Любовь Киселева (Тарту)
Если самым выдающимся славистом в Тарту в XIX в. был И. А. Бодуэн де Куртене, то в XX в., конечно, Юрий Михайлович Лотман. Ниже речь пойдет лишь об одной грани его деятельности в Тартуском университете, и я постараюсь показать, какой смысл, с моей точки зрения, он вкладывал в работу заведующего кафедрой1. Я далека от мысли приписывать все, что делалось в 1960–1970-е годы на кафедре русской литературы, усилиям одного заведующего. Это было бы наивно и несправедливо. По глубокому убеждению самого Лотмана, кафедра может действовать только как единство всех ее членов. Кроме того, Юрий Михайлович начал свое заведование не на пустом месте. Он всегда ощущал себя преемником своего предшественника Б. Ф. Егорова, которого высоко ценил. Лотман также мыслил себя частью высокой традиции российского и европейского высшего образования, ориентируясь на своих учителей — профессоров Ленинградского университета (преемников филологической школы старого Санкт-Петербургского университета), а также на историю Тартуского университета, которую знал, любил и ценил2.
Когда мы говорим о Лотмане-заведующем, проблема организаторского дара приобретает актуальность. Начну с эпизода, о котором Юрий Михайлович любил рассказывать и которым гордился. Р. О. Якобсон, побывав в Тарту и Кяэрику в конце 1960-х гг., сказал, что Лотман — прекрасный организатор. При этом Юрмих3 всегда с лукавой усмешкой добавлял, что с этим отзывом никто из его друзей и близких, а тем паче из университетского начальства не согласится, но что, мол, Якобсон — единственный человек, который его правильно понял. Воздержимся от выводов, пусть факты говорят сами за себя.
Известно, что Ю. М. Лотман приехал в Тарту в 1950 г. после окончания Ленинградского университета и после долгих мытарств в поисках работы в родном городе, когда ему удалось получить преподавательское место в тартуском Учительском институте4. Однако академическая его карьера всецело связана с Тартуским университетом, где он начал свою работу на кафедре русской литературы — сначала на почасовых основаниях (с 15.09.1950 г.), потом — по совместительству на полставки старшим преподавателем (параллельно продолжая работать в Учительском институте). С 1.09.1954 г. занял штатное место доцента5, а с 1962 г. — профессора; в 1960 г. он сменил Б. Ф. Егорова на посту заведующего кафедрой (приказ ректора был подписан 8.07.1960 г.). 6 января 1977 г. Ю. М. Лотман был вынужден подать заявление об освобождении его от должности заведующего — «в связи с ухудшившимся здоровьем». Здоровье, действительно, было не в лучшем состоянии, но подлинные причины заключались в усилившемся административном давлении, которое, в свою очередь, было вызвано указаниями компетентных органов. «Добровольное» заявление помогало избежать дополнительных неприятностей и унижений. Вскоре вердикт был вынесен, и 16.02.1977 г. Лотман был перемещен с поста заведующего на место профессора, а с 1.09.1980 г. и вовсе переведен на кафедру зарубежной литературы. Он невесело шутил, что высылка Солженицына на Запад может объяснить, почему профессор по русской литературе работает на зарубежной кафедре.
Таким образом, на посту заведующего кафедрой русской литературы Тартуского университета Ю. М. Лотман проработал немногим более шестнадцати с половиной лет — с июля 1960 по февраль 1977 г., но эти годы составили эпоху в науке, эпоху в истории Тартуско-Московской школы, в истории Тартуского университета и, конечно же, отделения русской и славянской филологии.
В настоящее время основной административной единицей в университете является отделение, в лотмановские времена это было не так, базовой единицей была именно кафедра. Однако в его сознании кафедра была не просто местом работы и уж, конечно, не административной единицей, а живым организмом, за само существование и за жизнедеятельность которого он был в ответе.
1. «Кадры решают всë».
Как свидетельствует справочник «Структура и личный состав Тартуского государственного университета» (“Tartu Riikliku Ülikooli struktuur ja isikuline koosseis”), изданный в 1961 г. и содержащий данные на июнь того года (как раз первый год заведования Ю. М. Лотмана), кафедра русской литературы имела в своем штатном расписании шесть ставок (две с половиной — доцента и три с половиной — старшего преподавателя) и состояла из восьми человек. Доценты: Ю. М. Лотман, В. Т. Адамс, Б. Ф. Егоров (полставки). Старшие преподаватели: кандидаты филологических наук З. Г. Минц и П. С. Рейфман (полставки) и преподаватели без степени: С. Г. Исаков, а также В. И. Беззубов и Й. А. Фельдбах (оба на полставки). Таким образом, в составе кафедры не было ни одного доктора наук и ни одного профессора. Уже очень скоро ситуация меняется. Сам Лотман защищает докторскую диссертацию, становится профессором. Кандидатскую диссертацию защищает С. Г. Исаков. Егоров окончательно покидает кафедру. Зато в 1963 г. приходит неожиданное пополнение: Ю. М. Лотман добился перевода с кафедры русского языка известного диалектолога Т. Ф. Мурниковой (1913–1989), которой грозило увольнение из университета по религиозным мотивам6. Это был типично лотмановский жест: он всегда был деятелен в отстаивании интересов своих коллег, часто в ущерб собственным. Результатом активной позиции заведующего, продуктивной работы всей кафедры и доброжелательности университетского руководства (в первую очередь ректора Ф. Д. Клемента) явился кадровый рост: в 1967 г. — уже девять ставок, а осенью 1976 — десять.
