В предшествующих главах изображены основные изменения, происшедшие в Запорожье, такие, как украинизация, переход к новой экономической системе и возникновение новой политической системы, спад промышленного производства и сельского хозяйства. В этой главе читатель шире познакомится с рассуждениями авторов по поводу изменений в обществе, в особенности, по поводу переориентации общества на другие нравственные ценности и моральные нормы. Здесь читатель найдёт также рассказ о различных изменениях взаимоотношений между отдельными группами общества и внутри этих групп.
“Сталинский” социально-психологический синдром
Запорожское общество является плодом исторически сложившихся в регионе социальных отношений. История драматически отразилась на отдельных людях, из которых состоит Запорожское общество. Хотя отличий между людьми здесь ничуть не меньше, чем между жителями других мест на Земле, но, вместе с тем, отчётливо просматривается определённый набор отношений к тем или иным событиям, явлениям и вещам, который выработался и развился у жителей Запорожья, начиная со сталинского времени, в коммунистическую эпоху.
Коммунистическое и царское прошлое породило такую систему ценностей и поведенческих норм, которая достаточно стойка и способна к самовоспроизведению. Можно выделить определённые составляющие свойства синдрома: царизм и коммунизм сформировали культ силы, которая является атрибутом власти и вместе с тем сочетается со слабостью общественной позиции рядовых граждан и отсутствием оппозиции существующей власти.
Абсолютистская власть была законом. Самоорганизация общества полностью отсутствовала при царском режиме. Позже желание правящей партии контролировать все аспекты социальной жизни привело к контролемании. А вследствие этого выработалось стойкое отвращение большинства рядовых честных граждан к участию в процессе управления, нежелание брать на себя ответственность. Инициатива не только не приветствовалась, но была наказуема. Свободомыслие истреблялось, в том числе, и в университетах. Правящая партия выработала упрощённый взгляд на мир, основанный на исключении противоположной точки зрения. Все взгляды и представления, не совпадающие с партийными, объявлялись ошибочными и вредными. Государство, в принципе, взяло на себя заботу почти обо всём в личной жизни человека - от рождения до могилы. Это привело ко всеобщей пассивности.
Пренебрежение правдой в жизни общества, абсолютистская власть и беззаконие породили недоверие как существенную черту в жизни людей. При выборе лиц на влиятельные посты решающую роль играла лояльность, а вовсе не компетентность. Это породило некомпетентность на всех уровнях. Знающие, опытные, образованные люди часто были изгоями общества. Предпочтение послушных повлекло за собой появление большого числа работников, которые затруднялись решить любую поставленную перед ними задачу.
Характерные свойства сталинского социально-психологического синдрома стали наиболее заметны при Сталине, хотя многие из них развились ещё в царское время и изображены в русской литературе ХIХ века. Начиная с гоголевских “существователей” и покорных любому самодуру “глуповцев” Салтыкова-Щедрина, до гончаровского Обломова и чеховского Гаева, проблема пассивности и инертности русской аристократии и интеллигенции, да и широких слоёв населения, поднималась неоднократно. А что касается всеобщей подозрительности, пошлой благоглупости, некомпетентности и склонности к доносам, абсолютной лояльности и контролемании - то здесь нельзя не вспомнить Молчалина из комедии Грибоедова “Горе от ума”, гоголевского Держиморду и чиновников из ”Ревизора” и “Мёртвых душ”, чеховского околоточного надзирателя и “Человека в футляре”, всех этих лебезящих и трепещущих перед начальством “толстых и тонких”, и конечно градоначальников города Глупова, чьи жизнеописания, появившиеся из-под пера Салтыкова-Щедрина в ХIХ веке, всё никак не станут только фактом истории литературы - до того их подвиги напоминают нам деяния советских да и постсоветских руководителей всех рангов. А караси-идеалисты, вяленые воблы и премудрые пескари из сказок Салтыкова-Щедрина тоже по-прежнему проживают среди правоверных последователей как красной, так и жёлто-блакитной идеи, да, впрочем, и среди ругателей всяких идей.
Драматически преломились проблемы русской интеллигенции в творчестве Ф.М.Достоевского, герои которого бесконечно страдают от невозможности изменить мир. Все гибельные уродства русской действительности терзают сознание самых совестливых и пытающихся быть активными. Невозможность революционного насилия, проповедуемого социалистами, и, вместе с тем, бессилие перед наступающей на горло жестокостью буржуазного мира, создают ад в душах его героев. Глубоко волновала проблема участия личности в истории и тема личной ответственности каждого за судьбу общества двух русских национальных гениев - Александра Пушкина (драма “Борис Годунов”) и Льва Толстого, лучшие герои которого, проходя сквозь заблуждения и преодолевая иллюзии, не отступают от жизненной правды и стремятся к добру и гармонии, а безнадёжно погрязшие в тщеславии и эгоистическом желании славы и власти - правят страной по праву крови и силы. Философы Н. Бердяев и В. Розанов также неоднократно писали об отсутствии инициативы как о типичной черте русского характера.
