Русскаяпрививкакмировойсатире
(ГогольиЗощенко)
ГалинаБелая
1
Говоряорусскойсатире, еёонтологическихособенностях, нельзянезадуматьсянадтемтворческимкризисом, которыйнастигкрупнейшихеёпредставителей–ГоголяиЗощенко. Какизвестно, ихсатирическоетворчествобылопрервановзените, остановленовсамойвысокойточке. Именносатирасталажертвойкризиса, втовремякаксамтворческийпроцессещёпродолжался (уЗощенко–околодвухдесятилетий).
Этадрамаопределилапутьобоихписателей: уГоголя–путьотпервоготома«Мёртвыхдуш»ксожжениютомавторого; уЗощенко–отсатирическихрассказов 20-хгодовкморализаторствув«Возвращённоймолодости», «РассказахоЛенине»идругихпроизведениях 30-хгодов. Еслипризнать, чтоэтобылпутькпоражению, тонельзянепоставитьвопросотом, былолионозакономернымилислучайным.
Исследуяэтотфеномен, начнёмсупорногоотказаобоихписателейпризнатьсебяюмористами. Говоряосвоихраннихпроизведениях, которыеоннеценил, Гогольособоподчёркивал, чтововсенезаботилсяотом, “зачемэто, длячегоикомуотэтоговыйдеткакаяпольза”. Зощенкотожеснеизменнойнастойчивостьюповторял, чтосчитатьегорассказыюмористическими“несовсемправильно”. “Подюмористическими, –объяснялон, –мыпонимаемрассказы, написанныерадитого, чтобыпосмешить, этоскладывалосьпомимоменя–этоособенностьмоейработы”.
Какмывидим, обаписателясчиталиюморчем-тонесерьёзным, “шутками”, какговорилГоголь. Такжеважно, какобаписателяопределялицентрсвоихинтересов–художественныхиэтических: это“человекидушавообще, еёзаконы” (Гоголь), “некоторыенедостаткичеловека” (Зощенко). Однакоизихжевысказыванийстановитсяясно, чтоэтотобъект (душачеловека) довольнораносталимобоимказатьсянедостаточносерьёзным. ВдумавшисьвброшенныемимоходомсловаГоголя, мыпоймём, насколькомасштабныбылиегоамбиции: онмечтало“службе”для“общегодобра”. Таккак, полагалон, мирнаходится“вдороге”, тоемукакписателюважно, чтобы“мысльостроениикаксебя, такидругихсделаласьобщей”. “Этожеланноесостояние, –писалон, –ищетсявсеми <...> никтонехочетчитатьдругиекниги, крометой, гдеможетсодержатьсяхотянамёкнаэтивопросы”.
СходныестремлениямынаходимуЗощенко. Революциядолжнабыла, поегопредположению, привестикдуховному, нравственномуобновлениючеловека, ион, писатель, хотелбыигратьрольдеятельного“посредникавхорошихделах”. “Польза”, “служба”, “общаязабота”, “посредничество”–всёэтоуобоихписателейбылопроявлениемпониманиялитературыкакжизнетворчества.
Идеяоказаласьисторическиустойчивой. Ипосколькуприменительноксоветскойсатирееёпоследствиянедостаточноизучены, остановимсянатворчествеЗощенко.
Идеяжизнетворчестваврусскойкультуре XX векапиталасьнетолькоисторическойпамятью (какизвестно, вначале XX векаонабылапопулярнойидеейисимволистов, ифутуристов): сприходомреволюцииидеяпреобразованияжизниичеловекаактивизировалась; внейпоявилосьочевидноевкраплениевульгарногоутилитаризмаиидеологическогопрагматизма, характерноедлясоветскойкультуры. Длямногихписателейонабылаконъюнктурнойтемой, дляЗощенкоонасталатемойэкзистенциальной.
Вповести«Передвосходомсолнца»осталсяследсвоегородатравмы, позволяющийреконструироватьэкзистенциальныеимпульсыЗощенко. ВовремяработывсовхозеМаньково, гдеЗощенкобылптицеводом, егоошеломиливстречискрестьянами, низкокланяющимися, целующимируку, подобострастноулыбающимися. “...Яподхожуккрестьянину. Онпожилой. Влаптях. Врванойдерюге. Яспрашиваюего, почемуонсодралссебяшапкузадесятьшаговипоклонилсямневпояс.
