Заимствование заглавия знаменитого сборника "Из-под глыб" связано с существованием двух "тектонических" пластов. Очевидно, что первый пласт — это то, что имели в виду составители, когда использовали данную метафору, чтобы охарактеризовать действительное состояние коммунистической системы во времена кажущегося сверхмогущества Советского Союза. Второй пласт глыб, выделяемых с помощью той же метафоры, относится к области не институциональной, а интеллектуальной - к состоянию западной советологии после крушения былого предмета ее исследований и, разумеется, к подлинному положению вещей в этой дисциплине в период воображаемой неуязвимости коммунистического строя. Рассмотрению этого второго нагромождения глыб и посвящена предлагаемая статья.
В качестве прелюдии давайте вспомним, обратясь к другой метафоре, сколь обширным и беспрецедентным было опустошение, причиненное семьюдесятью четырьмя годами советской власти. В закатные лета советской системы получила хождение острота, настолько хорошо характеризующая структурные проблемы ухода из коммунизма, что ее авторство приписывали то Л. Валенсе, то юмористу М. Жванецкому: "Нетрудно приготовить рыбный суп из аквариума, но никто еще не нашел рецепта, как из рыбного супа сделать аквариум". Ибо вспомним и то, что коммунизм был тотальной системой, охватывавшей все стороны жизни - от политики до экономики и культуры - в одном единственном учреждении - государстве-партии. И вполне логично, что система поэтому рухнула полностью и тотально, сразу во всех сферах, оставив после себя тотальную проблему реконструкции также во всех сферах общественной жизни. Ситуация оказалась столь уникальной, что России, без сомнения, потребуется целое поколение, чтобы путем импровизаций перейти из состояния "рыбного супа" назад - к "нормальному обществу".
Именно на этом фоне нам и следует судить о концепциях и категориях, которые, исходя из возможностей современных общественных наук, разработала западная советология, чтобы объяснить тогдашний советский феномен. Ибо теперь история оставила от этого некогда обширного комплекса ученой деятельности одни концептуальные руины: советология не только не смогла различить признаки грядущего крушения коммунизма, не говоря уже о том, чтобы предсказать его, но и в общем и целом оказалась неспособной объяснить причины этого крушения, когда оно уже произошло. Характеристика вышеупомянутого научного комплекса, а также попытка найти объяснение относительной неудачи, которую он претерпел, представляют собой цель данного очерка. В его рамках исследованием будут охвачены четыре основные общественно-научные дисциплины: экономика, политология, социология и их общий предок -история.
Критика советологии, разумеется, обяжет автора занять определенную позицию и по вопросу о самом советском феномене. Статья завершится предложением авторской "модели" того, чем, по его мнению, являлась в основном советская система. Но равно важным будет в нашем начинании и анализ собственно советологии как главы истории западной интеллектуальной мысли. По всей видимости, советология говорит нам столько же о себе самой, как и о бывшем Советском Союзе, потому что представляет собой согласованное усилие применить на междисциплинарном уровне большинство новейших достижений в области общественных наук, сфокусировав их на главной проблеме современности - коммунизме. А общественные науки, в свою очередь, представляют собой согласованное усилие приложить модель естественных наук ко всей совокупности человеческих отношений
Относительная неудача советологии поэтому должна поведать нам нечто важное как об ушедшей советской системе, так и о нашей западной культуре, ее ограниченности, равно как и ее возможностях. Конечно, может быть, выходом из постсоветского концептуального "супа" окажется путь, ведущий нас вспять к состоянию невинности, предшествовавшему возникновению общественных наук. Ибо урок, который следует вынести из относительной неудачи советологии, вполне может состоять в том, что политические и идеологические феномены не сводятся к социальным факторам, но развиваются согласно собственной логике.
СОВЕТОЛОГИЯ И НАУКА ОБ ОБЩЕСТВЕ
Хотя формальное изучение политики и общества старо, как древние греки, идея общественной науки сравнительно нова и возникла в развитом виде только в XX в., т. е. в то же время, когда и сам советский коммунизм появился на общественной арене До Второй мировой войны наши высшие учебные заведения имели лишь два основных факультета -гуманитарных и естественных наук. Только после войны выделилась третья большая область знаний -общественные науки, для которых в университетах создается особый, третий по счету, факультет. Одновременно изменился и сам дух исследований человека в обществе То, что у французов было принято называть "les science humaines" (наука о человеке), а у немцев -"Geistewissenschaften" (наука о душе), в значительной степени оказывалось проникнутым духом гуманитарных наук, а они считались чем-то отличным от точных, или естественных, наук. То, что американцы окрестили "общественными науками", выступало с претензиями стать по возможности как можно ближе к естественным наукам, сделаться такими же, как они. До этой "бихевиористской революции" зарождавшиеся общественные дисциплины ютились в университетах в качестве придатков к таким традиционным предметам, как философия и право, или, что вполне естественно, они вообще оставались за пределами курсов. Так было в Лондонской школе экономики и во французском Институте политических исследований. Однако после 1945 г. в Америке все общественные дисциплины собираются воедино под одной обширной позитивистской крышей - их собственной.
