Волков В. А.
В исторической науке события Смоленской войны, как правило, соотносятся с Тридцатилетней войной 1618-1648 гг. - первым масштабным всеевропейским вооруженным конфликтом. Однако, при очевидном антипольском, а в итоге и антигабсбургском курсе Московского государства, включение России в группировку стран, борющихся с Католической лигой и Империей Габсбургов, стало бы большой и серьезной ошибкой. Русское правительство, используя благоприятную международную обстановку, стремилось решить свои территориальные проблемы, порожденные неудачным исходом войны с Польско-Литовским государством в начале XVII в. Совпадение дат - заключения русско-польского соглашения в с. Деулино и начала Тридцатилетней войны примечательно. Империя, нанося удар по протестантским государствам Германии, теперь могла рассчитывать на упрочившую свои позиции Речь Посполитую, ставшую своеобразным форпостом католического мира против серьезно ослабленного в Смутное время Московского государства, значительно окрепшей в военном отношении Швеции и все еще грозной Турции.
К началу 1630-х гг. Россия, смогла оправиться от удара нанесенного ей в начале XVII в., что стало неприятным сюрпризом для руководителей объединения католических государств, полагавших, что в момент решительного столкновения с коалицией протестантских стран и Францией, ослабленная прошлыми поражениями Россия окажется вне начавшейся в Европе большой войны. С целью нейтрализации быстро крепнувшего Московского государства, финансовая стабилизация которого была достигнута благодаря жестко контролируемой царской монополии на продажу хлеба и других важнейших экспортных товаров, Империя на долгие годы отказалась от помощи одного из первейших и надежных своих союзников - Польско-Литовского государства, действия которого были связаны нависшей над его восточными границами русской угрозой.
Для антигабсбургской коалиции, и прежде всего для Швеции, произошедшее быстрое государственное возрождение России и нескрываемая враждебность, выказанная ее правительством к Польше, открывали заманчивые перспективы для использования русской финансовой и военной поддержки. Расчеты шведского короля Густава II Адольфа, стремившегося втянуть Московское государство в орбиту своей политики, оправдались. Несмотря на заключение им 26 сентября 1629 г. Альтмаркского перемирия с Польшей, оставившего Россию по сути наедине с Речью Посполитой, правительство Михаила Федоровича, продолжило согласованную ранее со Швецией подготовку к войне с Польско-Литовским государством. Москва не скрывала намерения вернуть Смоленщину и Черниговщину, а при успешном развитии событий отвоевать белорусские и украинские земли. Свою роль сыграла не только не оправдавшаяся надежда на турецкую помощь, но и обещание военно-технического содействия со стороны Швеции. Об этом недвусмысленно говорили в Москве представители Стокгольма Ж. Руссель, И. Меллер и А. Мониер, разъяснившие русским властям причины прекращения польско-шведской войны, начатой еще при его отце Карле IX в 1598 г. Шведские дипломаты, оправдывая действия своего короля, ссылались на необходимость начала военных действий против войск союзной Польше Католической лиги, теснившей слабые армии немецких протестантов. Определенная помощь России была действительно оказана. Необходимо отметить факт передачи шведами, по прямому распоряжению Густава II Адольфа, секретной технологии отливки легких (полевых) пушек, использование которых в военных действиях давало в то время шведам решающее преимущество перед вражескими армиями. В январе 1630 г. в Москву приехал пушечный мастер Ю. Коет, наладивший производство артиллерийских орудий нового образца. В 1632 г. под техническим руководством другого посланца шведского короля А. Виниуса основаны тульский и каширский оружейные заводы. Впрочем, содействие Густава II Адольфа в техническом переоснащении русской армии и пополнении ее нанятыми в Германии военными специалистами, было щедро оплачено поставками русского хлеба. Швеция, испытывавшая серьезные финансовые трудности, могла содержать огромную армию, насчитывавшую в 1632 г. 147 тыс. человек, лишь за счет французских субсидий и спекуляций русским зерном, перепродававшимся затем в Голландии. За шесть лет (1628-1633 гг.) санкционированный властями вывоз из России дешевого хлеба принес королевской казне чистого дохода 2 408 788 рейхсталеров. На это обстоятельство первым из исследователей обратил внимание К.И. Якубов, позднее его расчеты были подтверждены Б.Ф. Поршневым.
Приведенные факты свидетельствуют о том, что Россия, не участвуя в Тридцатилетней войне, поддерживала те воюющие государства, на помощь которых она могла рассчитывать в предстоящей борьбе с Речью Посполитой. Но отсутствие формального договора о взаимодействии русских, шведских и турецких войск спасло Польшу от неминуемого разгрома. В решающий момент военного столкновения Москва оказалась один на один с Польско-Литовским государством, еще в 1628 г. проинформированном французским правительством о начатой в России подготовке к войне с поляками. Благодаря этому предупреждению, Речь Посполитая спешно заключила мир со Швецией и сумела подготовиться к отражению русской атаки на Смоленск.
