Смекни!
smekni.com

Иван Болотников (стр. 2 из 10)

3) сочинения иностранцев.

Сочинения иностранцев занимают значительное место и играют большую роль среди источников по интересующей нас проблеме. Наиболее подробную характеристику личности Болотникова дают Буссов и Исаак Масса. Сопоставляя рассказы немецкого и голландского мемуаристов и корректируя их по русским источникам, можно установить следующие факты и вехи жизненного пути Болотникова до начала восстания.

Исаак Масса (ок. 1587–1635) – голландский торговец, происходивший из знатного итальянского рода, выселившегося в Голландию во время реформации, кальвинист, что также повлияло на антикатолическую направленность в описании событий. Находился в Московском государстве в 1601–1609 гг. Вернувшись в Нидерланды, он составил свое «Краткое известие о Московии начала XVII в.»

Сведения Массы основаны как на его собственных наблюдениях, так и на слухах и общении со многими информированными людьми.

Рукопись Массы хранится в Гааге. Голландский текст был напечатан в издании Археографической комиссии («Сказания иностранных писателей о России», т. II, СПб., 1868). Первый русский перевод появился в 1874 г. В 1937 г. он был переработан и снабжен комментариями.

Конрад Буссов был родом из Люнебургского герцогства. В 1601 г. находился на службе у шведского герцога Карла (впоследствии короля Карла IX) в Лифляндии, где занимал важную должность интенданта областей, завоеванных в 1600 и 1601 годах шведами у Польши. Позже Буссов переселяется в Москву, где породнился с пастором тамошней лютеранской церкви, Мартином Бером, выдав за него свою дочь. По смерти первого Лжедмитрия, Буссов принужден был выехать из Москвы; он жил попеременно в Угличе, Калуге и Туле, потом снова в Калуге, где и соединился со вторым самозванцем. По убиении его, Буссов отдался под покровительство польского короля Сигизмунда III и вторично явился в Москву, где, по всей вероятности, служил в польском войске, занимавшем тогда эту столицу. Весною 1612 г. он очутился в Риге, откуда потом вернулся в Германию, где и умер в 1617 г. В 1612–1613 годах он составил на немецком языке описание событий (1584–1612), которых был свидетелем. Так как автор этого сочинения, дошедшего до нас в целом ряде списков, не был обозначен, то, по словам шведского хрониста Петра Петрея де Ерлезунда, оно долгое время приписывалось Мартину Беру, под каковым именем и было издано в переводе Н. Устряловым в «Сказаниях современников о Димитрии Самозванце». Авторство Буссова было установлено окончательно в 1850 г., и труд его был издан Куником

Петрей[8] положил мемуары Буссова в основу своего сочинения «История о великом княжестве Московском», опубликованного в 1615 г. Вместе с тем Петрей, неоднократно бывший в Русском государстве, кое в чем дополняет Буссова.

Записки о «Московском путешествии» написал аугсбургский купец Паерле[9], приехавший в Москву с товарами за несколько дней до свадьбы Лжедмитрия I, и после свержения и убийства Лжедмитрия 17 мая 1606 г. был интернирован в Москве правительством Шуйского и оставался там вплоть до заключения в 1608 г. правительством Шуйского с Сигизмундом III соглашения, по условиям которого поляки и другие лица, связанные с Лжедмитрием I, получали право выехать из пределов Русского государства. Записки Паерле содержат данные о событиях в Москве.

Интерес представляют мемуары Арсения, епископ Елассонского[10], «архиепископа Архангельского», находящегося в Кремле во время восстания Болотникова, где дается высокая оценка личных качеств Болотникова.

Важны также польские мемуары, дневники Вацлава Диаментовского (долгое время известный в литературе под неверным названием «Дневника Марины Мнишек»), Станислава Немоевского, Каспара Савицкого, записки гетмана Станислава Жолкевского и др.

Итак, иностранные источники содержат значительное количество разнообразных известий и данных о восстании Болотникова. Тексты выдержек многих из них представлены в одном из наиболее обстоятельных сборников «Восстание И. Болотникова. Документы и материалы». Данное издание снабжено комментариями и введением, написанным И. Смирновым, где дан подробный анализ и классификация источников. Автор введения, открывающего этот сборник, видит свою основную задачу в том, чтобы путем определения основного круга источников по истории восстания Болотникова и указания на характерные особенности, присущие этим источникам, дать тем, кто приступает к изучению истории восстания Болотникова, необходимую первоначальную ориентировку, которая могла бы явиться предпосылкой для перехода к самостоятельному исследованию темы сборника.

Следует отметить, что изданий источников по истории Смутного времени не так много, большинство из них относится к середине, а некоторые даже началу ХХ в. Думается, издание новых сборников документов, снабженных комментариями актуально.

