Твое имя будет унесено ветром по всем степям и просторным джайлоо, а затем громким эхом отзовется на вершине гор. Твое имя будет крепко вбиваться в память потомков и будет оно, словно как подарок, как нечто что связано с даром, преподнесенным твоему народу, будто снег что тает и, превращаясь на вершине гор в чистую воду, каскадом опускается на землю с выскоих вершин Ала-Тоо.
Ты Камбар-хан потеряешь свой звучный титул хана, став не одушествленным отцом народа, и будут твои потомки именовать тебя не иначе как Камбар-Ата – дающий жизнь, любовь, теплоту и свет подобный яркому лучу солнца, а не жалкому огню факела и множества костров!
– И что же теперь получается, ваши потомки будут греться в лучах солнца и получать яркий свет не от факела, а от Камбар-хана, который потом будет именоваться не иначе как Камбар-Ата? – спросил Эль Херзук.
– Так, по крайней мере, говорит пророчество, – ответил Курчгез.
– Похоже кроме такого величественного города с богатым историчесикм прошлым всякие предсказания ваших предков, в том числе песни и стихи единственное ваше богатство!
– Этим мы живем, и это дает нам силы и помогает, подняв высоко голову восхищаться своей родиной! – не без гордости заявил Курчгез.
– Кстати, на счет стихов, – начал Эль Херзук. – Я ведь тебя для чего вызвал, просто хотел попросить твоей помощи в одном деле.
– В каком именно?
– Ты знаешь дочку хана?
– Чолпонай?
– Да ее.
– И какая же тебе может понадобиться помощь, связанная с Чолпонай? – удивленно спросил Курчгез.
– Ты не замечал в ней ничего особенного?
– Ну, кроме того, что она красивая, она еще и является дочкой хана и пока еще не замужем. Хотя хан обещал выдать ее за достойного жениха…– и тут поняв, в чем дело Курчгез уставился на Эль Херзука. – Ты что же, получается, положил на нее взгляд?
– Ну не совсем, – краснея начал отвечать Эль Херзук. – Я просто заметил, что она довольна-таки хороша собой и …в общем, да! Да, я, кажется, начал в нее влюбляться! Не знаю, запрещено ли это у вас, чтобы обычный воин без титула и царства посмел на такое, но я хочу попробовать завоевать ее сердце.
– Одно твое грозное имя Эль Херзук чего стоит! А ты тут говоришь про титулы и ханства. В этом мире нет ничего не возможного, тем более в стенах города Ак-Буркут. Между прочим, тот самый Камбар-хан на этом самом месте посмел бросить вызов тем мифическим белым орлам, и захотел обладать ими. Он почти сумел сделать то, чего никому не удавалось – поймал за хвост редкую птицу и взлетел вверх!
– Но, он, как я слышал, потом упал в ту самую яму, которую сам и велел вырыть для поимки белого орла.
– А упал то он не один! Вслед за ним камнем вниз свалился и белый орел.
– Ну и что здесь такого? – не понял Эль Херзук.
– Здесь и зарыт весь смысл, не обычный для нашего понимания. Как мне говорили старцы, греки называют это понятие философией, – начал объяснять Курчгез. – Если бы Камбар-хан не захотел обладать белыми орлами и не построил бы ловушку для них, не было бы этого города и самого понятия слова Ак-Буркут. С того самого момента, когда он сделал то, чего на его взгляд было невозможно сделать, он невольно достиг своей конечной цели. После чего и возник город Ак-Буркут, а его имя было увековечено на все времена.
– Но и конец его был жутким, – не согласился Эль Херзук. – Получается, если я влюблюсь в дочку хана и, скажем, женюсь на ней, то ее отец, сделав радостное лицо, оттого что обретает такого хорошего зятя, поднимет меня на высоту ханского трона. После чего посадит меня рядом с собой, а затем резким движением цепких рук опустив на пол, шибанет меня головой о стену и, спрыгнув вслед за мной, размажет меня по всему тронному залу?
– Ну, приблизительно так, – смеясь от остроумия Эль Херзука, ответил Курчгез. – Это же ведь лучше чем просто так лицезреть. Само то, что ради достижения своей цели ты хотя бы сделал попытку, будет говорить о многом. Тогда как, думая о последствитях и страшась чьего-либо гнева, сидеть в бездействии не будет означать ровным счетом ничего!
– То есть, ты хочешь сказать, что лучше умереть, будучи дураком, нежели чем жить мудро?
– Я хочу сказать, что если есть цель, то нужно постараться его достичь. Тем более если дело касается женщин! А Чолпонай воистину прекрасное создание, ради нее стоит идти на безумные поступки! Там где возникает любовь, возникают и препятствия для его дальнейшего зарождения и развития. Но запомни, что за всю жизнь кыргызов еще ни одной стихии, ни одной тысяче гранитных блоков не удавалось встать на пути любви и попытаться ее остановить! Даже высокие горы Ала-Тоо становятся жалкими и ничтожными перед высотой любви! Если любовь искренна, то любые препятствие в тот же час рассеиваются, словно туман, рассыпаются, словно песок и, преклонив одно колено, отдав честь, трепеща от восхищения перед его силой, уступают свое место, пропуская вперед к всепожирающей пламени любви и огню страсти!
