к двум немаловажным последствиям: а) на международно-политическом поле проявилась тенденция к более качественному, а не формально-декларативному, как это было раньше, российско-китайскому взаимодействию по всему спектру международных проблем (от реформирования ООН до региональных вопросов — Северная Корея, Иран, Ближний Восток, Центральная Азия и т. д.), причем стремление к консолидации позиций двух стран в противовес США и даже появление элементов «сдерживания» США стали более явственными; б) на экономическом «фронте» — усилилась зависимость как Китая от российских энергетических ресурсов, так и России от китайских инвестиций и технологий, опыта интеграции в мировое хозяйство, умелого сочетания либеральных и государственных подходов к экономике.
Россия, несмотря на все заявления об увеличении доли высоких технологий и продукции машиностроения в ее экспорте сегодня вынуждена наращивать поставки энергоносителей в Китай до максимально возможных пределов. Благодаря этому обстоятельству, судя по всему, и будут реализованы планы по увеличению взаимного товарооборота до 60—80 млрд. долл. в год. Это косвенным образом подтвердили результаты официального визита В. Путина в Китай в марте 2006 г. Иной возможности для увеличения объемов взаимной торговли (в частности, путем экспорта Россией ее технологичных товаров) пока, к сожалению, не просматривается. Таким образом, актуальным представляется более детальная проработка стратегии во всех возможных сферах взаимодействия между странами, перевод экономического партнерства из статуса «сырьевого придатка» со стороны России и «мировой фабрики» со стороны КНР.