Шепотом рассказывали истории, что пациенты разместившейся здесь психиатрической больницы, замечают иноков, слышат звон колоколов…
Может быть, это выдумка, а может быть, и действительно так…
Во всяком случае, когда приезжаешь в Важеозерский монастырь, когда выходишь на берег озера, что-то светлое и пронзительное входит в тебя в этом нестеровском пейзаже, и когда смотришь на отражения храмов в воде, не веришь, что их могло не быть в этой спокойной воде…
Помню, когда я первый раз приехал в Важеозерский монастырь, снова возникло странное ощущение, незыблемости того монастыря, о котором услышал я еще в детстве, в Вознесенье, того монастыря, который прозирали здесь насельники дома скорби.
Казалось, что об этом и разговаривали мы в трапезной с тогдашним экономом монастыря иеромонахом Тарасием, который сам, кстати сказать, происходит из поселка Вознесенье, на Свири.
Удивительно, но получалось, что иеромонах Тарасий связан с учениками преподобного Александра Свирского, как и сами основатели обители… Еще будучи священником на приходе, он восстановил на берегу реки Обоженки, где убили первого ученика Александра Свирского преподобного Андриана Ондрусовского, восстановил часовню. А после этого его перевели в монастырь, основанный двумя другими учениками Александра Свирского.
Нет-нет…
Разговор наш с отцом Тарасием был самым обычным.
Отец Тарасий рассказывал об игумене Илларионе, который уехал по делам в Петрозаводск, о диаконе Никифоре, который между службами кладет каменные ворота в монастырь.
Вот и все…
А рядом лежал на диване, вытянувшись во всю длину, монастырский кот Важик, и прозрачными, как озерная вода глазами внимательно наблюдал за отцом Тарасием, так что весь наш разговор, наверное, отражался в его глазах.
— А чем занимаются сейчас в поселке? — спросил я.
— Не знаю… — поглаживая Важика, сказал отец Тарасий.
— Не знаете? — удивился я. — Ну, а кто живет там? Лесорубы?
— Почему лесорубы… — отец Тарасий пожал плечами. — Врачи.
Я подумал, что он оговорился, но оказалось, что нет…
Когда закрыли в Интерпоселке сумасшедший дом, пациентов увезли, а врачи не все сумели выехать… Так и живут, только теперь уже не при сумасшедшем доме, а возле монастыря, основанном великими целителями Геннадием и Никифором Важеозерскими…
Такое вот странное отражение получилось.
И кажется, только тем и отличается оно от отражения, которое прозирали на Важском озере насельника дома печали в глухие атеистические десятилетия, что больше было тут наваждения, хотя это отражение и было вполне материальным.
И не нужно было и говорить, а и так само собою разумелось, что это наваждение тогда и рассеется, когда снова в прежнем величии отразятся в спокойной воде Важского озера древние стены монастырских храмов…
9.
Сейчас Важеозерский монастырь молитвами к отцам основателям его, трудами игумена Илариона с братией возродился сейчас...
Великими трудами — и нападения были, и церкви горели — удалось вырвать обитель из интерпоселковской трясины.
На берегу светлого Важского озера, где стоит между тремя березами крест на могиле блаженного инока Владимира, снова зазвучали в храмах молитвы.
Благодатны церковные службы.
Прекрасны они и в пышно украшенных столичных храмах, и в скромных сельских церквушках.
Но, пожалуй, нигде не видел я столько светлости, как во время вечерней службы в Преображенском, построенном Иоанном Кронштадским храме... За высокими окнами, совсем рядом, плескалось наполненное, казалось, не водой, а светом Важское озеро, и тихий свет его, мешаясь со светом белой ночи, как бы омывал каждое слово молитвы — пронзительно ясно и отчетливо, прямо из души, как стихи Рубцова, звучали они...
Все с кем бы я не разговаривал здесь, говорили об особой благодатности этого места, хотя многое приходится строить заново. И не только здания, но и самих себя. И — такое уж видно свойство у Важеозерской обители — словесному наполнению нетрудно найти здесь и соответствующее материальное воплощение.
Три года назад меня заинтересовала затейливая башенка, что возвышалась на границе монастыря с Интерпоселком.
— А это отец дьякон между службами кладкой занимается... — объяснили мне.
И вот теперь приехав в монастырь я обнаружил, что башенка превратилась в величественные, очень красивые ворота монастыря.
— Это отец дьякон так трудится... — полувопросительно, полуутвердительно сказал я, но мой собеседник, новый эконом монастыря отец Михей, отрицательно покачал головой.
— Нет! — сказал он. — Отец Никифор у нас уже иеромонах давно....