Лео Яковлев
Суфии. Восхождение к истине
(Вторая книга)
Содержание
Введение: Раскрытие скрытого за завесой для искателей Истины
1. Суфии вчера, сегодня, завтра
2. Дверь в суфийскую Вселенную
3. Карамат, или Что могут суфии
4. Об этой книге. Несколько слов в заключение этой части повествования
Шейх ал-Хасан ал-Басри
1. Научная биография
2. Изречения
3. В памяти людей (Притчи)
Рабиа ал-Адавиа
1. Научная биография
2. Стихотворения
3. Четвертая (легенда)
Шейх Абу-л-Хасан ал-Худжвири
Жизнь Абу-л-Хасана Али ибн Османа ибн Абу Али ал-Джуллаби ал-Худжвири ал-Газневи
Шейх Омар Хайям
1. Хронологическая канва жизни и творчества Гийас ад-Дина Абу-л-Фатха Омара Ибн Ибрахима ал-Хайями ан-Найсабури
2. Повесть о жизни Омара Хайяма, рассказанная им самим
3. Притчи из «Науруз-наме»
4. Свидетельство современника об Омаре Хайяме и его окружении
5. Предсмертное чтение шейха Омара Хайяма
Шейх Баха ад-Дин ал-Бухари Накшбанд
1. Научная биография
2. Шейх Баха ад-Дин Мухаммад ибн Буркан ад-Дин Мухаммад ал-Бухари Накшбанд в памяти учеников
3. Изречения
4. Суфийские притчи, посвященные словам и деяниям шейха Баха ад-Дина
Нечаянная встреча
Баха ад-Дин и ученые
О тех, кто стремится следовать по Пути.
Вступительный экзамен
Волшебное чтение
В чужом городе
О талантах суфийских Учителей
Информация и мудрость
Притча об «игре в тюбетейки»
Чудеса Баха ад-Дина
Приближение к Баха ад-Дину
О пользе сомнения
О доступности обобщений
Счастье и Судьба
Странный гость
Собака
Мир Али-Шир Навои-Фани. Из поэмы «Язык птиц»
Излечение
Пять этюдов об исламе и суфиях
1. Час созерцания
2. Воскресение веры
3. Метод Насреддина
4. Искатель скрытого смысла
5. Уроки неосмотрительного цитирования
Прикосновение к Корану (А. Пушкин на пути к исламу)
Приложения: Лев Толстой. Изречения Магомета, не вошедшие в Коран
Во имя Всевышнего, Милостивого, Милосердного!
Введение:
Раскрытие скрытого за завесой для искателей Истины
1. Суфии вчера, сегодня, завтра
Первая строка заголовка этого эссе повторяет название книги ал-Худжвири, написанной около тысячи лет назад (об этой книге и ее авторе будет подробно рассказано в одном из разделов данного издания), но завеса, отгораживающая суфизм от бренного мира, продолжает существовать и в научных спорах, посвященных этому удивительному явлению, и в сердцах и душах людей. Попытаемся же ее приоткрыть для тех, кто стремится к познанию сущности суфизма.
* * *
Ровно десять лет назад, в 2000 г., я стал работать над книгой «Суфии. Восхождение к истине. Собрание притч и афоризмов», которая в 2001 г. была коллегиально издана издательствами «Эксмо» и «Око» и с тех пор шесть раз переиздавалась издательством «Эксмо» (последнее переиздание в 2009 году). Поскольку книгопечатание сейчас есть дело коммерческое, то факт столь частого переиздания свидетельствует о все возрастающем читательском интересе к суфизму, который подтверждается также тем, что в минувшее десятилетие на русском языке появилось еще несколько книг по этой тематике.
Вообще в мире объем информации о суфизме сегодня огромен, однако это не только не делает сущность вопроса яснее и доступнее, но в ряде случаев запутывает то, что, казалось бы, должно быть ясным. Причина этой ситуации отчасти кроется в самой истории суфизма. Дело в том, что хотя это мистическое направление в исламе своими корнями уходит в учение Мухаммада, дошедшее до нас в собраниях хадисов (рассказом о высказываниях и поступках Пророка и его сподвижников, составляющих Сунну), и в Коране, его дальнейшее развитие не связано с каким-либо одним авторитетным теологом (как, например, иога связана с именем Патанджали), а осуществлялось сотнями различных шейхов, создавших на территории от Андалусии до Индонезии множество суфийских братств. Каждое из этих братств базировалось на толкованиях религиозных догматов и технических приемах реализации суфийского служения, предложенных его шейхом-основателем и развитых его преемниками. Таким образом, в каждом из этих братств образовывалась своя, отличная от других, цепь духовной преемственности (силсила), становящаяся в дальнейшем реальной причиной духовного разобщения этих религиозных формаций и создающая заманчивые перспективы для дотошного исследователя, получавшего возможность избрать для своей капитальной монографии или диссертации подробный разбор идей, технических приемов, исторических условий существования и внутренних взаимоотношений в каком-либо конкретном братстве и не выходить за пределы этого материала. Обобщающих же работ по суфизму крайне мало, и читатель, лишенный практической и физической возможности ознакомиться со всем, что написано суфиями и о суфиях, вынужден формировать свои взгляды на основе сведений о каком-то одном или нескольких братствах, и многочисленные подробности узнанного мешают ему составить общее впечатление об этом явлении. Кроме того, следует отметить, что исследователь, посвятивший свои многолетние труды какому-либо конкретному братству, как правило, лишается возможности объективной оценки всего процесса в целом и вольно или невольно стремится повысить значимость предмета своего личного исследования, прибегая к явному или скрытому пренебрежению мнениями своих «конкурентов».