Обзор событий Смоленской войны необходимо предварить кратким перечнем ошибочных, с нашей точки зрения, утверждений и предположений, высказанных историками, изучавшими внешнюю политику России 30-х гг. XVII в. и военные действия русской армии в годы этого вооруженного конфликта.
Так, Б.Ф. Поршнев полагал, что перед командовавшим русской армией воеводой Шеиным была поставлена задача "вовсе не взятия Смоленска, а отвлечения на себя и сковывания своими превосходящими силами в Смоленске польской армии в целях обеспечения вторжения другого русско-шведского наемного войска в Речь Посполитую с запада, из Силезии". Такой вывод историк сделал достаточно вольно трактуя фразу из наказа Шеину "идти под Смоленск", а не "на Смоленск". Исследователю стоило обратить внимание на то, что в том же наказе, воеводы М.Б. Шеин и А.В. Измайлов получили приказ "под Смоленеском промышляти, и немецким людем и русским салдатом велети промышляти накрепко, и туры поставить и из наряду бить, и подкопы подвесть, и всякими меры промышлять с великим раденьем,, чтоб Смоленеск взять". Проект Ж. Русселя об организации на русские деньги нападения на западные границы Польши, на который ссылается Б.Ф. Поршнев, так и остался проектом, эти смелые планы в то время не могли быть реализованы.
В другой своей работе Б.Ф. Поршнев попытался обосновать существование "тайны Шеина", который, находясь в польском плену, якобы, присягнул на верность королевичу Владиславу. Патриарх Филарет, по утверждению Поршнева, знавший об этом добился назначения Шеина главным воеводой, рассчитывая, что нарушение присяги обяжет его биться с врагами до победы. Факт обязательства Шеина не воевать с поляками был хорошо известен современникам, привыкшим в эпоху Смутного времени к вольному обращению с присягами, поэтому данная в плену клятва вряд ли заслуживала с их точки зрения большого значения. Использование этого факта в обвинительном приговоре Шеину призвано было оправдать кару, обрушившуюся на проигравшего войну воеводы.
Излишне категоричным представляется тезис А.А. Новосельского, полагавшего, что татарские нападения 1632 и 1633 гг. оказали "самое непосредственное и совершенно очевидное действие на армию Шеина под Смоленском". Нельзя не согласиться, со справедливой критикой этого утверждения Б.Ф. Поршневым, отметившим, что "абсолютно никаких татарских набегов на рубежи Московского государства не было с сентября 1633 г. до июля 1634 г., то есть как раз в течение того почти годичного периода, когда Смоленская война круто пошла к трагической развязке и завершилась поспешным Поляновским миром в июне 1634 г. <...> Указанный интервал в истории вторжений из Крыма исключает возможность видеть в них главный фактор неудачи Смоленской войны". Последствия крымского удара по территории союзного Турции государства проявились по иному – со времени нападений 1632 и 1633 гг. заметно изменилось отношение русского правительства к обеспечению безопасности южных рубежей.
* * *
Подготовка к войне потребовала от Москвы чрезвычайных усилий и огромных денежных затрат. Основное внимание было уделено улучшению организации и вооружения русской армии. К 1630 г. общая численность московского войска достигла 92 555 человек. Однако использовать в военных операциях командование могло менее четверти всех наличных боевых сил. На городовой службе находилось в то время около 72 тыс. человек. Оставшихся 20 тыс. человек полковой службы не хватало даже для обороны границ. Необходимость реорганизации вооруженных сил была очевидной.
В начале 1630 г. в города Ярославль, Кострому, Углич, Вологду, Великий Новгород прибыли распоряжения о наборе на государеву службу оставшихся беспоместными детей боярских, которым предписывалось быть в "ратном наученье" в Москве у нанятых за границей "кормовых немцев" - А. Лесли и Ф. Цецнера. Предполагалось сформировать два полка "солдатского строя", по 1000 человек в каждом. Всем записавшимся в солдаты детям боярским было обещано "для их бедности" жалованье в размере 5 руб. на человека в год и кормовые деньги по алтыну в день. Каждый из них получал казенную пищаль, порох и свинец. Этим царским указом было положено начало созданию в России полков "нового строя".
Как видно из текста грамоты костромскому воеводе кн. П.Ф. Волконскому, первоначально власти планировали укомплектовать новые полки лишь беспоместными служилыми людьми, неспособными из-за бедности нести полковую службу "со своим городом", сформировав таким образом в дополнение к дворянской коннице дворянскую пехоту нового строя. Весьма показательно, что дворяне-солдаты не лишались сословных прав и продолжали числиться в списках Разрядного приказа.