"Повесть о новгородском клобуке"
Кириллин В. М.
Как известно, "Повесть" бытовала среди древнерусских читателей в разных литературных редакциях - Распространенной и Краткой. По мнению Н. Н. Розова и его предшественников (Ф. И. Буслаев, Ф. А. Терновский, Макарий Булгаков, Е. Е. Голубинский, В. Н. Малинин), Распространенная редакция "Повести" была составлена в конце XV в. Однако источниковедческие, идейно-содержательные и стилистические наблюдения над текстом последней подтверждают иную точку зрения (Н. И. Субботин, А. И. Соболевский, А. С. Павлов, Я. С. Лурье, Н. В. Синицына, Б. А. Успенский), согласно которой она возникла лишь после 1589 г. и является вторичной относительно Краткой редакции. Ныне найдены основания для уточнения данного взгляда. Так, поскольку в пространном "Русском хронографе" по списку 1601 г. был выявлен текст Распространенной редакции "Повести", постольку и время создания последней можно отнести к промежутку между 1589 и 1601 гг.
Между тем, нерешенным остается вопрос о времени создания Краткой редакции "Повести", изданной А. А. Назаревским. Отмечая ее сходство с Распространенной редакцией, необходимо при этом, однако, признать полную невозможность рассматривать ее как результат сокращения этой самой Распространенной редакции.
Распространенная редакция "Повести" существенно отличается от Краткой составом информации: историографической (подробности), мистико-символической (чудеса) и идеологической (провиденциальный и публицистический подтексты). И подобное богатство ее содержания есть, несомненно, показатель ее заданной по отношению к какому-то исходному материалу литературности, есть результат специальных усилий по развитию сюжетно-повествовательной структуры произведения.
Напротив, Краткая редакция "Повести" в содержательном отношении более лапидарна. В ней нет содержащегося в Распространенной редакции рассказа о предыстории белого клобука (воцарении императора Константина и его заболевании, изгнании и призвании папы Сильвестра, двух явлениях Константину апостолов Петра и Павла, явлении небесного света и гласа Сильвестру); повествуется лишь о крещении и исцелении Константина и его благодарственном даровании Сильвестру белого клобука. Сравнительно с Распространенной в Краткой редакции отсутствует значительный объем пассажей и эпизодов, касающихся истории перенесения клобука из Рима в Константинополь. В ней нет, например, красочного рассказа о приключениях клобука на море с нечестивым Индриком и благоверным Иеремией. По ее версии, пребывание белого клобука в Константинополе и отправка последнего в Новгород связаны с каким-то патриархом Увеналием вместо Филофея. При этом в Краткой редакции не упоминается император Иоанн Кантакузин и не содержатся эпизоды, повествующие: об исцелении патриарха от слепоты с чудесной помощью клобука, о позорной смерти "иного папы", о предречении устами императора Константина и папы Сильвестра, которые явились патриарху во сне тонком, будущего конца Константинополя и будущего восприятия Русской землей благодати святаго Духа, возвеличения русского царя надо всеми языки и возведения Руси в патриаршеский чин. Наконец, нет в Краткой редакции и сцены прощания с белым клобуком в Константинополе. Наибольшее соответствие между двумя версиями Повести наблюдается лишь в ее последнем разделе, несомненно, исторически самом значимом для русского предания, - в рассказе о встрече белого клобука в Новгороде архиепископом Василием Каликой. Распространенная редакция лишь несколько подробнее краткой повествует о церемониале этой встречи (всенародное оглашение истории клобука и семидневное празднование в честь его прибытия). Как видно прямые идейные задачи составителя Краткой редакции (если не говорить в данном случае о подспудных) значительно более скромны. Они вытекают собственно из ее заглавия: "Написание, чего ради великаго Новаграда архиепископы на главах своих носят белый клобук, а не яко же прочии митрополиты и архиепископы и епископы". На эту же цель указывает и одна из заключительных фраз: "И тако устроися белый клобук на главах святых архиепископех великаго Новаграда". Думается, автор этого текста стремился, прежде всего, к тому, чтобы пояснить происхождение белого клобука как предмета облачения новгородских владык. Если он и подразумевал идеи "третьего Рима" и "духовного превосходства Руси" над Римом и Константинополем, то лишь весьма косвенно, без каких-либо специальных словесных определений и в контексте общелитературной идеи о чудесном собирании на Руси различных древних ценностей светского и церковного значения - царских регалий ("Слово о Вавилоне, о трех отрок", "Сказание о князьях Владимирских") и христианских святынь и реликвий ("Сказания" о богородичных иконах "Тихвинской" и "Владимирской"). Никак не артикулирована в Краткой редакции "Повести" также идея "превосходства духовной власти над светской". Наконец и "антикатолическая тенденциозность" не является специальной целью автора. Если эта тема и звучит в его рассказе, то она опять-таки сопряжена всего лишь с общей древнерусской традицией конфессионального отношения к Западу.