В ХХ веке, хотя бесы Сологуба и Булгакова значительно измельчали, по сравнению с бесами Достоевского, но о том, как уютно они себя чувствуют в душах и домах российских обывателей, можно узнать из книг не только упомянутых авторов, но и из писаний Леонида Андреева и Максима Горького.
На седьмой год после развала Советской империи и провозглашения независимости Украины приходится с болью констатировать, что “Хомо советикус”, увы, всё ещё жив. Мы с горечью пользуемся для обозначения распространённого понятия этим несправедливым и обидным термином. Ведь те черты, что под ним подразумеваются, - результат всей истории России, а не достижение семидесяти советских лет. Но в советскую эпоху этот синдром стал более очевиден, поскольку приобрёл тотальный характер.
Однако, так или иначе, с переходом к рыночной экономике обстоятельства жизни, в которых оказались жители Запорожья, фундаментально изменились. Приходится изменить привычным стереотипам и ценностям, выработанным в прошлые десятилетия, и абсолютно не соответствующим сегодняшнему дню.
Прежде всего, сейчас наблюдается свободное падение, в котором оказался каждый после снятия государственной опеки над гражданами, сопровождавшей прежде жизнь индивидуума от рождения до гробовой доски. Переход от плановой жизни, в которой почти не было места личной инициативе, к жизни, в которой личная инициатива - решающее условие выживания. В результате этих изменений, однако, не произошло взрыва предпринимательской деятельности и производства новых товаров и услуг. Вместо этого наблюдается защитная реакция, выразившаяся в использовании хорошо известных по досоветской эпохе видов деятельности: возделывание приусадебных и садовых участков, огородов, продажа излишков на базаре. Или расширение системы услуг между друзьями, которая существовала и в советские времена, по принципу: ”Я тебе, ты - мне”. Видимый эффект, полученный от возделывания земельных участков - феноменальное увеличение базара. Для большинства потерявших рабочее место первой же возможностью заработать деньги становилась торговля на базаре. Как видим, большинство людей направило усилия на примитивные формы экономики, которые чаще всего не дают дохода, достаточного для достойной жизни.
Следствие этого - отчаяние и бездействие. Люди не могут приспособиться к новым условиям и опасаются за своё будущее. В результате многие прибегают к традиционным средствам забытья: алкоголю и наркотикам. Алкоголизм наблюдается даже в большей степени, чем раньше, а употребление наркотиков среди молодёжи стало широко распорстранённым явлением.
Другим компонентом, который стал настойчивее проявляться в переходную эпоху, но развивался ещё при коммунизме, является отсутствие чётких моральных ориентиров и нравственный вакуум. Казалось бы, в советское время тоталитарная воля правящей партии препятствовала распространению в народе таких вещей, которые вообще считаются аморальными, как, например, воровство. Когда же тоталитарная власть рухнула и не была заменена другой крепкой дисциплинирующей, устрашающей силой, многие люди, кажется, перестали понимать, что хорошо, а что дурно. Стремительное распространение того, что всегда считалось безнравственным, произошло, вероятно, не только потому, что наступило беззаконие в обществе, не имеющем сил противостоять распространению преступности, но и в связи с недостаточностью, шаткостью внутриличностных моральных устоев. Социальные учреждения, которые традиционно поддерживали общественный порядок, сами по себе были ослаблены или разрушены. Помимо разрушения движущей силы партии, авторитет семьи также был подорван, что связано с большим количеством неполных семей. Упадок официального контроля обострил упадок контроля социального.
Представления общества о воровстве чрезвычайно интересны и в корне расходятся с уголовным кодексом. Кража государственного имущества никогда не рассматривалась большинством как преступное, предосудительное действие. Даже девиз такой появился: ”Если не воруешь у государства, значит, воруешь у семьи”. Хищение государственной собственности постепенно получило массовое распространение в советские времена. Что же касается частной собственности, то, её кража всегда осуждалась, как аморальное, преступное действие. С наступившей “либерализацией”, присвоение государственного имущества стало весьма распространённым явлением, и это массовое воровство практически невозможно остановить, так как общественная мораль к нему при сложившихся обстоятельствах (кризис производства, нищета, безработица, отчаяние) продолжает относиться чрезвычайно снисходительно.