В современном обществе осталось немного праздников, которые объединяли бы различные слои урбанизированного социума, объединяли в ритуальном действии, форма которого относительно стабильна на протяжении десятилетий. Урбанизация, рациональное мировоззрение (и материализм как одна из его форм) и, на последнем этапе, массовая культура нанесли сокрушительные удары по ритуалу как сценарию человеческой жизни, и Новый Год остался фактически единственным календарным праздником, сохранившим отдельные черты ритуала (вне календарного цикла ритуалами до сих пор отчасти являются свадьба и похороны).
Смысл, значение ритуальных действий (новогодних в частности) современным человеком давно и прочно забыты, и в данном случае мы имеем дело с явлением, которое еще Тейлор определил как "пережитки", то есть механическое воспроизведение действий, некогда магически значимых [Тайлор.С. 65-120].. Нам показалось интересным рассмотреть в этой связи именно Новый Год, поскольку, как нам представляется, изначальная семантика ритуала сохранилась в этом празднике сравнительно хорошо и мифологические корни символики прослеживаются достаточно отчетливо. Этим двум аспектам и будут посвящены две части настоящей статьи.
Новый год – современный ритуал
Название заключает в себе дилемму: ритуал есть черта традиционной культуры; мы же попытаемся рассмотреть как ритуал часть культуры городской. В чем главное различие между этими двумя типами культуры? В их ориентации. А именно: традиционная культура ориентирована на воспроизведение текстов (в широком смысле слова), городская – на их порождение [Лотман. С. 4-8]. Так, представитель традиционной культуры строит дом на века, шьет такую одежду, которую донашивают дети или даже внуки, поет традиционные песни и т.д. В традиционной культуре древность объекта есть его достоинство: по прадедовским заповедям сделано! Сущность отличия городской культуры от традиционной концентрированно выражается коротеньким словом "мода". Мода – это не просто приоритеты сегодняшнего дня, но такие приоритеты, о которых точно известно, что завтра они ими быть перестанут. Поэтому за модой надо гнаться.
Бесконечная гонка – одна из причин психологического кризиса городской цивилизации. Отсутствие твердой опоры: едва ли каждая ценность является ценностью модной, то есть не просто преходящей, а заведомо преходящей. Отсюда наша ностальгия по ритуалу, ибо он обладает огромным психотерапевтическим воздействием, будучи веками отработанным сценарием выхода из кризисной эмоциональной ситуации. Для представителя традиционной культуры ритуал – единственно возможный способ переживания критических ситуаций [Байбурин 1993. С. 3.], в народной культуре все поворотные точки (как в жизни человека, так и в жизни социума) не просто преодолевались с помощью ритуалов, но вообще не имели неритуального оформления [Байбурин 1993. С. 22]. "Ритуал в архаическом и традиционном обществе стремится поглотить событие. Так, сами роды – лишь эпизод в структуре родильной обрядности. Ритуал рождения ребенка начинается гораздо раньше родов, а завершается через весьма продолжительное время после" [Байбурин. С. 38]. Поглощение события ритуалом отчетливо прослеживается в современном праздновании Нового Года – большинству людей трудно представить себе этот праздник вне привычных форм (о них см. далее).
Вернемся к психотерапевтическому воздействию ритуала. Учеными он был отмечен неоднократно (Ссылки см.: [Байбурин.С.10, 32]). Почему этот момент так важен? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно начать издалека – начать с основ мифологического мышления.
Л. Леви-Брюль в своем знаменитом противопоставлении логического и пралогического мышления определял второе отнюдь не как нелогическое, но как совокупность эмоциональных состояний, как эмоциональное восприятие действительности, не нуждающееся в логическом обосновании [Леви-Брюль.С. 28, 36, 87 и след.]. Согласно Леви-Брюлю, "мифологическое мышление" это, собственно говоря, не мышление, а эмоциональное переживание окружающего мира. Ученый полагает, что мифология порождается не поиском ответов на вопросы, а всплесками эмоций – их вызывает всё сколько-нибудь значимое. Для архаического человека мифологична вся действительность, которую он воспринимает; в частности, все поворотные точки жизненного и календарного цикла.
Что же в этом случае представляет собою ритуал как сценарий поведения? Из сказанного выше очевидно, что ритуал предписывает не только и не столько действия, сколько переживания, то есть на психическом уровне назначение ритуала – ввести эмоции в заданное русло, воспроизвести однажды уже испытанный эмоциональный подъем [Байбурин.С. 13]. Этим, кстати, объясняется невозможность присутствия зрителей при архаическом ритуале: ведь волна эмоций зрителя не захватит, а это недопустимо для участников. В этом отношении современное празднование Нового Года выглядит довольно сложно: с одной стороны, нам трудно вообразить, чтобы наше веселье в новогоднюю ночь наблюдал со стороны кто-либо безучастный, с другой стороны, именно под Новый Год мы непременно сами выступаем в роли зрителей – родители водят детей на "елки" и все в новогоднюю ночь смотрят праздничный концерт. Парадокс здесь в том, что быть зрителем этих выступлений – столь же непременная черта празднования, как елка и шампанское, то есть "быть зрителем" здесь тоже часть ритуала.
