72
в зависимости от состояния или предрасположенности организма» (р. 356).
Несмотря на то, что некоторые недостатки S—R-психологии были отмечены психологами, они, как правило, не замечали возможных альтернатив данному подходу, о чем свидетельствует следующее высказывание: «По-видимому, еще не все психологи знают о том, что любые внешне проявляемые формы поведения зависят от скрытых за ними психологических механизмов - средств обработки информации, правил принятия решений и т. д. — в сочетании с контекстуальным входным сигналом для таких механизмов. Никакие формы поведения невозможны без их участия» (Buss, 1995, р. 1). Автор рассматривает поведение только как оболочку или «внешние проявления» событий, за которыми лежит нечто невидимое или «скрывающееся» (вспомните «первую линию укреплений» Вундта, противопоставляемую внутренним феноменам), отвечающее за это поведение. Независимо от того, прав автор или нет, его высказывание предполагает, что альтернатив его точке зрения не существует. Он продолжает: «Все психологические теории — будь то когнитивные, социальные, онтогенетические или клинические — предполагают существование внутренних психологических механизмов... Очевидно, что никакие формы поведения не могут производиться в отсутствие психологических механизмов» (р. 2). На самом же деле очевидно то, что автор не осуществляет информированного выбора. Он не знает о том, каковы возможные альтернативы, и занимает единственную позицию, которая ему известна, — ортодоксальное полагаиие дуализма «душа — тело». Аналогично ему и заявление Сёрля (Searle, 1998): «Если мы и знаем что-либо о том, как функционирует мир, так это то, что мозг производит сознание» (р. 39). Поскольку мы уделим значительное внимание представителям контекстуального инте-ракционизма в последующих главах, здесь мы ограничимся лишь кратким обзором, так же как сделали это выше по отношению к интенциональности. Как феноменологическая психология Мерло-Понти (см. главу 11), так и интербихевиоральная психология Дж. Р. Кантора (см. главу 10) рассматривают возражения Дженкинса на предположение бихевиоризма о взаимнооднозначном соответствии между стимулом и реакцией, указывая на то, что стимуль-ные объекты обладают функциональными значениями, отличающимися от физических характеристик объекта, а реакции выполняют определенные функции, отличающиеся от простого конфигурирования (компоновки) конкретной реакции. Эти функциональные отношения заключают в себе значения (смыслы). Оба подхода также подчеркивают, что сеттинг (setting) и реакция взаимозависимы, и таким образом, взаимодействие в контексте является неотъемлемой частью целостного (total) события; они также отмечают важную роль контактной среды, такой как свет и звук. Следовательно, им удается избежать «исключительного сосредоточения на
наблюдаемых стимулах и реакциях», против которого возражают Айзенк и Кин (Eysenck & Keane, см. выше), придерживаясь реальных событий, а не конструктов. Они также отвергают линейный характер причинности входных и выходных сигналов (или входных сигналов, метальной обработки информации и выходных сигналов) и заменяют линейность комплексом взаимозависимых событий.
Кантор относит стимульный объект и его сти-мульную функцию, а также реакцию и ее функцию наряду с сеттинговыми факторами, контактной средой и историей предыдущих взаимодействий к совокупности (set) отношений в системе, которую он называет «интербихевиоральным полем». Полное поле охватывает психологическое событие. Поле представляет собой конструкт, который выводится из наблюдаемых событий-компонентов. В качестве части этого сложного поля взаимодействий Кантор исследует «мыслительные процессы и стратегии, участвующие в решении задач», т. е. именно то, что призывали изучать Айзенк и Кин. При этом такие конструкты, как разум, внутренние побуждения, мотивы, воля, обработка информации и другие определяющие факторы, оказываются вовсе не нужны. Введение подобных гипотетических конструктов, помещаемых между индивидуумом и миром, было бы излишним. Поле взаимодействий само по себе охватывает события, начиная от наиболее неуловимых и скрытых, таких как воображение, и заканчивая наиболее легко наблюдаемыми, такими как речевое общение. Таким образом, воображение не является чисто психическим, в противовес телесному, как не являются таковыми когниции и другие формы поведения. Все они — формы интерповедения (interbehaviors), которые можно наблюдать тем или иным способом. Согласно Кантору, психологическое событие включает (а) индивидуума (б) с его личной историей, (в) воображающего или воспринимающего нечто (г) в определенном сеттинге. Такой подход радикально отличается от предположения о гипотетическом агенте, вызывающем поведение, или о том, что природа разделила нас на внутреннее и внешнее. В словосочетании «психологическое событие» акцент делается на слове «событие», а «психо-» приближается в большей степени к аристотелевой псю-хе, чем к большинству значений слова психе (психика). В следующем разделе мы увидим, как контекстуальный интеракционизм рассматривает вопрос о биологии.