Советология достигла зрелости целиком в эру бихевиоризма, в институционном же плане она развивалась в пределах третьей, новой отрасли знаний - общественных науках Последние же были развиты советологией как сфера применения общих общественно-научных методологий к проблемам коммунистического мира. Новая специализация первоначально рассматривалась как часть весьма юной отрасли общественной науки, именовавшейся "региональными исследованиями", т. е. исследованиями языков и общественных институтов того или иного региона, примером которых могли быть, скажем, Латинская Америка или Ближний Восток. Но вскоре исследования советского "региона" многократно возросли как по объему, так и по уровню методологии, став отдельной сферой советологии, причем такому их развитию активно способствовали специальные исследовательские институты, подобные Русскому исследовательскому центру Гарвардского университета или Русскому институту при Колумбийском университете. Такая специализация и профессионализация вначале возникла в американских университетах, позднее примеру их последовали в Западной Европе. И наконец, в эпоху перестройки и гласности результаты этого начинания достигли Советского Союза, где ученые надеялись, что западная советологическая наука поможет пролить свет на тяготы, перенесенные их страной. Перед западными учеными теперь возникла профессиональная обязанность проинформировать своих коллег на Востоке о природе товара, который те начали получать.
Социальная и бихевиористская наука об обществе претендует на то, чтобы дать знания о культуре и институтах, созданных человеком для себя. В этом смысле наука об обществе стара, как "Политика" Аристотеля. И в самой своей основе аристотелевский анализ политических и общественных форм, а также опыта реализации силы общества так никогда и не был превзойден, ибо определенные аспекты знаний о нас самих, которыми мы обладаем, не имеют совокупного характера. Но современные общественные науки претендуют на то, чтобы пойти дальше этих вечных истин о человеческом естестве и предложить постоянно расширяющееся совокупное знание о нашем меняющемся общественном мире. Общественная наука в этом современном и якобы совокупном качестве стала возможной только после "научной революции" XVII в. И произошло это благодаря тому, что человечество тогда впервые разработало такую форму знаний, которая была полностью эмпирической и одновременно систематизированной в универсальные и часто математические законы. И как таковое это знание считалось неоспоримым, чтобы не сказать непогрешимым. То было знание, которое до тех пор приписывалось лишь Богу. В период Просвещения в XVIII в. предпринимается первая попытка систематически применить эту модель знаний к делам человеческим, с тем чтобы создать науку о человеке и обществе. Великим ее прототипом стала "Энциклопедия" Д'Аламбера и Дидро. Кульминация же данного направления в XIX в. -позитивизм О. Конта, впервые употребившего слово "социология" для обозначения науки, возникшей в результате этих усилий.
В сфере практического, эмпирического применения этого течения первой из новых дисциплин появилась "политическая экономия" - в течение полувека, прошедшего после опубликования "Богатства наций" А. Смита (1776 г.). К исходу XVIII в. она обрела и формальный академический статус. Второй институционно оформившейся дисциплиной стало то, что мы теперь называем политической наукой, которая начала вычленяться в 1880-е гг. Последней появилась социология, возникшая как отдельная дисциплина в 1920-30-е гг. из некого сплава трудов Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма (что характерно, например, для структурного функционализма Т. Парсонса); с конца 30-х гг. в нее вошло многое из Маркса, а кое-что из де Торквелли добавилось уже после Второй мировой войны. После войны и во многом благодаря ей эти общественные науки проникли и в великую дисциплину-прародительницу - историю, которая на деле была древнее Аристотеля.
В течение 40 лет после Второй мировой войны все четыре дисциплины этого нового мира науки об обществе пережили такую же огромную "смену парадигмы" в области исследования коммунистического строя: "тоталитарная модель" сменилась "теорией модернизации". Первая стремилась истолковать коммунистические системы в основном "верхушечно" - как продукт идеологии и политической воли. Рассмтариваемая под таким углом зрения советская система родственна нацизму и фашизму, а потому радикально отлична от западных демократий. Вторая модель, появившаяся в 1960-е гг., стремилась объяснять советскую систему в основном "снизу" - как продукт жизнедеятельности универсальных социальных и экономических сил, а потому отличную только в степени, но не по существу и типу, от других "современных" или "модернизирующихся" обществ. Но как, же развивалась эта далеко идущая смена парадигмы в каждой из четырех общественных наук?