– В общем, ты прав и мне срочно нужна твоя помощь, – не выдержав далее, сказал Эль Херзук. – Кажется, я уже к этой самой всепожирающей пламени любви и огню страсти пришел не замеченным вместе с караваном, в пути не увидев никаких препятствий, возможно, не видел, потому что отвлекся выполнением своего долга. Но теперь я вижу препятствия и мне нужно очень быстро рассеять их, словно туман, рассыпать, словно песок и …и…– не зная что еще сказать Эль Херзук добавил, - выплюнуть словно верблюд…и выразить стихами как Курчгез! Да, именно как Курчгез. У тебя друг мой хорошо получается, ты же ведь телом и сердцем воин, а душой поэт. Ты мне поможешь?
– Как я могу тебе отказать, – улыбнувшись, ответил Курчгез.
– Тогда, пожалуйста, помоги мне выразить ей свои чувства в иной форме, в той которую вы, кыргызы со времен своих далеких предков, часто используете в качестве наследия.
– Ты хочешь, чтобы я в честь твоей любви к дочери кыргызского хана сочинил стихи?
– Да, причем очень сильно!
– Тогда расскажи мне, что ты видишь, и ощущаещь когда она рядом и когда ее нет, – спросил Курчгез.
– Когда я вижу ее, у меня внутри появляются языки пламени, и я словно сгораю. Я не могу совладать с этим огнем и мчусь снова ее увидеть! Ее взгляд такой чистый и искренний. Она похожа на ангела и когда я вижу ее, мне начинает казатся, будто я сплю. И все это происходит не наяву, а словно в какой-то сказке, в иной раз у меня появляется мысль, что я попал в рай, – с дрожью в голосе, и в то же время в приятном волнении начал объяснять Эль Херзук. – Когда она уходит с рынка, где мы с купцами находимся, я иду в сторону ханского дворца в надежде ее увидеть. Изредка она появляется на балконе, которая выходит на центральную улицу. Так и хочется, вспорхнув крыльями, взлететь к ней. Она божественна и у нее воистину ангельское личико! Продолжать дальше?
– Нет, я все понял, - ответил Курчгез.
– Хочешь вина?
– От глотка не отказался бы.
Глава 2.
Вечером Эль Херзук отважился отправить Джуса к ханскому дворцу с особой миссией – доставить письмо дочери хана, написанное им на папирусе.
Служанка Чолпонай узнала Джуса, поскольку каждый день, посещая вместе со своей хозяйкой центральную площадь, видела его рядом с Эль Херзук.
Джус поздоровавшись со служанкой дочери хана, молча, вручив ей письмо, удалился.
Раскрыв, полученное письмо Чолпонай в волнении прочитала следующие стихи:
Впервые в жизни увидев вас, я обомлел,
вдруг запылав изнутри, я полностью сгорел,
после чего снова увидеть вас я захотел.
Ваши красивые глаза и ангельская улыбка,
вы, словно сказочная золотая рыбка!
При виде вас в состояние беспамятства я впал,
не знаю, блуждал ли я во тьме, иль просто спал.
Ведь вы, очаровательны и ваше имя - Чолпонай!
Вы, словно ангел, стоящая возле входа в рай!
При виде вас о, ангелочек, я просто таю,
потому-то ваш дворец я все время посещаю,
сижу и, дожидаясь вас, сплю и время коротаю,
после чего во сне в далекие края я, улетаю.
Придя в восторг от посвященных ей стихов, Чолпонай с трудом переводя дыхание, оттого что ее сердце учащенно забилось, продолжила читать:
Когда вы не выходили на балкон,
и не нарушали мой сладкий сон,
в отчаянии я крылья надевал,
и выше где густые тучи улетал.
Никак не мог я достучаться в рай,
чтобы вас увидеть Чолпонай!
И, наконец, увидев вас, такую прекрасную,
чрезвычайно дерзкую, красивую и опасную,
захотев к вам подойти, чтобы поговорить,
я теряюсь и невольно начинаю в облаках парить!
– Он бесподобен! – восхищенно произнесла Чолпонай, после чего, обращаясь к своей служанке, произнесла следующее:
– Майрамкуль мне кажется, нам с тобой следовало бы подготовить Эль Херзуку достойный ответ. Ты согласна с моим мнением?
– Госпожа моя, ваше мнение как всегда правильное. Я согласна с тем, что следует направить ответное письмо, тем более если тот господин бросил вам вызов, то нужно подхватить перо и дать ему достойный ответ. Но позвольте спросить у вас о том, как к вашему увлечению отнесется почтенный Калмат-хан?
– На счет моего отца не беспокойся! Он не будет гневаться моей воле.
– Как скажете госпожа.
– Хорошо Майрамкуль, ты моя верная служанка и я тебя обожаю, – с этими словами Чолпонай поцеловала ее в щечку, немного смущенная Майрамкуль опустив голову, смиренно села рядом с Чолпонай.
Ближе к полудню служанка дочери Калмат-хана не заметно подошла к торговцам и начала искать глазами нужного ей человека. Не найдя Эль Херзука она тихо подошла к Джусу и вручила ему завернутый белый платок.
Взяв с рук Майрамкуль письмо, завернутое в белый платок, Джус вошел в шатер и с улыбкой на лице отдал письмо Эль Херзуку. Эль Херзук поблагодарив Джуса, отпустил его, затем сев на край бочки в сильном волнении развернул платок и обнаружил там аккуратно сложенное письмо.