Русская Правда
Русская Правда – нечто вроде нашего первого гражданско-уголовного кодекса – вызывала у Ключевского удивление, переходящее порой в растерянность. Он называл ее «кодексом капитала», поскольку безопасность капитала закон ценил дороже и обеспечивал заботливее личной свободы человека. Гривна (слиток серебра) служила единственной понятной мерой всего, включая чувство чести и жизнь человека.
Так, купец, торговавший в кредит и ставший несостоятельным по своей вине, мог быть продан кредиторами в рабство. Пеня в 12 гривен грозила за похищение бобра из капкана, за уничтожение полевой межи, за выбитый зуб и – за убийство чужого холопа (убийство своего холопа наказанию не подлежало).
За убийство взималась пеня в пользу князя и вознаграждение в пользу родственников убитого – головничество (отсюда, кстати, и слово «уголовник», т.е. убийца). Убийство княжего мужа или члена старшей княжеской дружины стоило 80 гривен. Убийство простого свободного человека – 40 гривен. В 20 гривен оценивались тяжкие увечья и убийство женщины... «Русская Правда как будто говорит преступнику: бей, воруй сколько хочешь, только за все плати исправно по таксе», – печально заключает Ключевский.
РУССКАЯ ПРАВДА - КОДЕКС КАПИТАЛА.
Таковы главные черты Правды, в которых можно видеть выражение господствовавших житейских интересов, основных мотивов жизни старого киевского общества. Русская Правда есть по преимуществу уложение о капитале. Капитал служит предметом особенно напряжённого внимания для законодателя; самый труд, т.е. личность человека, рассматривается как орудие капитала: можно сказать, что капитал - это самая привилегированная особа в Русской Правде. Капиталом указываются важнейшие юридические отношения, которые формулируют закон: последний строже наказывает за деяния, направленные против собственности, чем за нарушение личной безопасности. Капитал служит и средством возмездия за те или другие преступления и гражданские правонарушения: на нём основана самая система наказаний и взысканий. Само лицо рассматривается в Правде не столько как член общества, сколько как владетель или производитель капитала: лицо, его, не имеющее, и производить не могущее, теряет права свободного или полноправного человека; жизнь женщины ограждается только половинной вирой. Капитал чрезвычайно дорог: при краткосрочном займе размер месячного роста не ограничивался законом; годовой процент определён одной статьей Правды «в треть», на два третий, т. е. в 50%. Только Владимир Мономах, став великим князем, ограничил продолжительность взимания годового роста в половину капитала: такой рост можно было брать только два года и после того кредитор мог искать на должнике только капитала, т. е. долг становился далее беспроцентным; кто брал такой рост на третий год, терял право искать и самого капитала. Впрочем, при долголетнем займе и Мономах допустил годовой рост в 40%. Но едва ли эти ограничительные постановления исполнялись. В упомянутых вопросах Кирика епископ даёт наставление учить мирян брать лихву милосердно, полегче - на 5 кун 3 или 4 куны. Если речь идёт о годовом займе, то вскоре после Мономаха милосердным ростом считали 60 или 80%, в полтора раза или вдвое больше узаконенного. Несколько позднее, в XIII в., когда торговый город потерял своё преобладание в народнохозяйственной жизни, духовные пастыри находили возможным требовать «лёгкого» роста - «по 3 куны на гривну или по 7 резан», т. е. по 12 или по 14%. Такое значение капитала в Русской Правде сообщает ей чёрствый мещанский характер. Легко заметить ту общественную среду, которая выработала право, послужившее основанием Русской Правды: это был большой торговый город. Село в Русской Правде остаётся в тени, на заднем плане: ограждению сельской собственности отведён короткий ряд статей среди позднейших частей Правды. Впереди всего, по крайней мере, в древнейших отделах кодекса, поставлены интересы и отношения состоятельных городских классов, т. е. отношения холоповладельческого и торгово-промышленного мира. Так, изучая по Русской Правде гражданский порядок, частные юридические отношения людей, мы и здесь встречаемся с той же силой, которая так могущественно действовала на установление политического порядка во всё продолжение изучаемого нами первого периода: там, в политической жизни, такою силой был торговый город со своим вечем; и здесь, в частном гражданском общежитии, является тот же город с тем, чем он работал, - с торгово-промышленным капиталом. Мы кончили довольно продолжительное и детальное изучение Русской Правды. Участвуя в нём после разбора Начальной летописи, вы, вероятно, не в первый раз спрашивали себя, соблюдаю ли я соразмерность в изложении курса, ограничиваясь беглым обзором исторических фактов и так долго останавливая ваше внимание на некоторых исторических источниках. Я вижу эту несоразмерность, но допускаю её не без расчёта. Следя за моим обзором исторических фактов, вы усвояете готовые выводы; подробно разбирая при вашем участии важнейшие и древнейшие памятники нашей истории, я желал наглядно показать вам, как эти выводы добываются. В следующий час мы сделаем ещё один опыт подобного разбора.