Любой ритуал – явление массовое, и Новый Год – не исключение. Коллективность празднования Нового Года – двухуровневая: это торжество одновременно и семейное, и всеобщее. Поскольку праздник необходимо отметить и тем, и другим образом, то он растягивается во времени – "елки", гуляния и т.п. начинаются задолго до первого января и заканчиваются спустя недели две. В этом, кстати, проявляется еще одна черта мифологического мышления: необходимость продублировать биологический процесс элементами культуры (то есть ритуалом), причем так, что биологически краткое в ритуале растягивается, а биологически продолжительное предстает как краткое (на материале семейной обрядности примеры см. в указ. книге А.К. Байбурина). Мгновенное наступление нового года (двенадцатый удар часов) растягивается в наших домах на все те дни или недели, что стоит елка.
Какова цель этого противопоставления природного и культурного? Или, говоря иными словами, каково мифологическое назначение ритуала? Ответ кроется в самой основе мифологического мышления – в противопоставлении "свое" и "чужое". Архаическому человеку всё "свое" представляется благим, всё "чужое" – загадочным и опасным, причем опасность таится не на физическом, а на магическом плане [Токарев. С. 86-90]. К сфере "чужого" относятся не только различные сверхъестественные силы (боги, демоны, малые божества, духи), но и представители соседних народов, а также животные [Баркова. 1998а. С. 3]. Но этого мало – любой процесс, которым человек не в состоянии управлять, воспринимается как иномирная сила, как хаос, вторгающийся в мир "своего". Эту хаотическую силу надлежит обуздать – и средством обуздания становится ритуал. Как видим, мы вернулись к ритуалам, связанным с жизненным и календарным циклами.
И последний вопрос. Почему именно Новый Год сохранил в современном мире ритуальные черты, почему не какой-либо иной календарный праздник? Архаическое мышление не знакомо с идеей постепенного развития, для такого мировосприятия появление чего-то нового обуславливается гибелью старого. Чтобы родился новый год, старый должен умереть. Но время – неотъемлемый фактор всей картины мира, обрыв во времени (смерть года) есть обрыв в бытие мироздания, то есть с концом года мир гибнет и должен родиться новый. Ежегодное крушение и возрождение мира – вот что такое в основе своей любой новогодний ритуал. И неудивительно, что он сохранился даже тогда, когда все остальные традиционные ритуалы ушли из нашей жизни.
Несколько слов об архаических формах празднования Нового Года. Новогодние ритуалы так или иначе воспроизводили миф творения – то есть мир под новый год творился заново. "Собственно, ритуалы для того и исполняются, чтобы восстановить прошлое и сделать его настоящим" (Цит. по: [Байбурин.С. 32]), – это суждение Э. Дюркгейма не абсолютно, но к нашему празднику применимо всецело. Так, в Вавилоне к Новому Году приурочивалось театральное действо, посвященное победе громовержца Мардука над исполинской змеей Тиамат – одолев врагиню, Мардук сотворил из ее рассеченного тела землю и небосвод [Я открою тебе сокровенное слово. С. 37-42]. Почти во всех мифологических системах творение мира есть творение света и огня, – поэтому у многих народов (и в частности у славян) под Новый Год тушили все огни и добывали новый, причем древнейшим священным способом – трением. Важно отметить, что идея регулярного обновления служит в традиционном обществе залогом сохранения миропорядка в неизменности (перемены идут по постоянному циклу), препятствует проникновению извне стихийных, то есть хаотических сил, способных нарушить ритм жизни (в культурах Дальнего Востока эта идея доминирует, невзирая на влияние западной цивилизации. См. об этом: [Григорьева. С. 88-104].).
В традиционном обществе празднование Нового Года состояло, как можно видеть, из двух частей: разрушение старого мира и рождение нового. Тем самым в этом ритуале воплощались как идеалы, так и анти-идеалы, как нормы, так и анти-нормы. Абрахамс отмечал, что ритуал – это не только прокламация порядка, но и почти полное его отрицание [Abrahams. Р. 15.]. На примере Нового Года это видно особенно четко.
Прежде чем мы перейдем к анализу новогодней символики, коснемся проблемы противопоставления архаического ритуала и того, что условно можно назвать ритуалом современным. При деградации ритуала содержание его, смысл производимых действий утрачивается гораздо раньше гибели формы. Ритуал переходит в обычай – то есть в сакральное действо, которое значимо не для всего коллектива, а только для человека, совершающего его [Байбурин.С. 18], затем сакральность уходит и мы видим ряд действий, совершаемых в силу привычки, в силу традиции.