Смекни!
smekni.com

Русская литература и крестьянский вопрос (стр. 11 из 14)

Изгоями в русской дервене становились люди ленивые, равнодушные, слабые и отчуждало их само же крестьянское общество, сплочённое хозяйским отношением к земле, но в героях деревенской прозы даётся нам совсем уж обратный пример и мы видим, что в советское время бедность достаётся в уплату за трудолюбие, а лишними оказываются люди самостоятельные и сильные духом. Он изгой добровольный, этот русский человек. Они живут на отшибе, держутся в особицу. Сами по себе. Чудики, правдоискатели, они воспринимаются окружающими враждебно, потому что как бы вмешиваются в общую жизнь - в стремление всё понять или всех уравнять перед законом. А в Бога не верят. Сознательно - все они безбожники. Единоличники даже по вере своей, понимающие Бога с его судом как "начальство", готовые и этому начальству, небесному, возразить. Так ухмыляется Кузькин, когда слышит: "Терпение - это Бог в нас". Но терпел - и будет терпеть. Или вот как Иван Африканович, который Библию сменял на гармонь, чтобы жизнь сделать повеселей, и сам твердит "жизнь есть жизнь", ходит под Богом. А взбунтуется, вырваться захочет на свободу, на себя одного понадеется - будет самой же этой жизнью наказан. Великая тайна народной души - её терпение. Казалось, определяющее, что увидели в своих героях - это терпение. Только вот терпеть - значит для них найти в себе силы к сопротивлению.

Эта жизнь, эти герои не были выдуманы. Призванные сказать правду о гибнущих деревнях, изобразили вдруг в своих мужиках и бабах силу удивительную, непокоримую, исходом для которой, однако, становится бессмысленное исчезновение. Чудики сгорают, бросаясь как мотыльки на неведомый свет. Правдоискатели, как ни тяжела уже была их судьба, калечатся, несут в себе разрушительный дух сиротства, бездомность. Праведники гибнут. Трагедия крестьянской жизни оказывается в том, что её невозможно прожить в одиночку, как будто человек в этой жизни такая вот пчела или муравей, существование которых подчиняется только общей цели и не имеет без неё смысла. Порушили муравейник. Разворотили улей. Всё опустело, но нельзя опустошить никому и никогда этой великой цели! Вот почему пчёлки эти да муравьи - соль русской земли. Только они связаны с ней притяжением этой цели, только они свято подчинятся ей, соберутся в целое и своим трудом примутся возрождать разрушенное да разорённое, однако, не в силах ничего изменить и обновить в том, что построят, то есть нарушить вековечное задание. Они должны погибнуть или построить такой же муравейник, неотличимый от когда-то порушенного, такой же улей. Всё вернут на своё место, даное свыше, на круги своя. Они и есть народ, хранители земли, её трудолюбивые и преданные дети, хоть со всех сторон их-то жизнь кажется бессмысленной, механической, абсурдной, рабской.

Взгляд крестьянских писателей не был посторонним, но в мытарствах деревенских героев изображается только абсурд, механическая, бессмысленная жизнь людей на отнятой у них земле. В жизни колхозных муравейников они увидели непроглядную черноту, а единичные примеры хорошего, как в публицистике Можаева, все обращены к опыту, перенимаемому из прошлого. И даже защищая деревню реального времени, то есть сам уклад деревенской жизни, как будто оберегали прошлое. Здесь опять же обнаруживает себя то мышление, для которого прошлое является единственным источником и началом всего хорошего, но скрыто в нём прежде всего глубокое неприятие новой реальности. Это значит, что они не хотели принять реальность новой деревни, с победой в ней веления государства над хотением мужика и даже с последующей сокрушительной победой колхозников над государством, когда они уже с выгодой для себя разваливали дармовое "сельское хозяйство". А глядя на колхозный муравейник, не могли найти объяснения, почему же люди не ищут для себя из него выхода, как смогли прижиться и что такое на земле родимой строят... Солженицын: "Долгие десятилетия мы истощали колхозную деревню до полного отобрания сил ее, до полного отчаяния - наконец, стали ей возвращать ценности, стали вполне соразмерно платить - но ПОЗДНО. Истощены ее вера в дело, ее интерес. По старой пословице: отбей охоту - рублем не возьмешь." Абрамов: "Исчезла былая гордость за хорошо распаханное поле, за красиво поставленный зарод, за чисто скошенный луг, за ухоженную, играющую всеми статями животину. Всё больше выветривается любовь к земле, к делу, теряется уважение к себе".