43. Аже кто взищеть кунъ на друзе, а онъсяначнетьзапирати, то оже на ньвыведетьпослуси, то типоидуть на роту, а онъ возметьсвое куны; зане же не далъ ему кунъ за много летъ, то платити ему за обиду 3 гривны.
К ст. 43. а) В тексте первоначально было слово «скота», переправленное на «кун» («оже кто кунъ взищеть»).
В случае отказа платить деньги дело решалось с помощью свидетелей, причем должник, не отдавший денег – за много летъ – платил за обиду 3 гривны. Решающим было показание свидетелей – послухов. Слова – «за много лет», – по мнению Струмилина (28), указывают «на момент заключения оспариваемого договора (в прошлое время, несколько лет тому назад)».
44. Аже кто купецькупцюдасть куплю в куны (а) или в гостьбу, то купцю пред послухи кунъ не имати, послуси ему не надобе, но ити ему самому роте, аже ся почнеть запирати.
К ст. 44. а) В Пушк. «в куплю дасть куны».
По мнению Владимирского-Буданова, дело разрешается личною присягою кредитора. Однако смысл статьи обратный. Купец не должен брать денег перед послухами, но идет сам к роте, если его будут обвинять в присвоении денег, а он будет отказываться. Передача денег другому лицу основана на доверии к нему. Гетц (II, 226) справедливо указывает, что вст.45 (о поклаже) к роте должен идти тот, у кого лежал товар. Различие между куплей и гостьбой в том, что купля – торговые операции внутри города или в прилегающей к нему местности, гостьба – торговля с иноземными и вообще отдаленными странами. Рожков считает, что речь идет о купеческих товариществах на вере. Это подтверждается выражением «в куплю или в гостьбу»; «в основу положено доверие к известному лицу, к его добросовестности, так как свидетели совершенно неуместны и излишни» (192–193). Купец связан с другим купцом «складьством», общим участием в торговом товариществе. Это – указание на организацию торговли в древней Руси (Тихомиров. Города, 142–143).
О поклажаи
45. Аже кто поклажаи кладетьоу кого любо, то ту послуха нетуть; но оже начнеть большимьклепати, тому ити роте оу кого то лежалътоваръ: а толкоеси оу мене положилъ зане же ему въбологоделъ и хоронилъ товаръ того.
Передача на хранение товара или имущества (поклажи) происходит без свидетелей. При обвинении в утайке (начнетьболшимьклепати) идет к присяге тот, кто хранил поклажу, потому что он благодеялъ, т.е. оказывал услугу. В испорченной статье Псковской Судной грамоты доказательства невиновности также представляются на волю хранившего товар или имущество: «хочетъ самъ поцелуетъ (крестъ) или на поле лезеть, или у креста положитъ своему исцу». По Псковской Судной грамоте такое хранение товаров или денег носило название «сблюдение». Порядок этот держался с давнего времени, как показывает один из рассказов Печерского Патерика о двух киевлянах («два некаа от великых града того»), один из которых оставил своего сына Захария другому на попечение и дал ему свои деньги «на съблюдение»(Печерский Патерик, стр.9).
О резе
46.Аже кто даеть куны в резъ, или наставъ в медъ, или жито во просопъ, то послухи ему ставити,какосябудетьрядилъ,тако же ему имати.
Следует читать медъ в наставъ. Деньги давались в проценты (върезъ), зерно – в присоп (или просопъ), а медъ – в настав, т.е. с условием возвращения ссуды продуктами с надбавкой. Термин во просопъДубенский производит от глагола присыпати, «как и поныне делают, т.е. дают взаймы зерно под гребло вровень с краями, а обратно принимают от должника в уплату верхом: верх этот назывался присопъ» (Рус. Дост., вып. II, стр.80).