Поклонившисьещёраз, крестьянинпытаетсяцеловатьмоюруку. Яотдёргиваюеё.
–Чемятебярассердил, барин? –спрашиваетон.
Ивдругвэтихегословахивэтомегопоклонеяувиделиуслышалвсё: яувиделтеньпрошлойпривычкижизни. Яуслышалокрикпомещикаитихийрабскийответ. Яувиделжизнь, окоторойнеимелпонятия. Ябылпоражён, какникогдавжизни”.
Такиевстречинемоглипройтибесследно. Ониусилиличувствосоциальнойвины, свойственноерусскойинтеллигенцииинеисчезнувшеепослеОктября. Даньэтойинтеллигентски-народническойтенденцииотдалиМихаилЗощенко.
Прежняялитературабылаимотвергнутакаквялаяипассивная. Судяпонезавершённойкниге«Напереломе» (1919–1920), Зощенкопослереволюциибоялся“дворянскойреставрации”влитературе; А.Блокаонсчитал“рыцаремпечальногообраза”, анадеждывозлагалналитературусгероическимпафосом, моделируяеёпоМ.ГорькомуиВ.Маяковскому. Борьбойстрадициейбылаотмеченаипробасилвпрозе: враннихрассказах («Любовь», «Война», «Рыбьясамка»идругих) былаощутиматрадицияЧехова, вскоре, однако, имотринутая: большаяформачеховскогорассказаказаласьЗощенконесоответствующейпотребностямновогочитателя. Онизбралкраткуюформув 100–150 строк, котораянадолгосталаканоническойформойегосатирическихрассказов. Онхотелписатьязыком, гдебылбывоспроизведён“синтаксисулицы... народа”. ТакродиласьпрозаЗощенко–литература, которую, улавливаяеёпафос, пародистычутьпозженазвалилитературой“длянебогатых”.
Первойпобедойписателябыли«РассказыНазараИльича, господинаСинебрюхова» (1921–1922). Оверноподданностигероя, “маленькогочеловека”, побывавшегонагерманскойвойне, былорассказаноиронически, нобеззлобно; писателя, кажется, скореесмешит, чемогорчает, исмиренностьСинебрюхова, который“понимает, конечно, своёзваниеипост”, иего“хвастовство”, ито, чтовыходитемувремяотвремени“перетыкиприскорбныйслучай”. ДелопроисходитпослеФевральскойреволюции, рабьевСинебрюховеещёкажетсяоправданным, ноужевыступаеткактревожныйсимптом: какжетак–произошлареволюция, апсихикалюдейостаётсяпрежней.
Повествованиебылоокрашенословомгероя–небезобидногопростака, попадающеговразличныекурьёзныеситуации. Допорыдовременионкажетсячитателюпочтигоголевским–страдательным–героем. Ноповедениетакихгероеввнапряжённыхситуацияхобнаруживает, чтоонипассивны, поканепонимают, “чтокчемуикогобитьнепоказано”, нокогда“показано”, онинеостанавливаютсянипередчемиихразрушительныйпотенциалнеистощим: онииздеваютсянадроднойматерью, ссораиз-заёршикаперерастаетв“цельныйбой” («Нервныелюди»), апогонязанивчёмнеповиннымчеловекомпревращаетсявзлобноепреследование («Страшнаяночь»).
ПоразившийЗощенкоразрывмеждумасштабомреволюционныхсобытийиконсерватизмомчеловеческойпсихикисделалписателяособенновнимательнымктойсфережизни, где, каконсчитал, деформируютсявысокиеидеииэпохальныесобытия. Наделавшаямногошумафразаписателя: “Амыпотихонечку, амыполегонечку, амывровеньсрусскойдействительностью”–вырасталаизощущениятревожногоразрывамежду“стремительностьюфантазии”иреальнойрусскойреволюцией. Неподвергаясомнениюсамуидеюреволюции, Зощенкосчитал, однако, что, проходясквозьрусскуюдействительность, идеявстречаетнасвоёмпутидеформирующиееёпрепятствия, коренящиесявпсихикечеловека.