Утопия крестьянской власти

В этом честном взгляде честных людей заложена всё же своя идеология и даже психология. Их одержимость идеей возрождения русской деревни была ни чем иным, как скрытой мечтой о крестьянской власти, сущность которой, по определению Чаянова, и состояла в "утверждении старых вековых начал, испокон веков бывших основой крестьянского хозяйства". То есть эта идея могла быть осуществимой только со сменой самого типа власти в России, где землёй распоряжалось гигантское государство, постоянно нуждавшееся в мобилизации всех своих ресурсов, и, как следствие, в модернизации. Крестьяне во все времена стремились скрыться от его присутствия, обособиться, а в сопротивлении этом зарождались и возникали уже своего рода потайные формы жизни, законы, понятия. Это тот самый "огромный резервуар реакционности", и психологической, и идеологический, наполненный прежде всего отрицанием каких-либо новых начал. Поэтому всё новое вводится принудительно, то есть приводится в исполнение государственной машиной со всем её арсеналом тупых и бездушных мер, отчего даже разумные решения доводятся до абсурда, достигая обратной цели. Поэтому источником крестьянских возмущений, от малых до великих, когда это сопротивление превращалось в открытую борьбу, было всегда недовольство н о в ы м. По сути, это значит, что приемлют один порядок - CВОЙ, и только одну власть - СВОЮ.

Вот что вынашивалось, передавалось от дедов и отцов: знание того, как всё должно быть устроено. Когда крестьяне получили по царскому манифесту от 17 октября 1905 года свободу слова и собраний, то во всеуслышание предъявляли свои требования к государственной власти. Вот одно из обращений, которых были тысячи и тысячи: "Приговор сельского схода крестьян с.Аграфениной Пустыни Рязанского уезда". Земля должна быть ничьей, а общей, потому она божья и не может быть создана человеком, поэтому пользоваться землёй может всякий, кто захочет заниматься земледельческим трудом.

Жить по этому порядку мужики начинают тайком, то заводя "дальние пашни", чтобы не платить податей, то пускаясь в бега, не признавая над собой никакой власти, поэтому крестьянская жажда справедливости веками уживалась с обманом и своеволием. Поразительно, но при всём своём трудолюбии и долготерпении русский мужик склоняется к такой, ни чем не ограниченной свободе, даже становится её идеологом.. Поэтому волю мужиков на государственных землях связали общей ответственностью, а на барских, дворянских - закрепостили. Да только как? Вот как описывал это крепостное право Пушкин: "Повиннности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен. Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставлять оный, как и где он хочет". После отмены крепостного права воплощением крестьянского порядка принято было считать общину. Сама в себе потаённая, она крепилась круговой порукой. Поэтому бороться пришлось и с ней, причём в полицейском режиме насаждая уже идею личной ответственности - но столыпинский передел земли с отдачей её в собственность единоличникам расколол и ожесточил деревню.

Чтобы соединить мужика с землёй, нужно устранить его нужду в земле, то есть сделать её всю общей и поделить по числу работников - тогда возможно торжество крестьянского порядка, но это уже задача власти и она должна быть крестьянской. Только высшая цель для мужика - это не власть, а земля, поэтому и стремятся мужики только к переделу земли, ни в чём в другом, как в её захвате, не желая соединяться и участвовать даже для своей и, тем более, общей пользы.. Это противоречие стало трагическим для России. Оно привело крестьянство к его трагедии, то есть уничтожению, когда миллионы мужиков, теперь уже единолично подмяв под себя все освобождёные от прежних хозяев земли, не смогли сплотиться ни в какой союз, разошлись по своим дворам - но были согнаны как скотинка в колхозное стадо или отправились на бойню. Трагическим было вмешательство в это противоречие интеллигенции: с этого момента земельный вопрос как бы отрывается от своей почвы, он приводит к борьбе с властью - и за власть. Для интеллигенции - это вопрос борьбы с государством. Для правительства - с революционными настроениями в обществе. Сельское хозяйство тогда и становится в России "идеологическим".

Исход этого сражения, однако, решался не на страницах газеток, не в тайных кружках или на думской трибуне, где боролись за свои идеи какие угодно политические силы, только не мужики. Крестьянство до революции не было сколько-то сплочённой политической силой, но в стране, почти всё население которой жило земледельческим трудом или имело деревенское происхождение, уже властвовал в сознании людей крестьянский порядок. Это то, о чём писал Короленко: "Образ царей в представлении крестьянина не имел ничего общего с дейстительностью. Это был мифический образ могучего, почти сверхъестественного существа, непрестанно думающего о благе народа и готового наделить его "cобственной землёй". Только эта г о т о в н о с т ь открывала дорогу к власти над Россией, поэтому смена власти становилась революционным заданием, а значит, разрушительной для её реальности. Но исполнение этого задания ещё не могло быть победой! Если прийти к власти - значило, по сути, провозгласить крестьянский порядок, то чтобы победить, нужно было уже-то его уничтожить и восстановить "государственное правление". И такая партия, то есть сила, в России нашлась. Она наследовала формы поведения, заложенные в крестьянских восстаниях, а сознание у революционных романтиков, которых плодила русская интеллигенция. Целью этой партии было построение коммунизма, но чтобы превратиться во всемирную коммунистическую бабочку, марксисткой теории предстояло соорудить мощный индустриальный кокон, возрождая государство.