сом, Хиггинсом и Бикелом (Morris, Higgins & Bickel, 1982), которые отмечают, что подобные заявления нарушают закон эквифинальности. Это означает, что любое число различных условий может произвести один и тот же результат. В логике нарушение этого закона известно как ошибка «утверждения консек-вента» («affirming the consequent»). Иными словами, в индуктивной логике (в отличие от дедуктивной логики, присутствующей в силлогизмах и математике) мы никогда не можем утверждать с абсолютной уверенностью, то что только А является причиной Б, но лишь то, что такая вероятность увеличивается по мере того, как отпадают другие условия и возможности. Мы можем описывать изменения в поведении человека и заключить, что человек обладает способностью изменять свое поведение, не нарушая закона эквифинальности, но такое утверждение не является объяснением или указанием на причинность. Как только мы заключаем, что когнитивное событие А должно производить наблюдение Б, мы отступаем от закона эквифинальности и делаем неоправданные выводы. Это является нарушением логики, поскольку не существует свидетельств того, что А должно производить Б. Наблюдая поведение индивида и делая вывод о наличии у него способности к данному типу поведения, мы не можем, однако, сделать вывод о наличии когнитивной обработки, психических сил или другой контролирующей силы. Все ученые используют объективные выводы (умозаключения), но они ограничиваются
«...функциональными отношениями между поведением и средой, тогда как объективные выводы когнитивной науки касаются процессов, предположительно происходящих на другом уровне анализа... В рамках правильно организованной [науки] неправомерные выводы легко обнаруживаются и отбрасываются, так как они касаются отношений поведение—среда, поддающихся объективному анализу. Ошибки в выводах, касающихся теоретических когнитивных процессов, однако, практически невозможно обнаружить вследствие эфемерного и ненаблюдаемого характера этих процессов...» (Morris, Higgins & Bickel, p. 114-115).
Теория и методология
По мнению Гергена (Gergen, 1994), тот факт, что когнитивная психология основывается на философии немецкого рационализма (врожденные психические структуры организуют внешние сигналы, исходящие от мира), требует наличия лежащей в ее основе рационалистической теории, однако она вовсе не имеет метатеории (теории теории). Рационалистическая теория могла бы охарактеризовать людей как осуществляющих «поиск информации и формирование понятий» (р. 26), тогда как когнитивизм
112
предлагает лишь компьютерные аналогии. Далее, замечает Герген, когнитивизм должен иметь рационалистическую методологию, но не имеет ее. Поэтому он заимствует методологию бихевиоризма (эксперименты на испытуемых, контрольные группы, зависимые и независимые переменные, проверка гипотез, квантификация), которая основана на философии английского эмпиризма. Этот факт неизбежно приводит когнитивизм к противоречиям. Представление о том, что индивид использует врожденные когнитивные механизмы для структурирования информации, исходящей от мира, означает, что он не может претендовать на точное знание о внешнем мире, поскольку его репрезентации определяются характером когнитивной системы. Следовательно, ученый не может считаться носителем знания о какой-либо части мира, включая когнитивную систему. Далее, любые попытки устранить когнитивное смещение будут сведены на нет в силу тенденциозности когнитивных схем, требующихся для обработки информации. Испытуемые, участвующие в экспериментах, также являются заложниками своих ментальных схем, что делает их неспособными удовлетворять критериям рациональной методологии. Короче говоря, Герген утверждает, что когнитивная психология не основана на философии науки, оправдывающей когнитивную метатеорию; а поскольку методология эмпиризма, которую она использует, не согласуется с ее теоретическими притязаниями, данная методология не может использоваться как подтверждающая их4.
Критика и контркритика
Вера и Саймон (Vera & Simon, 1993) утверждают, что обращение к средовому контексту (в особенности, как он трактуется в работах Гибсона) не является необходимым, поскольку среда и функциональные значения объектов репрезентируются в голове. Уэллс (Wells, 1996) возражает, указывая на то, что собственное признание когнитивистами того, что «внешние реальные жизненные ситуации слишком сложны и многоплано-вы, чтобы быть полно и точно отраженными машинными внутренними моделями этих ситуаций» (Vera & Simon, 1993, p. 46), противоречит отстаиваемым ими же претензиям, согласно которым символические репре-зентационные системы универсальны и способны репрезентировать любую ситуацию во внешнем мире. Уэллс утверждает, что вопреки заявлениям Веры и Саймона, «теория ситуативности» («situativity theory») не может рассматриваться как входящая в состав когнитивизма; они представляют собой конкурирующие подходы. Находятся критики критиков когнитивизма (Baars & McGovern, 1994), упрекающие последних в том, что они не приводят (в книге, которую анализируют авторы) свидетельств, альтернативных
когнитивизму. Однако Марр (Магг, 1988) утверждает, что исследования не могут установить истинность одной либо другой системы: она может быть установлена только в результате логического анализа рассматриваемых вопросов.