Конечно, результаты этих исследований важны для исторической науки, изучающей прошлое человечества, но по ним трудно ощутить связь феномена суфизма с современностью.
В давние времена и на протяжении многих столетий суфизм был основан на взаимодействии «Учитель—ученик», отношения между которыми часто напоминали нравы, царящие в тоталитарных сектах. В то же время использование такой формы обучения было вызвано обстоятельствами ушедших эпох, когда в распоряжении взыскующих знания еще не было других источников и форм передачи информации: и книги тогда еще были редкостью, и далеко не все ученики были грамотны, и не все обладали приемами серьезного чтения. И даже тогда, когда теологическая информация стала более доступной, шейхи-Учителя еще долгое время старались сохранить ученичество. Они же культивировали дервишество и громкие радения как основную форму массового суфийского служения. Каждое братство имело и тщательно оберегало свои формы реализации всех перечисленных процедур. Экзотичность этих форм особенно привлекала западных исследователей, и они тщательно и с удовольствием их описывали, считая, что тем самым они проникают в душу суфия. А суфийские авторитеты и их близкое окружение постепенно становилось своего рода кастой, вроде левитов.
Так продолжалось до выхода на историческую сцену великого реформатора суфизма — шейха Баха ад-Дина Накшбанда ал-Бухараи (Бухарского), который по своему значению и роли в истории этого движения сопоставим только с ал-Газали: если ал-Галази спас суфизм от преследования из-за обвинений в ереси, доказав его тождественность чистому исламу, то Баха ад-Дин устранил все формальные и процедурные преграды на пути суфизма к душам людей, охранив его от лицемеров и проходимцев. Для этой цели Баха ад-Дин отменил, заметим, что не отменил вообще, а отменил обязательность увлекательных для зрителей и участников экзальтированных театральных (а иногда и музыкальных) представлений, и утвердил возможность и правомерность тайных обращений и поминаний Всевышнего.
«Наш путь к Всевышнему не требует отшельничества. Отшельничеством своим человек пытается добыть славу, а за славой нет ничего, кроме смерти. Добрые дела совершают, находясь среди людей»,— говорил Баха ад-Дин.
В результате реформы Баха ад-Дина суфии перестали выделяться из толпы своим экстравагантным поведением и экстравагантной одеждой. Они стали обычными людьми: ремесленниками, пахарями, торговцами, пастухами, землепашцами, выполняющими свои функции, делегированные им мусульманской общиной, человеческим обществом и лишь их сердца были открыты перед Всевышним, как положено сердцам суфиев. После Баха ад-Дина пришло понимание того, что суфизм — это не некая загадочная мистическая философия, постижение которой доступно только избранным, а способ жизни, modus vivendi, открытый всем, кто готов принять к исполнению определенный кодекс и этику поведения и искренне следовать по избранному Пути, не демонстрируя окружающим свою святость и исключительность.
«У ставшего на суфийский Путь скрытая часть души постоянно пребывает в борьбе, а явная — находится в мире с теми, кто его окружает в житейской суете»,— учил Накшбанд. Говоря о «борьбе», шейх имел в виду работу души, направленную на ее освобождение от животных инстинктов на Пути к просветлению. Что касается «мира» с мирской суетой, то главным средством достижения этого состояния является презрение к тому, что не зависит от воли Путника и не может быть им изменено или улучшено, поскольку и время, и содержание изменений определяет Всевышний.
Преобразования Баха ад-Дина поколебали и представления ранних суфиев об обязательности личного контакта «Учитель—ученик» для передачи суфийского знания. «Учителями» для суфия-неофита могли стать труды суфийских поэтов и общая религиозная информация, так как все основные мировоззренческие положения суфизма уходят своими корнями вглубь ислама — в Коран и Сунну. В суфизме появилось понятие «увайси», означавшее людей, вышедших на суфийский Путь самостоятельно по заветам покойных Учителей без непосредственного руководства признанными авторитетами.
Следует отметить, что Баха ад-Дин творил свои реформы не на пустом месте, так как он отчасти использовал идеи, уже высказывавшиеся, хоть и осторожно, другими суфийскими Учителями. Так, мнения о возможности тихого (тайного) зикра (поминания Всевышнего) он слышал от шейхов предыдущего поколения, с которыми ему приходилось общаться в молодости.