Таким образом, законодатель в ходе осуществления своей правотворческой функции должен учитывать не только требования юридической техники и изменения в правовой идеологии, но и реально существующие материальные и духовные потребности и интересы индивидов и социума. Вместе с тем, это не означает, что законодатель должен лишь регистрировать в позитивном праве реально сформировавшиеся особенности правосознания. Законодатель может и должен способствовать его формированию, осуществлять правовое воспитание, формируя органичную правовую культуру.
В современной государственной политической и правовой идеологии в России в качестве приоритетного направления избрана концепция правового государства, опирающаяся на систему базисных ценностей, сформировавшуюся в цивилизованных западных странах. Эта система предполагает индивидуальную свободу и личную ответственность, демократический характер отношений граждан и власти, понимание справедливости и равенства прежде всего как равенства возможностей, используемых гражданами преимущественно для повышения собственного благосостояния, и, соответственно, священный характер неприкосновенности частной собственности.
Такая система ценностей формировалась в западных странах на протяжении нескольких столетий и обусловлена историческими особенностями их политического устройства, религии и всей социальной и культурной организации общества.
Между тем, Россия в этом отношении традиционно отличалась от этих стран практически во всех аспектах. Безусловно, влияние западной культуры, начавшееся еще с конца 17-го века и достигнувшее в последнее десятилетие своего апогея, наложило свой отпечаток и на российскую самобытность, но не смогло ее полностью ассимилировать в силу инертности и преемственности общественного сознания. Даже после коренного перелома конца 20-го века российское общественное сознание обладает достаточно устойчивыми самобытными духовными стереотипами, определяющими понимание мира, способы жизнедеятельности, связь личности и общества, личности и государства.
Рассмотрим основные такие культурно-исторические и политико-правовые особенности российского самосознания, которые должны учитываться в процессе разработки правовой идеологии и формирования правового государства.
Наиболее, на взгляд автора, крупный пласт политических и правовых стереотипов в российском правосознании связан со структурой государственной власти и ролью личности главы государства.
Во-первых, глава государства в России традиционно не воспринимается как гражданин, как субъект права: на протяжении многовековой истории иерархия государственной власти строилась на безусловном и абсолютном подчинении всех индивидов какому-либо одному лицу (царю, императору, «вождю»). Это лицо олицетворяло всю правовую систему и могло «стоять» только над ней.
Если основа римского права состоит в совершенстве законодательства, естественного права – в признании прав и свобод граждан, то специфика российского правообустройства традиционно строилась на авторитете личности, олицетворяющей сильную и справедливую власть. Высказывается также мнение ([11]), что этот феномен связан с глубокой религиозной подоплекой российского правосознания, поскольку она имеет в основе также авторитет всесильного и справедливого Творца. Как известно, царь (император) в дореволюционной России выступал не столько как орган, институт власти, но как помазанник Божий.
В российской правовой действительности такая персонализация государственной власти характерна и до настоящего времени. Как следствие она ведет к централизации власти. История показывает, что самую высокую популярность имели именно те главы государства, которые представляли сильную централизованную власть. Децентрализация власти традиционно рассматривается как слабость государства, даже если такие процессы происходят под лозунгом демократии и либеральности.
Другим следствием этого феномена является структурное изменение государственной власти, отказ от принципа разделения властей. Конечно, на современном этапе этот принцип официально не отвергается, поскольку он заложен в Конституции РФ (ст.10). Однако на практике он не реализуется в полной мере. Особенностью российской правовой системы – как в царское время и в советскую эпоху, так и в настоящее время – является так называемое «указное право».
Этим термином подчеркивается то, что нормотворческая деятельность главы государства формирует правовую действительность без являющихся требованием государства правового характера особенностей, присущих нормотворческой деятельности законодательной власти, зачастую вступает с ней в противоречия и приводит к юридическим коллизиям. Чрезвычайно фундаментально и интересно эта проблема была исследована Лукьяновой Е.А. [12]. Ею было высказано несколько интересных мыслей, в частности то, что именно феномен указного права привел к вечной российской проблеме расширительного понимания закона и двойной трактовке термина «законодательство», что, как она действительно справедливо заметила, вносит серьезную путаницу в иерархию нормативных актов и приводит к проблемам в правоприменительной практике. Кроме того, по ее мнению, именно с целью обеспечения Президента РФ традиционно широкими правотворческими полномочиями главы государства и были допущены разработчиками Конституции РФ 1993 г. умолчания (пробелы) о «необходимости контрассигнации указов, об их недействительности без утверждения парламентом, о процедуре разрешения коллизий между законом и указом», что фактически обеспечило «условия для полного произвола указного права в России».
Лукьянова Е.А. также подчеркивает, что усиление указного права в последнее время свидетельствует о том, «насколько глубоки в нашем правосознании исторические корни и живучи национальные стереотипы поведения».
Другая связанная с вышеуказанной проблема российского правосознания заключается в том, что законодательство, позитивное право признается чем-то преходящим, теоретическим, а основная роль отводится воли тех или иных должностных лиц. Как следствие, чрезвычайно широко распространено соблюдение различных подзаконных актов, ведомственных инструкций, даже если они противоречат законам, так называемое телефонное право. Это характерно и для современной России, и, как пишет Степин В.С., для советского периода [19].
Очевидно, впрочем, что истоки этой проблемы уходят в прошлое еще глубже. Возможно, что особенность российского правосознания заключается также в существенно отличающемся от западного понятии о равенстве граждан: россияне могут признавать неравенство справедливым.
Так, И.А. Ильин как проповедник монархического государства и монархического правосознания утверждал одним из принципов государства принцип неравенства. В его концепции люди не равны от природы и в духе и уравнять их никогда не удастся, поэтому провозглашаемое республиканцами равенство является предрассудком, а для России оно вообще неприемлемо, так как «монархическое правосознание склоняется к признанию того, что люди и перед лицом Божиим, и от природы разнокачественны, разноценны и потому естественно должны быть не равны в своих правах» (цитата по [7]).
Еще одной важнейшей особенностью российского правосознания является специфика соотношения индивида и общества. Для российского общества характерна соборность, тогда в западной концепции господствуют идеалы индивидуализма.
Эта тема получила свое наибольшее развитие в работах российских ученых 19-го – начала 20-го века, однако можно утверждать, что такая тенденция правосознания сохранилась и в советское время: соборные черты общественной жизни были во многом воссозданы в жизни производственных и социальных коллективов советской эпохи.
В непосредственной связи с идеей соборности находятся и стереотипы российского правосознания в отношении проблемы частной собственности. Если в западной концепции частная собственность и ее неприкосновенность являются краеугольным камнем миропорядка, то в России в этом отношении существует значительная дифференциация. Традиционно лишь незначительные слои населения заботились этим вопросом, а у остальных было негативное или индифферентное отношение. Такое положение по известным причинам сохранилось и в советское время. В этом отношении очень интересно мнение немецкого публициста К. Эггерта, изложенное в начале 90-х годов: «видите ли, восточные немцы просто не способны работать так, как того требует рыночная экономика… У них отсутствует уважение к собственности, будь то пиджак или фабрика. А без этого качества нормальную экономику не создать» (цитата по [6]).