Даже если мы допустим, что в мозге содержатся кодированные сигналы, а не обрат или эмоция, мы должны будем допустить и существование декодеров, не важно, назовем мы их петлями обратной связи либо гомункулусами. И если декодированный образ, скажем, лица находится в нашем мозге, а не является частью человека, на которого мы смотрим или которого представляем, мы должны задать вопрос: а что смотрит на декодированный образ? Эксперименты с использованием методов визуализации свидетельствуют о повышенной активности кровотока в определенных участках мозга в процессе восприятия или представления лица. Отсюда мы можем сделать обоснованный вывод (отвечающий критериям научных конструктов), что нейроны на данном участке посылают большее количество импульсов. Однако вывод о том, что сами нейроны воспринимают или вспоминают при этом нечто, не будет обоснованным. Нейроны не являются антропоморфными существами. Фактически исследователи с помощью различных современных научных методов наблюдают лишь то, что индивидуум воспринимает нечто (или вспоминает, решает и т. д.). Обоснованным будет вывод, что нейроны участвуют в этих событиях, при которых увеличивается кровоток, и что они, возможно, необходимы для акта восприятия / воспоминания, однако эксперименты не демонстрируют нам достаточности нейронов, как не демонстрируют они образов, репрезентаций или кодирования.
Сторонники контекстуального интеракционизма, рассматривая вопрос о мозге, полностью признают участие биологии в психологических событиях, как признают они участие личной истории, социальных влияний, ситуации и других участвующих факторов, однако они не приписывают причину психологических событий какому-либо одному их этих факторов. Согласно такой точке зрения, психологическое событие находится не в голове, разуме, нейронах, гормонах или молекулах ДНК, а охватываются полным интеракциональным комплексом. Лишь такой комплекс в целом представляет собой причинность -достаточные условия = психологическое событие. Но разве не являются психосоматические расстройства и (эффекты) плацебо ясным свидетельством действия мозга на тело или проявления связи между душой и телом? Согласно точке зрения контекстуального интеракционизма, биологические компоненты являются частью целостного интеракционально-го паттерна независимо от того, приводят ли они к нарушениям в организме, как в случае так называемых психосоматических расстройств, или имеют целебный эффект, как это часто бывает при использовании плацебо — точно так же, как и социальные факторы могут оказывать вредное или целебное воздействие.
Короче говоря, данная альтернатива ортодоксальным представлениям утверждает, что дуализм «душа-тело» не имеет никакого отношения к психологии, ни в качестве некого мистического агента или причины,
76
ни в качестве воплощения души / разума в мозге. Душа, находящаяся в теле, либо тело без души, не являются наблюдаемыми событиями. Мы можем считать фактом лишь то, что индивидуум взаимодействует с окружающими его вещами и событиями в контексте и накапливает историю таких взаимодействий, которая оказывает влияние на каждое новое взаимодействие.
Сходную точку зрения мы обнаруживаем у эндокринолога, описывающего роль тестостерона в агрессивном поведении (Sapolsky, 1997). Этот мужской половой гормон обвинялся в агрессивности мужчин, однако многочисленные исследования показали, что повышенный уровень тестостерона является следствием агрессивного поведения, а не его причиной, хотя он может способствовать повышению уровня агрессии, когда агрессия уже началась. Гены влияют на регуляцию тестостерона, однако гены функционируют совместно с другими условиями. Даже если нам удастся идентифицировать полный геном человека, это не объяснит нам, почему конкретный человек ведет себя так, как он ведет, поскольку среда и социальный контекст взаимосвязаны с биологией. Ояма (Оуагла, 1985), специалист по психологии развития, также отвергает «генно-средовой дуализм», предполагающий, что гены воздействуют на организм, но являются причиной самих себя. Гены — лишь один из многих взаимодействующих факторов, утверждает Ояма. Келлер (Keller, 1983, 1995) и Спэниер (Spanier, 1995) также обнаруживают эффекты взаимодействия, отметим, однако, что в литературе этот факт не находит отражения, и авторы продолжают описывать линейные причинно-следственные связи (см. главу 8). Один специалист в области теоретической биологии указывает на то, что гены производят протеины, но этим их функции практически и ограничиваются. То, какое влияние оказывают протеины, в свою очередь зависит от многих других взаимосвязанных условий (Goodwin, 1995).
