Но если преподобный Кукша (будем все же называть его привычным именем, освященным церковной традицией) действительно стал основателем монастыря, то это говорит о многом. Для того, чтобы создать новую обитель в стольном Киеве, необходимо было обладать и высоким духовным авторитетом, и соответствующим положением в обществе, и, главное, немалым богатством. Как правило, основателями монастырей в древней Руси становились представители привилегированных слоев общества - чаще всего, князья или бояре, но в любом случае состоятельные люди. Впрочем, принадлежал ли к их числу преподобный Кукша, мы не знаем, поскольку, повторимся, предположение о том, что именно его имя отразилось в названии киевского Купшина монастыря, остается не более чем догадкой. Но вот о его духовном опыте и достаточно большом авторитете в монастыре (по крайней мере, в Киево-Печерском) можно говорить вполне определенно и на основании имеющихся у нас бесспорных данных. Напомним, что у преподобного имелся ученик, вместе с которым он и отправился в Вятичскую землю(18); следовательно, он был человеком опытным в иночестве, способным передать свой опыт другому, более молодому монаху. Таких людей называют старцами - независимо от их возраста. Знаем мы и о том, что инок Кукша получил священнический сан, то есть был иеромонахом (епископ Симон называет его священномучеником) - это тоже определенная ступень в духовном становлении инока.
3. Вятичи
Вятичская земля, в которую направился вместе со своим учеником преподобный Кукша, занимала совершенно особое место на политической карте Руси XI-XII веков. Согласно записанному в "Повести временных лет" преданию, вятичи (равно как и радимичи) пришли на свои земли откуда-то с запада, "от ляхов", - то есть иным путем, нежели остальные восточные славяне. Жившие в верхнем и среднем течении Оки и ее притоков (на территории нынешних Калужской, Брянской, Орловской, Тульской и Московской областей), вятичи позднее остальных восточнославянских племен вошли в состав Древнерусского государства и дольше сопротивлялись власти киевских и иных князей. Пожалуй, ни одно другое восточнославянское племя не причиняло столько хлопот правителям Руси. Напомним, что еще князю Святославу Игоревичу в 60-е годы X века дважды пришлось совершать походы в Вятичскую землю. В первый раз, в 964 году, дело, кажется, не дошло до войны: вятичи отказались платить дань киевскому князю, сославшись на то, что являются данниками хазар. Святославу пришлось воевать с хазарами, и лишь на следующий год после разгрома Хазарского каганата, в 966 году, вятичи были наконец побеждены и покорены. После смерти Святослава (972) вятичи отпали от Киевского государства. В 981-982 годах князь Владимир Святославич вновь дважды воевал с ними: после первого, вполне успешного похода "заратишася вятичи, и иде на ня Володимир, и победи я (их. - А.К.) второе"(19). Но смерть Владимира Святого (1015) опять привела к отпадению вятичей. По-видимому, до конца XI века они оставались независимыми от Киева и других политических центров Руси. Во всяком случае, судя по свидетельству анонимного "Сказания о святых мучениках Борисе и Глебе", вскоре после смерти Владимира его сыну Глебу пришлось добираться в Киев из Мурома (или, может быть, из Ростова) по Волге, а потом, мимо Смоленска, по Днепру - то есть непрямым, кружным путем, в обход в очередной раз "заратившейся" Вятичской земли. А половиной с лишним столетия спустя князь Владимир Мономах по поручению отца, князя Всеволода Ярославича, ходил к Ростову "сквозь вятичи" - позднее он особо ставил себе в заслугу этот поход, приравнивая его к своим военным подвигам. Именно Мономаху, по-видимому, и принадлежит главная заслуга в покорении Вятичской земли. В своем знаменитом "Поучении детям" князь Владимир Всеволодович, помимо прочего, вспоминал о том, как он две зимы подряд "в вятичи" ходил: "на Ходоту и на сына его", "и к Корьдну ходил первую зиму"(20). Летопись не упоминает этих походов, а потому их точные даты остаются неизвестными; скорее всего, Мономах воевал "в вятичах" во время своего княжения в Чернигове, между 1078 и 1094 годами. Не упоминается в источниках и вятичский город Кордно (или Корьдна), равно как и вятичский князь (или старейшина) Ходота. Судя по тому, что Мономаху пришлось воевать также и с его сыном, власть вятичских вождей в конце XI века носила наследственный характер.