В работе Кранца (Krantz, 1969), посвященной изучению более ранних психологических систем, также затрагивается вопрос о теоретических основаниях научных разногласий. Автор находит, что сравнение экспериментальных результатов, полученных структуралистами (Титченер) и функционалистами (Болдуин) в конце XIX в., неправомерно в силу совершенно различного контекста, в котором формулировались утверждения спорящих сторон. Возможно, формулировка постулатов, на которых основываются различные психологические системы, сделает причину их разногласий более ясной.
ВЫВОДЫ
Когнитивизм однозначно возвратил когнитивное поведение в ведение психологии после того, как эта разновидность поведения была проигнорирована рядом школ бихевиоризма (хотя и рассматривалась некоторыми другими, менее известными системами). Вследствие этого факта когнитивное поведение практически наверняка останется важной частью психологии. Когнитивизм также способствовал тому, что конструкты компьютерной обработки информации и ментальных репрезентаций прочно утвердились в психологии и других науках. Возможно, что в будущем, в значительной степени вследствие этой инсти-туциализации, данный подход сохранит господствующее положение в психологии, оставляя лишь ограниченное место другим подходам, как это происходит сейчас. Если учесть, что студенты психологических факультетов, прошедшие подготовку в духе когнитивизма, продолжают работать в этом направлении, что как специализированные, так и общенаучные журналы поддерживают когнитивную «парадигму» (пользуясь термином Куна [Kuhn, 1970]), что члены комиссий, рассматривающих вопросы о предоставлении грантов, и комитетов, решающих вопросы о присуждении ученых степеней, в большинстве случаев придерживаются когнитивистской ориентации и что карьера большинства крупных ученых связана с этой системой, мы не можем ожидать, что перемены могут произойти легко, так как другим психологическим системам трудно конкурировать с когнитивиз-мом. Мы также не можем сказать, что когнитивизм представляет собой кумулятивную систему знаний, развитие которой в конечном итоге приведет к сме-
4 Хотя Герген в равной степени критикует и бихевиоризм, он находит, что последний характеризуется наличием связной метатеории и последовательной методологии, основанных на эмпиризме.
113
не парадигмы, как, согласно точке зрения Куна, это происходит в физике.
И все же несмотря на то, что некоторое время назад в американской психологии доминировал методологический бихевиоризм, он был оттеснен или ассимилирован когнитивизмом, перенявшим многие его отличительные особенности (хотя анализ поведения занимает те же позиции, что и несколько десятилетий назад). Существует также другая возможность того, что многочисленные критики, не разделяющие данный подход, и немногочисленные критики, выступающие от имени самого когнитивиз-ма, смогут сформировать серьезную конкурирующую с ним контрсилу, подчеркивающую, что когни-ции представляют собой события, заключающиеся во взаимодействии взаимозависимых организма и среды, что большое значение имеет история организма и что индивидуум является адаптирующимся организмом, а не компьютерным мозгом. В рамках такого подхода может быть предпринята попытка организации исследований, в которых будут приниматься во внимание сложные взаимозависимости, а не только экспериментальная проверка простейших элементов. Вероятно, на первый план при этом выйдут системы, тем или иным образом сочетающие ориента-
цию на сложные взаимозависимости и сохранение конструктов мозга как информационного процессора, например, коннекционистская система.
На сегодняшний день, однако, когнитивизм и его многочисленные разновидности прочно укоренились в официальной научной традиции, которая укрепляет и подпитывает его. Голоса критиков имеют лишь незначительный резонанс. Было бы интересно стать свидетелем поединка между Голиафом и многими маленькими Давидами, который ждет нас в будущем. Однако следует отметить, что Голиаф представляет собой скорее множественную личность, чем единое существо. Его составляют весьма многочисленные и разнообразные компоненты и полемизирующие точки зрения. Основное сражение, возможно, развернется как раз между этими конкурирующими друг с другом личностями, часть из которых полностью остается во власти ортодоксальных компьютерных аналогий, тогда как другие в процессе своего развития отходят от традиционных конструктов и приближаются к рассмотрению взаимодействия организма и среды. Возможно, последние являются лишь отклонением от основного русла, и традиционалисты одержат верх. Хочется надеяться, что это сражение будет объединяющим.