Историография

Первым историком восстания Болотникова является В.Н. Татищев, который в «Истории царя Василия Шуйского» излагает и события, связанные с восстанием Болотникова. Воспроизводя в своем изложении текст «Нового летописца», он дополняет летописный рассказ данными из иностранных сочинений о событиях начала XVII в. Но его анализ ограничивается краткими замечаниями по адресу Василия Шуйского и характеристикой последствий восстания. Изданием Судебника Ивана Грозного В.Н. Татищев ввел в научный оборот законы о крестьянах и холопах конца XVI– начала XVII вв. и идею о том, что корни кризиса следует искать в борьбе крестьянства против крепостного права.

М.М. Щербатов видит свою задачу в том, чтобы найти «коренные причины» «буйства народного» и ставит вопрос об анализе восстания Болотникова как закономерного явления.

Карамзин является первым историком XIX в. писавшим собственно о Болотникове. Им были выявлены и опубликованы (в «Примечаниях» к «Истории государства Российского») основные и важнейшие источники о восстании, привлечен актовый материал (в том числе грамоты патриарха Гермогена с изложением содержания «листов» Болотникова) и разряды.

Для Карамзина восстание Болотникова – это лишь «бунт Шаховского», «дело равно ужасное и нелепое», результат «легковерия или бесстыдства», «ослепления» или «разврата» в обществе – «от черни до вельможного сана». Болотников, в глазах Карамзина, – лишь орудие в руках князя Шаховского. В изложении Карамзина Болотников – это не вождь восставших крестьян и холопов, а человек, который «сделался главным орудием мятежа» вследствие того, что, «имея ум сметливый, некоторые знания воинские и дерзость», он сумел воспламенить «других» «любопытными рассказами о Самозванце».

С.М. Соловьев и Н.И. Костомаров считали восстание Болотникова эпизодом в истории «Смутного времени», а также писали о «казацком» характере восстания Болотникова и отрицательно оценивали это и подобные выступления. В соответствии с концепцией «Смутного времени» у Соловьева, которое рассматривается им как «борьба между общественным и противообщественным элементом, борьба земских людей-собственников, которым было выгодно поддерживать спокойствие, наряд государственный для своих мирных занятий, – с так называемыми казаками, людьми безземельными, бродячими, людьми, которые разрознили свои интересы с интересами общества, которые хотели жить на счет общества, жить чужими трудами»[11]. Таким образом, восстание Болотникова – борьба «казаков» «за возможность жить на счет государства»[12]. Соловьев утверждает, что, хотя «действительно в некоторых местах на юге крестьяне восстают против помещиков, но это явление местное, общее же явление таково, что те крестьяне, которые были недовольны своим положением, по характеру своему были склонны к казачеству, переставали быть крестьянами, шли в казаки и начинали бить и грабить, прежде всего, свою же братию – крестьян, которые, в свою очередь, толпами вооружаются против казаков в защиту своих семейств, собственности и мирного труда»[13].

В.О. Ключевский восстание Болотникова рассматривает как движение определенных классов русского общества, что обусловлено общей концепцией «Смуты» как явления, в основе которого лежат действия «всех классов русского общества». В эту общую схему «Смуты» В.О. Ключевский вводит и восстание Болотникова, которое представляет собой тот момент в развитии «Смуты», когда в нее «вмешиваются люди «жилецкие», простонародье тяглое и нетяглое», превращающие своим вмешательством «Смуту» из «политической борьбы» «в социальную борьбу, в истребление высших классов низшими».

С.Ф. Платонов развивает идею В.О. Ключевского о социальном характере восстания Болотникова, при этом он переносит разрешение вопроса о предпосылках восстания Болотникова в плоскость взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, подчеркивая, что «в междоусобии 1606–1607 гг. впервые получила открытый характер давнишняя вражда за землю и личную свободу между классом служилых землевладельцев, которому правительство систематически передавало землю и крепило трудовое население, а с другой стороны – работными людьми, которые не умели отстаивать другими средствами, кроме побега и насилия, своей закабаленной личности и «обояренной пашни».[14] Кроме того, С.Ф. Платонов анализирует программу Болотникова, в качестве источника для ознакомления с которой используются грамоты патриарха Гермогена: «Болотников – первый поставил целью народного движения не только политический, но и общественный переворот».[15]

М.Н. Покровский в ранних работах решительно отвергает представление о том, что целью восстания Болотникова был общественный переворот, объясняя это тем, что если бы земли сторонников Шуйского перешли в руки холопов – болотниковцев, «переменились бы владельцы вотчин, а внутренний строй последних остался бы, конечно, неприкосновенным».[16] Позже он пересмотрел свое мнение, а его последователи пришли к выводу, что в начале XVII в. в России имел место мощный взрыв классовой борьбы – «крестьянская война» или «казацкая революция».[17]