Смекни!
smekni.com

Буддизм в Китае и Японии (стр. 1 из 4)

Реферат

«Буддизм в Китае и Японии»


Время проникновения буддизма в Китай трудно установить. Несомненно лишь, что во II в. буддизм там уже занимал прочные позиции; его принесли монахи-проповедники из Индии и из Центральной Азии. Разнородность источников китайского буддизма обусловливала и двойственность его вероисповедного характера: вначале он был в равной мере хинаянистским и махаянистским. В дальнейшем различие между этими направлениями здесь стерлось, как в силу того что первый, теряя свое своеобразие, все больше приближался ко второму, так и в силу процесса, который советский исследователь Л. С. Васильев назвал китаизацией буддизма.

Вначале проповедниками новой религии в Китае были иноземцы. С середины III в. началось регулярное посвящение в монахи самих китайцев. К этому времени уже существовали монастыри, на китайский язык были переведены десятки сутр и другие сочинения буддийской литературы. В течение ближайших столетий буддизм завоевывал все большее количество приверженцев. В конце V в. в Южном Китае было уже около 2 тыс. монастырей, где «спасалось» 32 тыс. монахов и послушников, в VI в. монастырей было уже 2846, а их обитателей 82 700 человек. На севере страны к VII в. насчитывалось 30 тыс. монастырей и около 2 млн. монахов и послушников. Наряду с мужскими монастырями появились и женские.

Государственные власти относились сначала выжидательно и пассивно к. распространению буддизма, но уже в конце IV в. император Сяо У-ди объявил себя буддистом и построил лично для себя дворцовый храм. Таким образом, буддизм стал государственной религией, правда, без того монопольного права, которым в других случаях пользуется государственная религия. В дальнейшем отношение государства к буддизму подвергалось в Китае колебаниям от наибольшего благоприятствования в одни эпохи до запрещения и преследований в другие. Период V—VIII вв. считается «золотым веком» китайского буддизма. Тем не менее на отдельных этапах его последователи подвергались ограничениям и даже преследованиям. Это происходило тогда, когда возраставшая экономическая мощь и идеологическое влияние буддийской религии ставили под угрозу силу светской власти в Китае, а богатство монастырей и храмов разжигало аппетиты императоров. В таких, случаях большое количество монастырей и храмов закрывалось, их имущество, и прежде всего земли, подвергалось секуляризации, монахи лишались податных и прочих привилегий. Подобные меры были предприняты в 446 г. императором У-цзуном.

Сильный удар был нанесен буддизму императорскими указами, датируемыми 842—845 гг. Ими предписывалось обращение в светское состояние огромного количества монахов, не удовлетворявших сформулированным в указах требованиям; в общем число «расстриженных» представителей духовенства (на самом деле им как раз после возвращения к светской жизни предоставлялась возможность растить волосы) достигало 260 тыс. Монахи, сохранявшие свое положение, обязаны были личное имущество сдавать в казну. Количество рабов, которое оставлялось при сохранившихся монастырях, строго ограничивалось и резко сокращалось: при каждом монахе оставлялся один раб, при монахине—две рабыни. Бронзовые статуи будд и других богов переплавлялись в монету, из железных изготовлялись сельскохозяйственные орудия, драгоценные металлы поступали в казну.

Золотой век китайского буддизма кончился, но сам буддизм не только не исчез в этой стране, а временами достигал новых успехов. Подъемом, в частности, были ознаменованы XIII—XVI вв., когда в Китае господствовало монгольская династия. Хубилай-хан не только принял буддизм, но и распорядился уничтожить даосские произведения, полемизировавшие с ним. В XIII в. в Китае вновь было около 40 тыс. монастырей и храмов с 400 тыс. монахов и 61 тыс. монахинь. Тем не менее в силу ряда причин буддизм в дальнейшем не занял в Китае господствующего положения. Его соперники — даосизм и в особенности конфуцианство — оказались сильнее. Дело даже не в том, что спорадически те или иные императоры выступали с указами, направленными против буддизма; так, изданный в 1662 г. императорский указ осуждал буддизм за неосновательность проповедуемых им идей. Главная причина того, что буддизм не стал в Китае господствующей религией, заключается в той гибкости, которую проявили в отношении к нему аборигенные религии Китая, — даосизм и конфуцианство.

С начала распространения буддизма в Китае идеологи даосизма и конфуцианства проявляли к нему полную терпимость. Больше того, они даже использовали ряд элементов буддийского вероучения и культа в своем религиозном обиходе. Сам Будда был включен в даосский пантеон, где занял место рядом с Хаунди и Лао-цзы. Значительно меньшей была готовность конфуцианства к синкретизации с буддизмом, но серьезного сопротивления этому процессу оно тоже не оказало.

Буддийские проповедники иногда пытались отмежеваться от исконно китайских религий. Один из крупных буддистских деятелей Хуэй-юань, живший в IV в., заявил, что в сравнении с буддизмом конфуцианство, даосизм, как и все остальные учения, представляют собой лишь отбросы. Все же и он был не прочь включать в свои сочинения Даосские и конфуцианские термины и идеи. А в общем буддизм тоже не уклонялся от синкретизации с другими религиями, что значительно облегчало ему борьбу за распространение и особенно за влияние на народные массы.