Китайский исследователь Ц.-Й. Kyo (Z.-Y. Kuo, см. главу 13) разработал достаточно близкую систему, ограничивающуюся рассмотрением животных. Возможно, благодаря своей культурной принадлежности, несмотря на то, что он обучался в США, Куо менее склонен, чем ученые западного происхождения, обращаться к сформировавшимся в западной культуре конструктам. Он подчеркивает взаимозависимый характер стимульных объектов, целостность средового контекста, статус анатомических структур и их функ-
73
циональные возможности, роль физиологического состояния организма и историю его развития — все эти события, являясь взаимосвязанными и взаимодействующими, составляют поведение животного. Куо не вводит в своей системе никаких гипотетических сил.
Сторонники контекстуального интеракционизма делают предметом своего исследования индивидуума в контексте, воспринимающего, решающего, рассуждающего, общающегося и обучающегося, а не как безличный разум (или нейронные сети, когнитивные способности, «я», промежуточные переменные и т. д.), воздействующий на тело, в котором он заключен. Именно конкретный человек со своей личрюй историей значений, образованных взаимодействиями с вещами, составляет психологическое событие. Более того, взаимодействие субъекта и объекта является сердцем события. Эд (в сочетании с тем, что подлежит изучению), а не разум Эда изучает психологию развития. Роберта (в сочетании с тем, о чем она думает), а не нейронные сети Роберты, разрабатывает схему исследования. Сократ (вместе с соответствующими объектами и событиями), не кости и жилы Сократа, решают принять смертный приговор. Когда Джон изучает сравнительную психологию, это не его разум обрабатывает информацию; вместо этого Джон как целостный индивидуум (совместно с изучаемым предметом) изучает поведение животных. Пэт, а не ее мозг (совместно с замещающими объектами и событиями), тоскует по своим родителям. Основная роль принадлежит событиям как отношениям, взаимодействиям, взаимозависимостям. В данном подходе конструкты выступают как функциональные описания, а не как причины этих событий.
Редукционизм
Профессор психологии описывает, как вдумчивая студентка указала ему на несогласованность его собственных представлений о том, что некоторые психические расстройства имеют психогенную природу (их причиной является душа), а другие — соматогенную (их причиной является тело), отводя и тем и другим роль следствий функций мозга:
«Однажды студентка спросила меня: «Я не понимаю. Вы только что сказали, что существует разница между психогенными и соматогенными расстройствами, однако до этого вы говорили, что все в конечном итоге зависит от мозга. Но если так, то почему существует различие?» Затем она просто посмотрела на меня. После минутного замешательства наступил момент, когда я оказался вынужденным задуматься над тем, а в чем, собственно, заключается суть редукционизма» (Gleitman, 1984, р. 426).
Мы видели, что некоторые попытки разрешить проблему дуализма «душа—тело» включают превра-
щение души в мозг. В результате этот орган рассматривается как играющий и биологическую, и психологическую роль. Сторонники рассмотрения разума как мозга (теория тождества) либо, напротив, мозга как производящего разум (эпифеноменализм) или как объяснительного конструкта, который должен устранить все остальные исходя из требований научности, ссылаются на обширную литературу, посвященную исследованиям мозга методами визуализации, исследованиям локальных поражений мозга и последствий удаления его определенных участков, а также другим исследованиям, в которых изучается активность тех или иных участков мозга в процессе самых разнообразных действий. Результаты этих исследований, утверждают они, служат доказательством мозговой локализации и продуцирования мозгом поведения (или «психических процессов»). Вот пример такой точки зрения: «Выводы, полученные на основании анализа данных времени реакции, записей вызванных потенциалов мозга и других экспериментальных результатов, позволяют нам принять идею о том, что когнитивные операции совершаются в мозге ощущающих и демонстрирующих различные формы поведения организмов» (Pribram, 1986, р. 507). Другие авторы занимают скептическую позицию и отмечают, что большинство утверждений, касающихся мозга, в особенности формулируемых когнитивной психологией, носят еще более косвенный характер, чем выводы из исследований, использующих методы визуализации и экстирпации. «Психологи проводят постоянные наблюдения за людьми, ведущими себя структурированным (patterned) образом, только для того, чтобы представить свои наблюдения в терминах теорий, постулирующих различного рода ненаблюдаемые электрические цепи и контуры (circuitry)» (Rychlak, 1993, p. 933).