В конце 1960 — начале 1970-х происходит резкое омоложение кафедры. В 1969 г. уходит на пенсию Фельдбах (в сталинские времена присланный в университет для идеологического контроля и бывший на кафедре инородным телом)7, в 1974 г. — В. Т. Адамс (1899–1993) и Т. Ф. Мурникова. В конкурсе на освободившиеся места старших преподавателей Лотман призывает участвовать А. Э. Мальц (работавшую на кафедре с 1967 по 1999 гг.; в 1967–1974 гг. — в должности старшего лаборанта) и Л. Н. Киселеву (с 1970 по 1974 гг. занимавшую должность лаборанта). Юрий Михайлович всегда рассматривал лаборантские места как «трудовые резервы», как этап для будущей преподавательской карьеры, поэтому из нынешних работников Тартуского университета лаборантами кафедры русской литературы были С. Г. Исаков (еще в долотмановские времена), Л. Н. Киселева, Н. Г. Пустыгина (преподает в Нарвском колледже), П. Х. Тороп (заведует отделением семиотики).
В конце 1960-х гг. открылся еще один «резерв»: кандидаты наук П. С. Рейфман, З. Г. Минц, С. Г. Исаков один за другим переходят на должность старшего научного сотрудника (т. е. уходят в двухлетнюю докторантуру). Вместо них на временные ставки берут новых преподавателей, что дает возможность привлекать новые силы (с надеждой со временем добиться их перехода на постоянное место). Не все здесь получается гладко. В 1968 г. приехал в Тарту П. А. Руднев, которому удалось создать на кафедре свое направление исследований — стиховедческое, собрать вокруг себя активный студенческий стиховедческий семинар (его выпускниками являются, в частности, М. Ю. Лотман и С. А. Шахвердов). Однако в 1972 г. Рудневу пришлось покинуть Тарту, т. к. постоянных мест одновременно для него и его жены Л. П. Новинской добиться не удалось. Отъезд П. А. Руднева воспринимался всеми как большая потеря для кафедры.
Продолжалась полоса защит. Приведем полный список диссертаций, защищенных сотрудниками кафедры русской литературы за период заведования Ю. М. Лотмана (сент. 1960 — янв. 1977):
Докторские
Лотман Ю. М. Пути развития русской литературы преддекабристского периода. — 1961.
Рейфман П. С. Отражение общественно-литературной борьбы на страницах русской периодики 1860-х годов. — 1972.
Минц З. Г. Александр Блок и русская реалистическая литература XIX века. — 1972.
Исаков С. Г. Русская литература в Эстонии в XIX веке. — 1974.
Кандидатские
Исаков С. Г. Прибалтика в русской литературе 1820-х — 1860-х годов. — 1962.
Беззубов В. И. Леонид Андреев и русский реализм начала XX века. — 1968.
Руднев П. А. Метрика Александра Блока. — 1969.
Душечкина Е. В. Художественная функция чужой речи в Киевском летописании. — 1973.
Чернов И. А. Литературная культура русского барокко (пути и методы изучения). —1975.8
На момент ухода Лотмана с поста заведующего кафедра имела двух профессоров (Ю. М. Лотман, П. С. Рейфман), трех доцентов (из них двое — З. Г. Минц, С. Г. Исаков были докторами наук9; один — В. И. Беззубов — кандидатом), и пятерых старших преподавателей, из которых двое уже были кандидатами наук (Е. В. Душечкина и И. А. Чернов) и трое (А. Э. Мальц, Л. Н. Киселева, П. Х. Тороп) — без степени (двое защитили свои диссертации позже). Никто из «кафедралов» даже не приближался к пенсионному возрасту: старшему Ю. М. Лотману в 1977 г. исполнялось 55 лет, младшим (Киселевой и Торопу) — 27.
Таким образом, две тенденции кадровой политики Лотмана-заведующего прослеживаются отчетливо: укрепление научного потенциала кафедры и омоложение состава, смена поколений. Это были принципиальные лотмановские установки, которые шли вразрез с общей ситуацией на факультете и вообще с кадровой политикой советских вузов.
2. Научная жизнь кафедры.
Для самого Лотмана работа — преподавание и занятие наукой (обе составляющих были неразрывны и перетекали друг в друга) — была органической частью его жизни. От всех недугов он лечился работой. Так было всегда, особенно это стало очевидно в последние годы и месяцы жизни: смертельно больной, в весеннем семестре 1993 г. он читал лекции, за месяц до кончины диктовал статью и давал интервью. Но вот пример из другой эпохи. Приведу цитату из письма ко мне, написанного Ю. М. Лотманом 24.01.1981 из Москвы, где он был на конференции. Письмо грустное: Юрий Михайлович выражает недовольство конференцией, говорит об общем научном кризисе и потом дает автокомментарий к собственному настроению: «Занимался в этот раз мало. Это тоже не способствует».