Если эта синкретизация оказывалась возможной на богословско-философском уровне, то тем легче она осуществлялась в культовом обиходе и в сознании широких масс верующих: немалое количество храмов посвящено одновременно буддистским, даосским и даже индуистским божествам. Правда, в этих храмах изображения не буддистских божеств и святых занимают несколько подчиненное положение, если Будды стоят, то другие сидят и т. д. Тем не менее мирное сожительство богов разных религий символизирует сосуществование самих этих религий.

«Миролюбие» даосизма и конфуцианства в отношении буддизма облегчило последнему выживание и приспособление к условиям Китая. Но в периоды, когда буддизм достигал особой силы и начинал предъявлять претензии на монополию, возникала острая борьба между религиями. И в ходе истории коренным китайским религиям удавалось помешать буддизму занять господствующее положение.

Этому способствовало еще и то, что, проникнув в Китай, буддизм стал подвергаться процессу «китаизации» как в идеологии и догматике, так и в культе. Перевод священных книг на китайский язык не мог не повлечь изменений в его идеях, ибо специфическая, буддийская терминология выражалась на китайском языке привычным даосским лексиконом. Со временем все большее влияние на буддизм оказывало конфуцианство, и здесь дело было уже не в одной терминологии. В специфически китайском духе менялся пантеон буддизма, преобразовывались представления о сверхъестественном мире, об угодном богам поведении людей, о «надлежащем» культе.

Сам Будда все больше отходил на задний план, уступая место, правда, не даосским богам, но буддистским же бодисатвам, претерпевшим в условиях Китая специфические изменения. Интересен приводимый в монографии Л. С. Васильева подсчет количества изображений разных богов в храмовом комплексе Лунмыня: «Если в VI— VII вв. в дотанском Китае великий Будда по традиции еще стоял на первом месте (ему было посвящено 43 надписи, Майтрейе — 35, остальным еще меньше), то начиная с Тан картина изменилась. На передний план вышли типично китайские, т. е. получившие особую популярность именно в китайском буддизме Амитаба и Гуань-инь. В результате общий подсчет количества изображений и надписей в том же храмовом комплексе Лунмыня, который формировался в основном с V по IX в., дал следующие результаты: число надписей, посвященных Будде, в храмах Лунмыня равно 94, тогда как на долю Амитабы приходится 222, на долю Гуань-инь — 197. Только Майтрейя по-прежнему уступал Будде — ему посвящены 62 надписи».

Каким образом буддийские боги меняли свой облик и характер на китайской почве, можно видеть на примере Майтрейи. В китайском варианте этот грядущий Будда превратился в толстобрюхого идола с несколько идиотической улыбкой; по исконно китайским представлениям, большой живот должен был символизировать богатство и довольство, которые будущий приход Майтрейи на землю принесет людям. Другие буддийские боги тоже получали в китайском варианте функции далекие от метафизической бесплотности и от стремления к нирване; в частности, Амитаба должен был обеспечивать верующим посмертные райские удовольствия. Примечательную эволюцию пережил образ Авалокитешвары. Около VIII в. он превратился в богиню, по имени Гуань-инь, функцией которой являлось покровительство материнству и младенчеству, лечение от бездетности, а также доставка душ умерших в рай, глава которого Амитаба считался отцом этой богини. Вообще Гуань-инь воплощала в своем облике милосердие и благожелательность, уравновешивавшие в фантазии верующих психологическую нагрузку от чудовищных драконов, которых в буддийском пантеоне было много, особенно в его тибетском варианте, проникавшем в Китай не менее интенсивно, чем южный хинаянистский.

Идолопоклонническая фетишистская сущность буддийского культа богов нашла в Китае особенно яркое выражение. Буддийские храмы были здесь больше, чем где бы то ни было, заполнены статуями богов, которым воздавался фетишистский культ. При освящении нового идола ему смазывали глаза, рот, нос, уши, а иногда руки и ноги кровью или красной краской. Беттани сообщает о таких особенностях культа богов-идолов в Северном Китае, особенно в Пекине: «Принято всякие статуи, медные, железные, деревянные или глиняные, снабжать внутренними органами, согласно китайским, не совсем, впрочем, правильным, понятиям об анатомии; но головы у них всегда делаются пустыми (!). Брюшные органы окутаны большим куском шелка, исписанным молитвами или заклинаниями, и состоят из мешка с золотом, серебром, жемчугом и пятью главными сортами зерна». По существу здесь нет отличия от первобытного фетишизма и идолопоклонства. Сообщая эти и многие другие материалы о китайском буддизме, Л. С. Васильев пишет, что у крупного зарубежного ученого де Гроота вызвала удивление противоречивость буддийской идеологии в ее китайском варианте. В частности, оказывается, что в китайских источниках содержится немало упоминаний об участии буддийских монахов в военных действиях. Это-де никак не согласовывается с буддистскими заповедями «не убий», «не тронь ничего живого» и т. д. Примирение противоречия или, как кажется, считает вслед за де Гроотом и Л. С. Васильев, «необычного несоответствия» оказывается возможным благодаря одному тексту из писаний буддийского писателя начала V в. Кумарадживы. Он усмотрел в призыве к сохранению всего живого санкцию «в вооруженной борьбе отстаивать... подвергаемых опасности людей». Это объяснение выглядит наивным. «Несоответствие», так поразившее де Гроота, является правилом почти во всех религиях. Расхождение одних верований с другими является для буддизма не исключительной чертой, а, наоборот, прямо характеризующей его, как и всякую другую религию.