Содержательная бедность Краткой редакции "Повести" как раз и не позволяет думать, что некий редактор, в случае если "Повесть" первоначально бытовала именно в распространенном виде, сознательно пошел на ее столь заметное фактологическое и идеологическое усечение, отказавшись при этом от присущих ей и любимых на Руси литературно-публицистических мотивов, отражающих идеи "третьего Рима", "духовного превосходства Руси" над Римом и Константинополем, "превосходства духовной власти над светской", а также "антикатолическую тенденциозность".
Подобный вывод возникает также и в результате общего впечатления от текста Краткой редакции. Для него характерно композиционно-стилистическое единство; в нем нет явных следов процесса редакторского сокращения в виде сюжетно-повествовательных стыков, несогласованностей и т. п., так что ход изложения представляется вполне ровным и гладким. Вместе с тем Краткая редакция "Повести" текстуально не раз перекликается с Распространенной редакцией: и там, и там имеют место схожие до буквальности выражения и идентично выстроенные повествовательные пассажи и эпизоды. Сравнительный анализ последних в обеих редакциях "Повести" все-таки заставляет утверждать, что именно текст ее Краткой редакции послужил основой для формирования текста Распространенной редакции, а не наоборот. То есть именно он является первоначальной формой фиксации устного предания о белом клобуке.
В таком случае уместен вопрос о времени составления Краткой редакции. Решить его помогает ряд косвенных данных.
В "Грамоте" поместного собора русской церкви 1564 г. констатируется отсутствие "писания" относительно происхождения белого клобука и права новгородских иерархов на его ношение. Однако на этом основании вряд ли правомерно считать, что "Повести" к этому времени еще не было. В тексте указанной грамоты настораживает термин "писание" по контрасту с жанровым самоопределением Краткой редакции "Повести" - "написание". Думается, что соборяне, употребив термин "писание", имели в виду текст основательный в отношении каноническом и в плане исторической аргументации, подобный "Библии" или "Кормчей книге". Отсюда вполне допустима мысль, что их не удовлетворила бы "Повесть", то есть "написание", как вызывающее доверие свидетельство, если б она была им известна. Достаточно уже того, что в ее Краткой редакции, которая могла бы к этому времени существовать, фигурировал в качестве контрагента новгородского архиепископа Василия Калики некий никогда не существовавший константинопольский патриарх Ювеналий. Следовательно, свидетельство "Грамоты" 1564 г. нельзя безоговорочно принять как показатель того, что к моменту ее составления "Повести" еще не было.
При решении вопроса о времени появления означенного литературного текста необходимо учитывать некоторые известные летописные свидетельства.
В "Новгородской первой летописи младшего извода" сообщается, что в 1346 г., во время пребывания новгородского архиепископа Василия Калики в Москве митрополит Феогност благословил его и "дасть ему ризы хрестьцаты". Это известие воспроизводится затем в ряде новгородских летописей XV-XVI вв., но показательно то, что о нем вспоминают в конце 20-х годов XVI в. при составлении общерусского летописного свода - "Никоновской летописи". При этом привлекает внимание то, что московский летописец при упоминании крестчатых риз Василия (а ведь это знак его преимущественного положения) упускает удобнейший повод и ничего не говорит о принадлежавшем Василию белом клобуке (тогда как последний, будучи древнейшей святыней, попавшей на Русь по божественному промыслу, должен был бы восприниматься как куда более важный знак духовного превосходства). Казалось бы, справедлив вывод, что до начала 30-х годов XVI в. предание о новгородском белом клобуке ни в каком виде известно не было. Однако возможно, что такое предание к тому времени уже обрело известность. Но раз оно касалось Новгорода, то московский книжник его проигнорировал. Подобный силлогизм оправдывается пассажем по поводу хиротонии ростовского архиепископа Феодора из той же "Никоновской летописи", из статьи за 1392 г., о том, что "клобуки же белые изначала вси ношаху на Руси - и митрополиты, и епископы, и сподобившеися великиа чести архиепископьства. Вси святители на Руси белыа клобукы ношаху". Подобное утверждение могло появиться только в контексте имевших место споров об исключительном праве новгородских владык на ношение белого клобука. А последние, в свою очередь, могли возникнуть в связи с поставлением на новгородскую кафедру в марте 1526 г. архимандрита Макария, любимца великого князя Василия Ивановича, который, отправляя своего избранника в Новгород, отдал ему всю владычную казну, (видимо, и белый клобук новгородского владыки). Согласно свидетельству Сигизмунда Герберштейна, Макарий, будучи новгородским владыкой, действительно носил белый клобук. Возможно, в связи с этим и был поднят вопрос об особом достоинстве новгородского архиепископа, и возможно, вышеприведенный пассаж митрополичьего летописца о белых клобуках есть как раз реплика на претензии новгородцев.