В середине XII века название Вятичи вновь начинает мелькать в летописи - но уже не столько в этническом, сколько в географическом или даже политическом смысле. К этому времени единое Киевское государство окончательно распалось на множество самостоятельных княжеств. Большая часть земли вятичей вошла в состав Черниговского (а затем Новгород-Северского) княжества, а ее северные и северо-восточные окраины стали предметом притязаний со стороны не только черниговских и новгород-северских, но и ростово-суздальских, муромо-рязанских и смоленских князей. Во второй половине 40-х годов XII века именно здесь разворачиваются события междоусобной войны между суздальским князем Юрием Владимировичем Долгоруким и его союзником, новгород-северским князем Святославом Ольговичем, с одной стороны, и черниговскими князьями Давыдовичами, Владимиром и Изяславом, а также князем Изяславом Мстиславичем Киевским, с другой. Этим временем датируются и первые упоминания в летописи большинства вятичских городов, таких как Козельск, Дедославль, Брянск, Мценск, Карачев, Серенск, Мосальск, Воротынск, а также Москва, возникшая на самом крайнем северо-востоке Вятичской земли. К тому времени процесс "огосударствления" Вятичской земли, очевидно, уже в основном завершился. Надо думать, что миссия Кукши пришлась на период постепенного вхождения вятичей в политическую и государственную систему Древнерусского государства - то есть хронологически имела место между походами Владимира Мономаха и войнами Юрия Долгорукого. Это выглядит вполне закономерным. Как мы хорошо знаем из истории, проповедь христианства всегда в той или иной степени идет рука об руку с распространением и утверждением государственной власти, не знающей "ни вятича, ни древлянина" (перефразируя слова апостола Павла), но лишь христианина, поклоняющегося единому Богу и признающего власть единого князя.
Надо сказать, что вятичи дольше, чем другие восточные славяне оставались приверженцами языческой религии. В 70-80-е годы XI века киевский летописец, описывая прежние языческие обряды восточнославянских племен, специально подчеркивал, что ныне (то есть в то время, когда он писал свой труд) эти обычаи сохранялись именно у вятичей. "...Радимичи, и вятичи, и север (северяне. - А. К.) один обычай имели: жили в лесу, подобно всякому зверю, ели всё нечистое и срамословили пред отцами и пред снохами; и браков у них не бывало, но игрища между селами устраивали, и сходились на игрища: на плясанье и на всякие бесовские игрища, и тут умыкали жен себе, с какой кто сговорится; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, творили тризну над ним, и затем делали большую колоду, и клали на колоду мертвеца, и сжигали, и затем, собрав кости, клали их в небольшой сосуд и ставили на столпе на дорогах, что творят вятичи и ныне. Этого же обычая держались кривичи и прочие поганые (то есть язычники. - А. К.), не ведущие закона Божия, но сами себе творящие закон"(21). (В так называемом Летописце Переяславля Суздальского, памятнике, в своей основе XIII века, но сохранившегося в рукописи 60-70-х годов XV века, погребальные обычаи вятичей описаны несколько иначе: "...И когда кто умирал среди них, творили тризну великую, и затем складывали громаду дров великую, клали мертвеца и сжигали и затем, собрав кости, складывали в сосуд, и ставили на распутии на столпе, и в курганы ссыпали..."(22).)
Археологи подтверждают слова летописца. Обряд кремации (трупосожжения) просуществовал у вятичей значительно дольше, чем у других восточнославянских племен - по крайней мере, до конца XI - начала XII века, и в течение еще примерно полувека сосуществовал с обрядом ингумации (трупоположения). Однако и позднее вятичи совершали захоронения, в основном, по-язычески: переход к христианскому обряду погребения (в вырытых в земле могилах, а не просто на горизонте, и без обычного для языческих курганов инвентаря) произошел у них столетие спустя, приблизительно на рубеже XII-XIII веков. О медленных темпах проникновении христианства в эти земли свидетельствует и ничтожно малое количество христианских символов - нательных крестиков и иконок, обнаруженных в вятичских погребениях; причем чаще их находят в женских погребениях. Иначе говоря, первоначально, в пору знакомства вятичей с христианством, крестики и другие предметы христианского культа использовались лишь в качестве украшений(23).
Сложность христианского просвещения вятичей усугублялась еще и тем, что их земли были в основном покрыты густыми, трудно проходимыми лесами. Названия многих вятичских городов так или иначе связаны с ними. Так, название нынешнего Брянска первоначально звучало как Дебрянск, то есть происходило от слова дебрь - обрыв, склон, поросший густым лесом(24) (в современном значении: просто густой, дремучий лес). Известны были в Вятичской земле Шеренский лес, часто упоминаемый в летописи (его название отразилось в имени вятичского города Серенска, или Шеренска) и знаменитые Брынские леса, о которых рассказывается в русских былинах: именно через них "старый казак" Илья Муромец, будущий великий богатырь князя Владимира "Красного Солнышка", ехал из града Мурома к стольному Киеву. Именно здесь, в сердце древней Вятичской земли, и мнились позднейшим сказителям былин те "дороги нехожалые", среди которых свивали свои гнезда страшные "Соловьи-разбойники"...