2
Языковойкомизм, которыйсталотпечаткомобразамыслейзощенковскогогероя, сталформойегосаморазоблачения. “Малолиделовнасветеусреднегочеловека!”–восклицаетгеройрассказа«Чудныйотдых». Горделивоеотношениек“делу”–отдемагогииэпохи, ноегореальноесодержаниеснижаетамбициозность“среднегочеловека”: “Самипонимаете: томаленьковыпьешь, тогостиприпрутся, тоножкукдивануприклеитьнадо... Женатожевотинойразначнётпретензиивыражать, тогостиприпрутся...”
Основнойстихиейповествованиястановитсясмех, формойавторскойоценки–ирония, жанром–комическийсказ. ЭтахудожественнаяструктурасталаканоническойдляЗощенко.
Еёструктуруможнопроследитьнаматериалерассказа«Жертвареволюции».
“Ябылжертвойреволюции”, –заявляетегогеройвмомент, когдавысокоценилисьреволюционныезаслуги. Читательждётописаниякрупныхсобытий, чреватыхсложностямидлятех, ктопопалпод“колесоистории”. НоврассказеЕфимаГригорьевича, “бывшегомещанинагородаКронштадта”, всёвыглядитпростоибуднично. Служилонуграфавполотёрах. “Натёряимполы, скажем, впонедельник, авсубботуреволюцияпроизошла. Впонедельникяимнатёр, авсубботуреволюция, авовторникбежиткомнеихнийшвейцаризовёт:
–Иди, говорит, кличут. Уграфа, говорит, кражаипропажа, анатебяподозрение. Живо!”
Вэтомвосприятииисториичерезпризмунатёртыхполовипропавшихчасиковужеобнаруживалосьсужениереволюциидоразмеровничемнепримечательного, едванарушившегоритмжизнисобытия. Такпродолжалосьидальше. Где-тогремятбои, где-тослышатсявыстрелы, агеройвсёдумаетопропавшихчасиках. Каквдругвспоминает, что“ихниечасики”он“самвкувшинспудройпихнул”. Ибежитонпоулицам, иберётегокакая-тонеяснаятревога: “Чтоэто, думаю, народкакстранноходитбокомивродекакпугаетсяоружейныхвыстреловиартиллерии?
Спрашиваюупрохожих. Отвечают: «Октябрьскаяреволюция». АвмысляхуЕфимаГригорьевича–толькочасикипропавшие. Услышалон, чтопроизошлареволюция, «поднажал»–инаОфицерскую”. Толькоувиделон–графаведут, арестованного, рванулсякнемупрочасикисказать, авэтовремя“мотор”изаделего, ипихнулколёсамивсторону. ТакиосталсяуЕфимаГригорьевичаследнаступне.
Ровнымперечислением: “впонедельникяимнатёр, авсубботуреволюция, авовторниккомнеихнийшвейцарбежит”–Зощенконаметилконтурымира, гденесуществуетрезкихсдвиговигдереволюцияневходитвсознаниечеловекакакрешающийкатаклизмэпохи. Патетическийпафос, возвеличиваниеэпохи, которыеЗощенкоразделялмировоззренчески, существуютвлатентной, скрытойформе. Словоавторасвёрнуто. Центрхудожественноговиденияперемещёнвсознаниерассказчика. Есливспомнитьглавнуюхудожественнуюпроблемувремени–“Каквыйтипобедителемизпостояннойизнурительнойборьбыхудожникасистолкователем” (К.Федин), тонадопризнать: художественнаяструктурарассказовнаредкостьгармонична.
Сатирическоеизображениегероявсамомсвоёмметоденеслоразвенчаниенародническихиллюзий. Стихиясатирыобразовалаособый, “отрицательныймир”–стем, каксчиталписатель, чтобыонбыл“осмеяниоттолкнулбыотсебя”. Однакогармонияицелостностьэтогомираоказалисьнедолговечными.