Однако гены могут сделать невозможным нормальное развитие, если в них существуют нарушения, как в случае ФКУ, или могут вызывать дисфункции нейронной системы, приводящие к поведенческим расстройствам, как в случае СДВГ (Barkley, 1998); но даже в этих случаях взаимодействие с другими условиями биологии и среды играют не менее важную роль. Взаимодействия могут включать гены, клетки, организм, контекст и культуру (Gottlieb, 1997). Следующий отрывок из вступительной статьи к одному из выпусков научного журнала Discover также отражает данную точку зрения. «Мы — нечто большее, чем наши гены. Мы — наши гены в определенном месте и времени, целостные человеческие существа, взаимодействующие с другими в бесконечно разнообразном мире. Только благодаря этому опыту мы становимся тем, что мы есть» (Zabludoff, 1998,'р. 6).
Социальный и энвайронментальный редукционизм. Хотя большинство редукционистских попыток
в психологии носят биологический характер, в последние годы социальный конструкционизм (глава 8) привел к появлению движения, сводящего психологию к социальным процессам. В частности, Стам (Stam, 1990) полагает, что единственной альтернативой ментализму или биологическому редукционизму является социальный конструкционизм, утверждающий, что истина или реальность не существует вне рамок того, во что верит (что конструирует) конкретная социальная группа. «С самого начала психология заявила себя как наука о психическом» (р. 240); «и в наше время не существует легких путей, обходящих проблемы психического, и в этом отношении психология остается верной своему интеллектуальному наследию» (р. 241). Как и Борнштейн, Стам смешивает конструкты и события. Сознание, восприятие и внимание, говорит он, были подвергнуты «систематическому и строгому теоретическому и эмпирическому анализу» (р. 240). Он считает, что бихевиоризм Уотсона, Халла и Скиннера «во всех своих формах оказался неспособным удовлетворять критериям науки, относящейся к психическим событиям серьезно» (р. 241). Контраргумент состоит в том, что бихевиоризм не смог соответствовать этим критериям отчасти вследствие характера культуры, верящей в психические события и желающей восстановить их статус, и отчасти вследствие механистического подхода Уотсона (и до некоторой степени Халла, который рассматривал психический конструкт в качестве промежуточной переменной, которую он назвал «внутренними побуждениями»), не принимавшего в расчет сложных форм человеческой деятельности, которые культура считает психической. Стам полагает, что психология должна рассматривать психическое в терминах интенциональности: «Психические феномены интенционально включают объект в самих себя», и это является «исключительным свойством психических феноменов» (р. 240). Что касается эко-бихевиоральной науки (глава 7), то в ней редукция производится к поведенческому сет-тингу — аэровокзалу, партии в шахматы, рабочему месту, учебному классу и т. д., — в котором мы следуем предсказуемым паттернам поведения.
Выводы. Представители контекстуального интерак-ционизма указывают на то, что все редукционистские попытки предполагают, что внешне проявляемое, фактическое поведение — это лишь поверхность, под которой лежит нечто фундаментальное, являющееся его причиной, — будь то когнитивные механизмы, нейронные сети, бессознательные стремления (urges), мотивы, инстинкты, либидо, эго, ид (оно), внутренние побуждения (драйвы), опыт, «я» или социальные процессы. Далее, они отмечают, что редукционизм так же, как правило, предполагает наличие единственной причины, такой как мозг или поведенческий сеттинг, т. е. линейные причинно-следственные отношения, игнорируя взаимозависимые действия. Они заключают, что биологический редукционизм всегда менталисти-чен, хотя его сторонники претендуют на то, что им
77
удается избежать ментализма. Редукционизм мента-листичен постольку, поскольку предполагает, что причиной поведения является гипотетическая сила; при этом не имеет особого значения, называют они ее разумом, мозгом или как-либо иначе. Эта сила остается объяснительным конструктом, не выведенным из наблюдений, а навязываемым им.
Если мы решим следовать критериям, перечисленным на с. 66-67 и рассмотрим в качестве примера адекватную совокупность (sample) событий, утверждают представители контекстуального интеракцио-низма, мы вряд ли будем склонны сводить множественные события, связанные с функционированием человеческого организма в окружающей среде, к единственной причине, независимо от того, относится ли эта предполагаемая причина к вещам и событиям, таким как классическое обусловливание, подкрепление, гены, тестостерон и социальные процессы, или к конструктам, таким как разум, способности мозга (brain powers), обработка информации и эдипов комплекс. Если же мы предпочтем следовать традиционным имплицитным критериям, основывая свои исследования на традиционных конструктах, мы получим лишь продолжение традиционной психологии ментализма и редукционизма. Таким образом, у нас есть возможность сделать информированный выбор, основывая его на наших знаниях о доступных нам альтернативах и последствиях выбора того или иного варианта.